совсем близко ее большие глаза, в бездонной глубине которых часто
вспыхивали золотые искорки. - Просто вы угадали.
Они шли рядом по узкой тропе, то и дело касаясь друг друга руками.
Касания эти были приятны Андрею, а вот взгляд, близкий, пронизывающий,
пугал.
Пожалуй, даже не пугал, а как бы опустошал. Было отчего-то беспокойно.
В точности как на службе, когда версия, которую разрабатывал, ведя
очередное дело, внезапно рушилась, и он чувствовал себя совершенно
беспомощным.
- Вы все спрашиваете, откуда я знаю...
- Я не спрашиваю...
- Ну, хотите спросить. А теперь вот сами поняли, откуда приходит знание.
- Ничего я не лонял.
- Поняли. Или скоро поймете. Все вы разучились видеть жизнь, факты,
явления в их движении. Вы, как охотники, признаете сущим лишь того зайца,
которого подстрелили, то есть мертвого. Вы не верите живым, меняющимся
ощущениям, предчувствиям...
- Кто это-"вы"?
- Да все, люди.
Словно тень набежала, и стало вдруг зябковато.
Она что, не человек?
- Этому можно научиться, - сказала Гиданна. - Надо только верить себе, не
давать волю скепсису.
Она вдруг резко остановилась, напряглась вся.
- Слышите?!
- Что?
В поле стояла необычная тишина, ни шелеста ветра, ни щебета птиц,
никакого, хотя бы отдаленного, звука.
- Здесь это часто бывает,
- Что бывает?
- Вы должны слышать, вы умеете.
Опять захотелось спросить, но он промолчал. Не признаваться же в своей
неспособности, когда такая женщина высказывает полную в тебе уверенность.
И он поднял голову, замер, будто и в самом деле услыхал нечто. А что
там было слушать в безмолвии пустого поля? Разве что свое неровное дыхание
да сердитое урчание живота, злого от всегдашней сухомятки. На слабый
цветочный аромат он вначале не обратил внимания, решил: Гиданна
надушилась. Уловил тихий звон и подумал: "В ушах звенит". Звон этот
непонятно почему показался созвучным аромату. Или аромат соответствовал
звуку? Поди пойми.
Одно было ясно: между ними что-то общее. И будто свет над полем
изменился, стал каким-то пронзительно-серебристым.
- Смотрите, смотрите!..
Знойный воздух колыхался, вибрировал, ломал перспективу. В одном месте,
в отдалении, он вроде как сгущался или солнечный - блик был там какой-то
особенный, только почудилось Андрею, что поднялась из травы женщина с
распущенными волосами и совершенно нагая. Непонятный восторг охватил его,
нестерпимо захотелось пойти туда, к этой женщине, и, не будь рядом
Гиданны, он, наверное, и пошел бы, заторопился, как мальчишка, внезапно
уверовавший в свое счастье.
Он смущенно покосился на Гиданну, а когда снова посмотрел в поле, то
никого уж не увидел. Все так же колыхался зной, а женщины не было. Или
спряталась в траву?
- Никого там нет, - сказала Гиданна.
- Как же... я видел...
Почему-то ему очень не хотелось, чтобы это было лишь миражом.
- В такие минуты каждый видит то, что хочет видеть.
Андрей покраснел, не зная, что сказать. И нашелся:
- А что видели вы?
- Человека.
- Мужчину?
- Не знаю, - усмехнулась она.
- Не разглядели?
- Почему же. Огромный, шеи нет, руки до колен.
- Обезьяна какая-то, - ревниво сказал Андрей.
- Я его не первый раз вижу. Чего-то он хочет.
- Ясно чего...
- Чего-то он хочет, - повторила Гиданна. - То ли спросить, то ли что-то
сказать.
- Может, мне им заняться? Как работнику милиции...
- Это было бы интересно. - Гиданна скосила на него насмешливые глаза с
загадочными искорками в глубиме. - Дело о пришельцах с того света?
- С какого света?
- Вот этого я совсем не знаю. Может быть, с первого, а может, с
седьмого.
Андрей загрустил, подумал, что зря втянулся в пустой мистический
разговор, в котором ни начала, ни конца. А главное, бред этот заволакивал,
гасил радость от близости, почти доступности Гиданны, ее глаз, рук, ее
тела. Переступил в растерянности, не зная, что теперь делать. Может, взять
Гиданну за руку и повести дальше или, может, попросту обнять?..
Спохватился, что она прочтет его мысли, и заставил себя думать о работе, об
этом болтуне Аверкине, который на его месте наверняка бы не растерялся.
Искоса глянул на Гиданну, боясь увидеть на ее губах ироничную ухмылку. Но
та, казалось, совсем забыла о нем.
- Смотрите, смотрите!
И он опять увидел. Солнечный свет, заливающий поле, словно бы начал
сгущаться в один большой блик. И словно бы луч какой-то выбился из этого
светового сгустка, лег на траву, потянулся к ним, ослепил, наполнил
непонятной тревогой и погас. Слабый порыв ветра полосой прошелся по траве,
добежал до одинокой березы, растрепал вислые ее ветки.
Издали донесся тонкий вскрик электрички и будто развеял сонное
наваждение.
- Ночью был бы светящийся шар, - сказала Гиданна. - Решили бы - НЛО.
- НЛО? С другой планеты?
- Ну почему с другой?
Андрей огляделся, словно хотел получше запомнить это место, на котором
пасутся НЛО. Поле, утыканное кустами, отсеченное от горизонта высокой
насыпью, по которой беззвучно ползла зеленая гусеница электрички. По другую
сторону в точности такое же поле, только чистое, без кустов, с тропой,
убегающей к дальнему перелеску. Поле как поле, каких много. Места,
действительно, предостаточно.
Непонятно только, почему пустующее это поле до сих пор не распахано, не
утыкано будками садовоогородных участков. Может, инопланетяне машают?..
Ну уж нет, нынешних огородников никакие инопланетяне не остановят, тут
что-то другое...
- А вы напрасно не верите, - сказала Гиданна и пошла по тропе.
Андрей попытался идти рядом, но это не получилось: на узкой тропе он то
и дело оступался, отставал.
- А вы верите? - спросил машинально, совсем не думая о смысле вопроса,
весь поглощенный созерцанием ее длинной шеи, ее спины, ее бедер, обтянутых
тонкой тканью.
- Я знаю, - сказала она, не оборачиваясь, каким-то низким сдавленным
почти мужским голосом.
- Верить и знать-это не одно и то же...
Он сразу понял, что зря полез в дебри философствования. Ему хотелось
видеть в Гиданне женщину, и никого более, хотелось легкой беседы, полной
веселых намеков и иносказаний. Но разговор получался слишком серьезным, в
котором не пошутишь, а тем более не распустишь руки. Даже и не разговор, а
вроде как лекция, в которую и словечка не вставишь. Даже, пожалуй, и не
лекция, а проповедь. И обращалась Гиданна будто не к нему одному, а к
целой аудитории засушенных академиков.
- Законы существуют независимо от того, верят в них или не верят. Кто
понимает, тот всматривается в 'исторические процессы, вслушивается в
голоса природы, в самого себя, наконец, и живет в соответствии с увиденным
и услышанным. Для понимающих безболезненно происходит восхождение на
очередную, высшую ступень познания. Но много ли понимающих?
Очевидно, что немного. Об этом свидетельствует полный потрясений
двадцатый век, смятение умов, нравственное падение, какого в таких
масштабах не знала история...
Андрей даже поотстал. Жутковато было слышать все это, говорившееся вроде
совсем не к месту. К тому же голос был чужой, не Гиданны голос. Будто
какой-то зануда лектор талдычил - свое, не очень интересуясь, слушают ли
его. Хотелось забежать вперед, посмотреть, она ли говорит. Может, это лишь
слышится ему?
- Что это? Может быть, предвестие конца человеческой расы? Может, это
начало того, о чем говорили еще тысячелетия назад мудрецы Востока,
предрекавшие гибель городов, вымирание целых народов? В священных книгах
Древней Индии говорится о конце Калм Юги-темной эпохи, о жестоких
ненасытных властителях, о всеобщем развращении и господстве лжи, о власти
обезьян. Может, грядет смена эпох, гибель цивилизации, как это было с
Атлантидой?..
- Вы верите в Атлантиду? - робко спросил ом.
Гиданна не ответила, не обернулась, продолжала вса так же идти и
говорить все тем же низким хрипучим голосом.
- Существуют исчисления. Они указывают сроки перелома - середина
двадцатого века. Затем пойдут годы, когда будет решаться участь планеты. Мы
не знаем, когда и как все решится. Ни ОНИ, возможно, знают и не потому ли
зачастили к нам в последнее время. Зачем? Чтобы предупредить? Чтобы
поглядеть на нас в последний раз?..
- Кто? - спросил Андрей.
- ОНИ, - повторила Гиданна и, не оборачиваясь, повела рукой влево и
назад, показывая на отдалившуюся одинокую березу в поле.
И он поглядел туда. И опять почудилось ему какое-то сияние вдали. Сияние
быстро угасло, из него вычленился силуэт человека, здоровенного детины с
руками до колен и одетого странно, вроде как в телогрейке и шапке-ушанке на
квадратной голове. Человек этот шел через поле, прямиком направляясь к ним,
и Андрей забеспокоился: ну как алкаш какой? Не хотелось ему сейчас
демонстрировать милицейскую сноровку, совсем не хотелось. Оглянулся на
Гиданну. Та шла себе, удалялась. Он решил догнать ее, побежал по тропе, но
вдруг запнулся и упал, сильно ударившись локтем о подвернувшийся то ли
корень, то ли камень.
Гиданна ничего не заметила, не остановилась, и это обидело его. То все
знает наперед, а то не видит, что под носом. Поднимаясь с земли, со злостью
оглянулся на приближающегося алкаша, но тот будто провалился - поле было
пусто до семой насыпи, по которой все ползла, никак не могла уползти
длинная электричка.
"Черт бы вобрал всех этих инопланетян. - мысленно выругался он, потирая
руку. И тут же спохватился. - Они-то при чем? С тобой пообщаться,
поговорить хотят. По-людски. А ты вызверился? Показалось, что эту мысль
вроде кто подсказал. И вдруг совершенно ясно понял, что инопланетян никаких
нет, что он сам, всего скорей, и есть инопланетянин. И видения он вызывает
сам, своим воздействием на чтото. Гиданна вон так и говорит: каждый видит
то, что хочет видеть. И мысли не потаенно свои, а лишь часть какого-то
вселенского мыслительного процесса.
Ты мысленно подсказываешь кому-то, кто-то подсказывает тебе. И вообще,
человек существует не сам по себе, он лишь частица чего-то громадного,
всеобъемлющего. Частица, обладающая свободной волей, чтобы деяниями своими
обогащать нечто всеобщее.
Вселенский разум? Вселенский дух? Или и то, и другое, и что-то еще
третье?..
Даже о Гиданне забыл Андрей в эту минуту. Шел, не стараясь догнать ее,
боясь отвлечься, потерять вдруг охвативший его восторг всепонимания, очень
похожий на тот, что однажды испытал он здесь, неподалеку, во время ночевки
в ароматной копне сена у тихой речушки.
Место это было все ближе, вот сейчас пройти березняк, пересечь еще одно
неширокое поле. оставив слева клин молодого ельнике. А там опять россыпь
молодых березок, столпившихся вокруг светлой полянки у голубого глаза
бочажка, неглубокого, по грудь, если зайти в самую середину. Андрей будто
вновь ощутил нежное касание струй, и сам не заметил, как заторопился,
догнал Гиданну. Та, похоже было, отошла уже от своих пророческих видений,
оглянулась, ожгла его озорным взглядом.
- Почему они вас любят?
- Кто? - удивился Андрей.
- Да все.
- Интересно. - Он хотел добавять, что если бы его любили, так сейчас был
бы совсем другой разговор, но не решился сказать такое, побоялся спугнуть
наметившееся доверие.
- Вот и мне интересно. Жмет вот тут, - Она прижале руку к груди. - Что-то
нас ждет, а что-не пойму...
- Тут?..
Он бесцеремонно положил свою пятерню на ее руку и ощутил частое и
неровное дыхание. Отдал себе полный отчет, что обнаглел до крайности, но
руку убрал не сразу. И она вроде бы не торопила его. Так он и шел
некоторое время боком, полуобернувшись к ней, ловя ее ускользающий взгляд.
Что-то одинаково поняли они в эту минуту, о чем-то важном договорились.
Дальше шли, не касаясь друг друга, не разговаривая, - торопились.
У знакомого бочажка никого не было. Копешка сена стояла на зеленом
лугу, как и прежде, ровненькая, кем-то подправленная, только чуть примятая
сбоку. Возле копны Гиданна остановилась, глянула на Андрея какими-то
новыми, бездонными, почти безумными глазами. Он отшатнулся было, но
Гиданна внезапно вскинула легкие руки ему на плечи, удержала...
- ...О каких пространствах ты все время говоришь? Пространство одно-вот
оно.
Лежавший на сене Андрей поднял руку, показал на пушистые облака в
блеклом знойном небе. Опустив руку, ощутил под пальцами округлую
упругость, ту самую, которой еще полчаса назад так хотел коснуться и не
смел. Он легонько, ласково сжал пальцы и собрался уж повернуться к
Гиданне, лежавшей рядом, но та вдруг отстранилась, зашуршав сеном. Андрей
объяснил ее резкость обычной женской стыдливостью и еще строптивостью,
нежеланием выглядеть покорной. Подумалось даже, что она скажет донельзя
банальное: "Ты меня больше не уважаешь". Но она спросила совсем о другом:
- Как твое сердце?
- Сердце? А чего ему? Работает, как насос.
- Я не о том.
Он и сам знал, что не о том речь, но все ломала его гордыня: как же,
превозмог, не уронил мужского достоинства.
- А что сердце? Оно свое дело знает.
- Да, оно свое дело знает. А ты вот не знаешь.
- Сердце - насос! - Гиданна насмешливо хмыкнула, - О нет, не только. -
Помолчала и снова заговорила назидательным менторским тоном: - А ведь
зачем-то сердце оплетено сетью симпатической нервной системы, через которую
тесно связано с головным и спинным мозгом. Зачем-то тянутся к нему
бесчисленные плети церебральных волокон от блуждающего нерва.
Для чего-то напрямую связано оно с центральной нервной системой. Сердцу
до всего дело. Сигналы всех пяти органов чуств сливаются в нем в некое
шестое, каким-то образом накладываются на сложные орнаменты мыслительных
процессов и рождают предчувствие, прозрение...
Она замолчала. И вдруг спросила:
- Ты веришь в существование души?
- М-м... - замялся Андрей. Менторский тон Гиданны и это новое для него
обращение на "ты" так не вязались.
- Она в сердце или возле него, в сложнейшей системе чувственных и
предчувственных взаимосвязей организма.
- Почему же ее никак не найдут? - Ему не хотелось выглядеть глупым
учеником перед всезнающей учительницей.
- Душа-опора духовности. Не знают духовности бездушные люди, и спит
душа у особей бездуховных коллективов.
Повернуться бы к ней, обнять, и все мудрствования улетучатся. Но он не
мог заставить себя сделать это. То ли мешала ее леденящая рассудочность, то
ли что другое.
- Душа живет и здоровеет только в общении с другими душами. Тогда
возникает духовность, как новое качество сонма душ. Закон перехода
количества в качество разве тебе неизвестен?
- Как же... диалектика, - выдавал он из себя, совершенно растерянный. И
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг