При этом он посмотрел в мою сторону и понизил голос до шепота.
Кирилл Мефодиевич пытался с ним спорить, но Александр Игоревич, судя по
долетавшим до меня обрывкам фраз, отметал его доводы один за другим, Затем,
что-то пообещав, вышел из лаборатории, а я подошел к нашему завлабу и без
обиняков сказал:
- Извините, но я согласен с Александром Игоревичем. Без директора тут не
обошлось. Причину следует искать именно в его отношении к нам.
Все сотрудники лаборатории как-то странно посмотрели на меня. В их
взглядах сквозило ' величайшее изумление, как будто я открыл нечто новое. Я
еще ни о чем не догадывался, но добрейший Кирилл Мефодиевич проницательно
посмотрел мне в глаза и поспешно сказал:
- Не стоит расстраиваться, Петр Петрович, вы здесь абсолютно ни при чем.
Он еще раз с глубочайшим сочувствием посмотрел на меня, как будто это мне
отказали в почетном звании, положил руку на мое плечо и, стараясь, чтобы его
голос звучал как можно убедительнее, разъяснил:
- Я хотел сказать, что ваши взаимоотношения с Владимиром Лукьяновичем
никак не отразились... Э... э, не так... Что-то я сегодня заговариваюсь... В
общем, мне бы очень не хотелось, чтобы вы подумали, будто отказ мне или
Кардашу как-то связан с вашей размолвкой с Директором или его всемогущим
замом. Дело совсем не в этом. Понимаете?
Я согласно кивнул головой. Он снова заглянул мне в лицо и, видимо,
остался доволен произведенным впечатлением. Но на всякий случай добавил:
- Причина совершенно иная. Кое-что мне о ней известно... Я опять кивнул,
и он для пущей убедительности зачастил: - А то ведь случается, что человеку
приходит в голову взвалить вину на себя, как говорится, взять на себя
лишнее...
Еще минут десять он продолжал убеждать меня в том же, а я согласно кивал
головой, принимая правила игры. Этот поистине добрейший - человек с поистине
добрейшими намерениями уже второй раз донельзя "облегчал" мою жизнь...
* * *
Работать становилось невмоготу. То, что не отпускают средств на аппараты
для моих опытов, еще полбеды. Но подозрение о причинах неприязни директора к
другим сотрудникам, в котором так "успешно" переубеждал меня Кирилл
Мефодиевич, подтверждалось чуть ли не еженедельно. На очередном субботнике
сотрудники нашей лаборатории были названы победителями в соревновании, а в
приказе о благодарности за участие в субботнике нас не оказалось в списке.
Все это не могло не сказаться на работе лаборатории. Нам стыдно было
вспоминать о "днях былых". Спасало нас от сознания своего полного
ничтожества только то постыдное обстоятельство, что в институте дела шли все
хуже и хуже.
На прежнем уровне держался только отдел Александра Игоревича. Там с
успехом создавали в памяти вычислительной машины различные генетические
модели, и другие отделы и лаборатории подтверждали в эксперименте их расчеты.
Александр Игоревич снова предложил мне перейти к нему, и я заколебался.
Уж очень невыносимой становилась обстановка для меня. О защите диссертации
пока и речи быть не могло, ежедневные мелочные придирки вконец меня измотали
и озлобили. По выражению Тани, я "созрел для будки дворового пса". И
все-таки продолжал опыты, обходясь скудными средствами, изобретая такие
приспособления к старым аппаратам, о которых раньше и думать не смел.
Сгодилась-таки нажитая по милости Толика на роликах специальность
электрослесаря. Воистину "голь на выдумки хитра". Я проверял все элементы
формулы полигена, выясняя, какие следует изменить, а какие можно оставить. В
процессе изобретательства я получил два патента, которые, как оказалось,
вызвали зависть у многих моих коллег и даже принесли мне некоторый доход. Я
так изучил различные варианты соединений аминокислот, что иногда мог без
математических расчетов предсказать их поведение в сложных растворах.
Работа и борьба за "выживание" отнимали все мои силы, энергию, время. И
вопрос о свадьбе само собой отложился на неопределенное время. Незаметно я
как-то отдалился в эти недели от Тани, а она предпочитала и умела не
напоминать о себе.
Всего два раза мы выбрились в кино, одни раз съездили на выставку
генноинженерной техники, а потом целовались допьяна на скамейке в парке.
Пахли весной ее волосы, в глазах, глубоких и загадочных, мерцали
недостижимые искорки, и податливо и дразняще открывались ее губы под напором
моих. Я чувствовал ее дыхание то на носу, то на щеке, то на шее...
А затем состоялась защита докторской диссертации любимчика заместителя
директора Рожвой. Прошла она, как мне рассказывали, блестяще-отвратительно,
роли были четко расписаны заранее, потенциальных мятежников и независимых
отправили в отпуска и командировки, созвали из других городов надежных
"варягов".
После защиты Рожва, воспользовавшись тем, что она состоялась накануне его
дня рождения, выждав для маскировки неделю-другую, закатил пир в ресторане
на речном вокзале и заказал теплоход для ночной прогулки по Днепру. Я
подозревал, что купеческий размах празднованию был придан по желанию
Владимира Лукьяновича. Есть у людей привычки, от которых они не в силах
отказаться.
Вся эта послезащитная кутерьма коснулась меня непосредственно, потому что
Таня как бы вскользь обронила:
- Жаль, но не смогу поехать с тобой на Десну. Жена Рожвы, Тася, моя
давняя подружка. Со школы. Я должна буду пойти с ними в ресторан, а потом
покататься на теплоходе...
- Ну и друзья у тебя школьные, - проворчал я. - Как на подбор, детки или
жены именитых людей, каких-то тузов козырных.
- Такой район - такая школа. Мы же не выбираем ни родителей, ни место
жительства в детстве и юности. Хорошо еще, что позволено выбирать любимых.
Она потянулась ко мне, но я отстранился:
- Значит, принесешь себя в жертву законам дружбы? Тем более что на
праздновании будет столько удачливых молодых людей. Рожва не водит дружбу с
кем попало.
- Если хочешь, пойдем со мной.
Я захлебнулся невысказанными словами. В них были обида, ревность, злость.
Неужели она ничего не помнит? Забыла, как выступал красавчик Рожва на моей
защите? Или ей надоел неудачник? Ну, конечно, сколько можно быть
подругой-утешительницей? Не лучше ли разделить с кем-то триумф и все его
выгоды?
- Каждый заслуживает того пути, который выбирает, - сквозь зубы сказал я.
- Иди куда хочешь. На все четыре стороны вместе с розой ветров!
И ушел. Чтобы больше не встречаться с ней, а при встречах отворачиваться.
Чтобы завтра же перейти в отдел Александра Игоревича. Чтобы бежать от
предателей, врагов, сочувствующих, жалеющих, от собственного упрямства, от
верности делу, которое начинал с Виктором Сергеевичем Кому в наше время
нужна такая верность? Кто ее оценит?
...Тем же вечером я пришел к речному вокзалу. Возбужденно чирикали
воробьи. Теплый ветер нес букеты запахов. Сквозь удушливую гарь
причаливающих и отплывающих теплоходов различался запах речной воды,
похожий, на запах рыбы. Музыка возникла внезапно. Вальс. Сейчас там, в
ресторане, закружатся пары... Я пришел, чтобы наконец-то полностью
избавиться от еще одного наваждения в своей жизни, чтобы увидеть Таню
танцующей с кем-то из дружков - или теперь уже - последователей и учеников
Рожвы, а среди них немало таких же записных красавцев, как их патрон. Я
пришел, чтобы своими глазами запечатлеть, как она уедет с одним из них на
теплоходе, и он будет, обнимая, бережно поддерживать ее. Я чувствовал
тяжесть своих тренированных кулаков, а в горле клокотала бешеная ярость.
Поделом мне! Забылся? Кто ты такой? Передержаиный холостяк, заурядный тип,
неудачник с претензиями Тебя стыдно пригласить в дом, познакомить с
родителями. "После защиты". Что же, на всякий случай стоит подождать: а
вдруг вопреки всему ты выплывешь? Тем более что во времена оны и Кирилл
Мефодиевич и Виктор Сергеевич говорили... От тебя и твоего полигена ждали
чуда. Ждала и она. Желала превратить жизнь в беспроигрышную лотерею. Нет,
дорогая, так не бывает. В жизни как в карточной игре: кто не делает ставок и
не рискует, тот не выигрывает! А что выиграет тот, кто поставил все?
Например, такой, как я?..
Невольно я пошарил взглядом по земле и увидел камень. Увесистый булыжник,
неизвестно кем занесенный сюда. Если размахнуться им вон в то освещенное
окно, откуда доносится музыка, где веселятся и танцуют предавшие меня люди...
Нет, я не нагнулся к камню. Вовремя вспомнил насмешливые слова Виктора
Сергеевича о микродолях веществ, которые иногда командуют нами. Хотел бы я
видеть в зеркале свое перекошенное лицо. Демиург? Да чем я сейчас отличаюсь
от бычка или шимпа, над которыми сам же провожу опыты? Вот как все может
обернуться. Когда Госпожа Жизнь дернет за веревочку, марионетка послушно
выполняет свой танец. Но я не хочу быть марионеткой, не стану выполнять ее
команд, пусть сколько угодно дергает за невидимые нити, выдавливая микродоли
секреторных веществ и желчи. Вот так- то, Госпожа, накось, выкуси! Не
подчиняюсь. Ни здесь, на вечерней набережной, залитой волнами танцевальной
музыки, ни там, в институте. Я продолжу вопреки всему свое дело и вырву у
вас кое- какой секрет, связанный с вашей сокровенной азбукой
наследственности. Я узнаю, почему лидеры не могут существовать в стаде, и
переделаю ваши законы. Что вы на это скажете, Ваше превосходительство?
- Петр Петрович? - послышался за моей спиной знакомый, с хрипотцой голос.
Александр Игоревич. - Только пожаловали, запоздалый добрый молодец? -
Случайно здесь оказался, - забормотал я. - Ну так уж и случайно. А я там
кое-кого заметил... Он лукаво подмигнул. Без сомнения, был навеселе.
Александр Игоревич не присутствовал на моей защите и не мог знать о
выступлении Рожвы. И все же мой голос прозвучал резче, чем хотелось: - Там
нет моих друзей. Он опустил руку на мое плечо, близко заглянул в лицо: -
Меня вы из числа друзей не исключили? А возможно, и с другими поспешили?
Помните, в песне: "Не вини коня, вини дорогу и друзей не торопись менять"...
- Не тот случай, Александр Игоревич. Мне больше нравится другая строчка
из той же песни: "На земле друзей не так уж много".
- Коли так, то в самый раз повторить вам предложение. Рубите концы - и ко
мне. А?
Я хотел было ответить согласием, даже слова приготовил, но что-то сильнее
меня, что-то сидящее глубоко во мне, как стержень, не позволило
утвердительно кивнуть головой.
- Не могу, Александр Игоревич. Работа еще не завершена.
- Продолжите ее в моем отделе. Спокойно, без нервотрепки. Я немного знаю
о ваших сложностях.
- В сторону свернешь - дорогу не найдешь. А сворачивать придется, если
соглашусь перейти.
- Самую малость, - вынужден был согласиться он. - Иначе работа не встанет
в наш план.
- Возможности прежнего направления до конца не выявлены. Точку ставить
рано. Вы же помните, как начиналось...
Он понял все, что я хотел сказать, о ком напомнить.
- Думаете, я забыл о Викторе Сергеевиче? Или реже вас его вспоминаю?
Голос сначала звучал обиженно, но постепенно другие чувства вытеснили
обиду:
- Здорово нам с вами повезло, Петр Петрович, что довелось узнать Виктора
Сергеевича. Вы вот пришли позже и не так уж много работали с Академиком...
Его лицо с выпуклыми правильными чертами снова приблизилось - то, что он
говорил, предназначалось мне одному.
- У него была одна из любимейших стихотворных строчек, он ее повторял,
будто пословицу: "Так свет умерших звезд доходит"... Я ее теперь часто
вспоминаю. Ведь и его влияние на нас не слабеет, "Как свет умерших звезд". И
не только в науке... А вы, добрый молодец, не замечали, что все его ученики
чем-то похожи на него?..
От здания речного вокзала донеслись оживленные голоса, вспыхивала и тут
же гасла заезженная мелодия.
- Застолье закончилось, катанье начнется, - сказал Александр Игоревич.
Из ярко освещенных дверей выплеснулась нарядная толпа и устремилась к
пригородному причалу.
- Пошли и мы. Прокатимся! - Он рубанул воздух ребром ладони.
Я отрицательно покачал головой. И в это время заметил, что от толпы
отделился и направился к нам какой-то мужчина. Заметил его и Александр
Игоревич, бормотнул:
- За мной, что ли?
Когда мужчина приблизился, я узнал следователя-биолога Олега Ильича. Что
ему нужно от нас?
Следователь подошел к нам вплотную, кивнул на причал, спросил:
- А вы? - А вы? - В тон ему ответил Александр Игоревич и засмеялся. -
Между прочим, Петр Петрович, сей товарищ из некоего ведомства слушал,
оказывается, мои лекции в университете. И был там не последним студентом. А
стезю избрал иную... Иная деятельность клеток серого вещества его
заинтересовала. Так, что ли, Олег? Простите, забыл ваше отчество...
- Можно и без отчества, Александр Игоревич, - отозвался следователь и,
чтобы не оставаться в долгу, спросил: - А вы о чем-то не договорились?
Александр Игоревич шутливо погрозил ему:
- Психолог... - И непонятно было, с одобрением или осуждением произнес он
это слово. - Может быть, вы поможете нам договориться своими специфическими
методами? Ха-ха! А то он вот не хочет ко мне на хорошую должность, говорит:
"Рано точку ставить..."
Олег Ильич с интересом посмотрел на меня.
- Извините, Петр Петрович, за нескромный и неофициальный вопрос: а почему
бы вам и в самом деле не поработать в другом отделе?
- Вопрос, сказали, неофициальный, отвечать на него необязательно.
- Обиделись? Он действительно не связан со следствием. Но я уже давно
вращаюсь, так сказать, в вашем институте. Волей-неволей выяснил обстановку.
Для вас она складывается неблагоприятно. Так почему бы вам не перейти "под
сильную руку"?
Он блеснул заговорщицким взглядом на Александра Игоревича
Ну что я мог ему ответить? Рассказать, как начинал работу над полигеном Л?
Но, видимо, он не зря так долго "вращался" у нас и успел узнать больше,
чем я предполагал. В его голосе прозвучало уважение, когда он спросил:
- Верность долгу? Верность памяти?
Я молчал. Александр Игоревич делал ему какие-то знаки, а он то ли не
заметил их, то ли пренебрег ими. С завистью сказал:
- Редкий у вас был учитель. Александр Игоревич засмеялся: - То же самое я
говорил только что Петру Петровичу. - А он? - Что он? - не понял Александр
Игоревич. - Он согласился? - Кто-то из нас троих пьян, - сказал Александр
Игоревич. - И это не я. Как же он мог не согласиться, если даже вы пришли к
тому же выводу. - Я сделал много выводов - Так поделитесь с нами, черт
возьми! - Рано, - серьезно, даже хмуро ответил следователь - И не уверен,
обрадуют ли они вас.
Он говорил нам обоим, но смотрел только на меня. Взгляд стал холодным и
цепким. Олег Ильич о чем-то раздумывал, что-то взвешивал, быть может, в
последний раз.
Стало зябко.
От пристани по реке уходил белый светящийся дом, окутанный дымом музыки и
веселья.
Потом я долго еще бродил по улицам один. Надо было привести в порядок
свои мысли. Я наблюдал, как ночь постепенно убирает лишние декорации -
сначала растворились в темноте деревья, затем - памятники, соборы. Еще
оставались плывущие корабли домов, похожие на тот, в котором уплыла от меня
Таня. Но одно за другим гасли окна, словно корабли уходили все дальше по
невидимой реке. А взамен окон в темном небе тонкие желтые лучики первых
звезд проступали все ярче, наливались золотом и багрянцем, и я остался
наедине со звездами и своими невеселыми мыслями...
* * *
Об этом "госте" в институте мы слышали уже недели две назад. Не было
сотрудника, не обсуждавшего и не переживавшего новость. Многие его видели,
некоторые даже успели пообщаться. И все единодушно считали, что с его
помощью Евгений Степанович замыслил сокрушить отдел Александра Игоревича.
Однако никто не предполагал его появления в нашей лаборатории.
Я несколько дней проболел и потому был как бы на время выключен из общей
лихорадки, сотрясавшей наш институт после смерти Виктора Сергеевича.
И вот неожиданно из директорской приемной позвонили Кириллу Мефодиевичу и
предупредили о "посетителе", а он оповестил сотрудников. Наверное, я
волновался больше других: во- первых, не встречался раньше ни с чем
подобным, если не считать примитивных промышленных роботов, а во-вторых, у
меня были свои предположения на этот счет.
Он появился сразу же после обеда: ловко переступая на суставчатых ногах,
небольшой, метра полтора в вышину, матово поблескивая пластмассовыми и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг