вычислительных машинах, тесно сотрудничал с отделом Александра Игоревича и
только затем пересаживал зародыш самкам. Но даже при таком методе не мог
избежать нежелательных последствий. По- прежнему самые лучшие животные,
которых я получал, не годились для содержания в стаде, каждое требовало
индивидуального ухода и. отдельного загона. Если же они оказывались в стаде,
возникали конкурентные схватки, ведущие к массовой гибели. И у потомков их -
я проверял на белых мышах - в отдаленных поколениях проявлялась
агрессивность до тех пор, пока сохранялись отличительные положительные
качества. Я попал в заколдованный круг и сам стал таким неистово агрессивным
и раздражительным, что это начинало сказываться на отношениях с близкими
людьми.
А весна между тем вела свое наступление. Небо то поднималось
высоко-высоко, то набрякало и опускалось низко, чтобы затем загрохотать и
покрыться серебряной филигранью молний. После грозы солнце изламывало лучи о
чисто вымытые, веселые окна.
Однажды я провожал Таню до знакомого перекрестка. Под деревьями еще
дождило, тени были мокрыми, но среди них уже разгуливали, росли на глазах
пятна червонного золота, и ярко вызолоченные края облаков наливались
багрянцем. Прижав к себе ее руку, я сказал жестко, в новом своем стиле:
- Ну вот что, или ты приглашаешь меня к себе, или немедленно выходишь за
меня замуж. Финита ля комедиа.
- Подожди еще немного.
- У моря погоды? Диссертации в ближайшем будущем мне не защитить, на
лучшую должность не переведут, квартиру не дадут, даже отдельную комнату в
общаге не выделят.
- Снимем комнату. - На какие шиши? - На мою зарплату, дурачок. Я же тебе
говорила. Один наш знакомый уезжает в Алжир на два года. Нужно будет только
выплачивать за его кооперативную квартиру... - Таня, но зачем все это? Она
вздохнула и жалостливо - если бы не разница в возрасте, я сказал бы
"по-матерински" - погладила меня по голове.
- Придется открыть тебе секрет. Евгений Степанович уйдет от нас. - Откуда
тебе известно?
- Секрет изобретателя. А тебе знать необязательно.
- Но какое отношение к нашим делам имеет Евгений Степанович?
Она опустила голову. - Ладно, мучитель, слушай. Видишь ли, у него есть
сын. - Знаю. Видел пижона. Работает в НИИ биофизики... - Евгений Степанович
очень самолюбивый человек и обожает своего сынулю. А сынуля не очень
самолюбивый и твердит, что обожает меня. А я - два раза наоборот - не обожаю
ни сына, ни отца. Усек? - Допустим. И что из этого следует? - А то, что,
если я выйду за тебя замуж, в нашем институте тебе не то что ведущим, но и
сэнээсом не стать, пока Евгений Степанович будет председателем спецсовета по
генной инженерии. Ох, и мучитель же ты Изверг первобытный. Плезиозавр!
Вытянул- таки, довел...
Но меня уже мучило другое чувство, и в своем нынешнем состоянии я
немедленно высказал его:
- Ну и род женский. Одна другой стоит. Не успел Евгений Степанович стать
директором, как ты изволила познакомиться с директорским сынком.
- Кретин, - сказала она. - Мы с ним вместе в школе учились, а Евгений
Степанович - старый друг моего отца.
Она запнулась и с каким-то страхом посмотрела на меня.
* * *
Евгений Степанович уехал на симпозиум во Францию, и на две недели
исполняющим обязанности директора назначил... Кулебу. Новость поразила всех
сотрудников института, породив множество догадок и предположений. А сам
Владимир Лукьянович в эти дни шествовал по коридорам, как увенчанный лаврами
победитель. И походка, и вся его осанка изменились.
Вера расцвела пуще прежнего, продолжая играть "в пуговички". Ко мне
относилась с плохо скрытой насмешливой снисходительностью. Во всяком случае,
именно эти нотки прозвучали в ее голосе:
- Петр Петрович, Владимир Лукьянович просит вас пожаловать к нему сегодня
после обеда. Он примет вас в директорском кабинете. В четырнадцать
пятнадцать.
И по этой категорической добавке я понял, что и временный хозяин большого
кабинета не очень-то уважает неудачливого соискателя ученой степени.
Впрочем, и упомянутый соискатель относится к нему не лучше.
Мое отношение к новому директору и все опасения полностью разделяла Таня.
- Ну что же, я пошел к новому шефу, раз вызывает. - "Я на подвиг тебя
провожала", - пропела Таня, дурачась, тонким детским голоском - Что-то
чересчур расшалилась девчонка. Не к добру. - Не к добру, - согласилась Таня,
и я понял, что она просто хотела развеселить меня перед неприятным визитом.
В директорской приемной Вера заставила меня просидеть почти час, игриво
извиняясь и впуская в кабинет все новых "срочных" посетителей. Наконец мое
терпение истончилось до туго натянутой струны. Я резко встал со стула, и она
все поняла без слов.
- Сейчас выйдет посетитель, и вы войдете... - И совсем другим тоном -
Хотелось побыть с тобою хоть так, Петенька...
Притворяется. Зачем?
Все-таки злость мигом улетучилась. Неужели сохранилась где-то в душе
привязанность к ней?.. Невольно вспомнились горькие слова Виктора Сергеевича
о микродолях вещества, которые часто управляют нами...
Владимир Лукьянович грузно поднялся из-за стола, пошел мне навстречу с
протянутой рукой. Где-то он высмотрел этот церемониал и теперь подражал ему,
изображая большого радушного начальника.
Указал мне раскрытой ладонью на кресло напротив. Я удобно умостился в
кожаных емкостях, предполагал, что разговор будет не из коротких.
- Ну вот, Петр Петрович, не так давно мы с вами виделись здесь же, на
этом самом месте. Я это помнил слишком хорошо.
- Срок, о котором мы условились, прошел, голубчик. Так, может быть, вы
изволите доложить о результатах опытов?
- Простите, но о них я доложу директору, когда он вернется.
- Евгений Степанович поручил это дело мне. К его приезду я должен
подготовить отчет. Так что уж позвольте...
- Результатов пока нет, Владимир Лукьянович. То есть нет ожидаемых.
- Уговор дороже денег, - игриво погрозил он жирным пальчиком.
Как не похожи были и эти слова, и этот узколобый человечек с перевернутым
лицом на того хозяина кабинета, которого не могу забыть. Он словно возник на
миг из небытия - остролицый и остроглазый, быстрый в движениях и словах,
возник так ясно и зримо, что я заморгал и зажмурился.
Владимир Лукьянович понял меня по-своему. Почувствовал себя хозяином
положения. Вышел из-за стола и сел рядом со мной, закинув ногу за ногу.
Штанина туго натянулась на жирной ляжке, носок его модной туфли описывал
круги. Владимир Лукьянович явно начинал какую-то игру со мной, как кошка с
мышкой.
- Сколько времени вам еще понадобится, Петр Петрович? - спросил он и
небрежно мизинцем сбросил пепел с сигареты.
- Не берусь определить точно, чтобы вторично не ошибиться.
- Ценю откровенность. Наиболее дефицитное качество в наше время. Правда,
в очереди за ним не стоят. Знаю о ваших затруднениях и постараюсь помочь. -
Он хотел выглядеть заботливым, всепонимающим "батей", который и обласкать и
пожурить может, и облагодетельствовать, и низвергнуть в тартарары. - Так
вот, Петр Петрович, мы вам поможем с устройством быта. Вы - нам, мы - вам,
откровенность за откровенность, по-отцовски скажу: выбор ваш одобряю. На
первых порах мы вам в "гостинке" квартиру выделим.
- Но я еще не женат.
- Не будем формалистами. Это, как я понимаю, вопрос короткого времени. А
по основной работе, - он осклабился, - я вам подкину те самые синтезаторы, в
которых вы вот так нуждаетесь, - он провел ладонью по горлу. - Дал бы еще
тогда, когда вы просили, если бы сам решал...
"И был директором", - мысленно продолжил я его фразу. Она была гладкой,
хотя и несколько коммерческой, но я не верил ему, ибо хорошо запомнил его
кивок Рожве на защите. И все же, к моему стыду, какие-то сомнения
зашевелились. Он уже не казался таким отвратительным. Я разозлился на себя и
за эти сомнения, и за то, что, оказывается, могу так быстро изменить
отношение к человеку, которому не верю. Кто же я сам такой? Чего стою?
- У вас будут ТФ-синтезаторы, Петр Петрович. Новейшие, с иголочки,
импортные. Будет и остальное - все, что потребуется. Создадим новые условия
и в совхозе. Там тоже будут довольны. Но ответьте мне, Петр Петрович, можно
ли рассадить этих ваших лидеров в отдельные стада? Пусть они властвуют
каждый в своем стаде и не воюют. А некоторые показательные экземпляры
следует содержать индивидуально, как вы думаете? Ведь они будут смотреться и
каждый поодиночке, насколько я понимаю, и произведут впечатление на членов
комиссии? Мне рассказывали, что шерсть на овцах высшего качества, дубленка
выйдет - шик. Комиссия придет и уйдет, аки смерч. А вы потом будете спокойно
работать уже в новом качестве - кандидата наук и ведущего научного
сотрудника. Возможно даже, главного руководителя лаборатории.
Многоуважаемому Кириллу Мефодиевичу ведь давно пора на пенсию. Тут вам и
возможности новые откроются. Зеленый свет по всей линии. Понимаете? А сейчас
я хочу, чтобы эта наша работа поскорее дала практические результаты, с
которыми Евгению Степановичу не стыдно показаться не только в управлении, но
и в академии.
Я все понял. Да, он говорил не только от своего имени, но и от имени
Евгения Степановича. Сам он никогда бы до этого не додумался. И разговор со
мной они специально перенесли на время отъезда директора, чтобы Евгений
Степанович оставался как бы ни при чем, ведь он мог и не знать, о чем будет
говорить со мной его зам. Они хорошо рассчитали. Почему же мне не ухватиться
за протянутую руку? Почему, в свою очередь, слегка не схитрить и не убаюкать
его обещальными словами, так сказать, не заверить руководство? Ведь он берет
ответственность за весь марафет перед комиссией на себя.
Но даром ничего не дается. И если я сейчас схитрю и хоть немного сойду со
своей дороги, я уже не смогу вернуться на нее. Потому что буду уверять
других в том, в чем сам не уверен, и в конечном счете, изменив себе, стану
другим. И "дом с недоделками", который я сдам комиссии, заставит меня, как
говорят строители, лечь в фундамент для крепости.
Холодные глаза навыкате находились совсем близко от моего лица. Он не
догадывался, что я наблюдаю за ним, и как бы, давая себе отдых, снял улыбку
со своего лица и оставил его голым - со змеиными губами и тонким носом,
похожим на клюв. Пришлось повернуться к нему, и только тогда он поспешно
прикрылся обязательно-доброжелательной улыбкой. Но я уже видел - я вспомнил!
- как он выглядит без нее.
- Со всей откровенностью, как вы просили, Владимир Лукьянович, скажу вам,
что я не буду обманывать комиссию "практическими результатами нашей работы".
Он сразу понял, что переубеждать меня бесполезно. Встал со стула и
пересел в кресло напротив - в директорское кресло. Между нами была прежняя
дистанция. Его бритая, жирная, тяжелая челюсть выпятилась, взгляд был полон
предупреждающей угрозы. Но он тут же сменил угрозу ленивой пренебрежительной
ухмылкой.
- Позволю себе заметить, Петр Петрович, все сроки истекли. Мы снимем вашу
тему с довольствия... с финансирования.
Его лицо застыло под ледяной маской, подражая лицу Евгения Степановича.
Аудиенция окончилась. Жалея себя, мне нужно было уходить из института.
Но я не ушел.
* * *
("Я, Владимир Лукьянович!")
Ну что, дружки любезные, чей талант больше? Под занавес, так сказать,
открою вам одну простую истину - каждый использует силу, дарованную ему
природой. Один - способности к науке, другой - крепкие бицепсы, третий -
хитрость. Главную, так сказать, мышцу, которая в черепушке глубоко спрятана,
и не каждый догадается ее тренировать как следует. А в ней-то наибольшая
сила, ведущая к успеху во всех землях и при любых режимах. Это она позволяет
использовать людей, вышибать из них все, что тебе нужно. Какой-то человечек
прославится как талантливый математик, музыкант или шахматист. А в жизни ты
с ним такую партию сыграешь, так все ходы наперед посчитаешь, что он потом
до конца дней на тебя вкалывать будет, под твою музыку попляшет и не
заподозрит даже, для кого старается.
Чей же талант дефицитнее?
Еще древние говорили: тот, кто обеспечивает наибольшую выживаемость в
любых условиях. Стало быть, кто победил, у того и талант ценнее. Не зря ведь
природа наделила человека хитростью, выделила из всех зверей, пометив особым
знаком - выигрышным. Вот так-то, коллеги-калеки, не рядитесь, не кичитесь,
не смотрите на меня сквозь прорези ваших карнавальных масок, нет никакой
стены между нами, нет у вас ничего такого, чего не было бы у меня. Сказано
ведь: "не святые горшки лепят"...
Интересно, отчего это молодой непокорный гордец со своим полигеном Л меня
сторонится? За душой ни шиша, а в тузы метит. Играет в самостоятельность? Э,
нет, мэнээсишка сторублевый, воображай что угодно, ерепенься, сколько в тебя
влезет, ты еще поработаешь на меня, я еще на тебе поезжу!
...Какие блины умеет готовить Нинка! Гости нахваливали ее. А я и не рад.
Ведь не изменилась она после Большого Выигрыша. Не помогло и то, что Сашку
сумел унизить, Женькой верчу, как шея головой. А Нинка вовсе замкнулась,
съежилась...
Так, может быть, стена все-таки есть, устояла? И мэнээсишка тот ее нутром
чует?..
* * * ("Я!..")
Я такой же, как они, но не могу этого им объяснить. Стена отгораживает
меня. Тьма по-прежнему ходит вокруг на мягких лапах и кричит разными
голосами. А единственного нужного голоса, которым можно говорить с ними, нет.
Я бы любил их, настолько они беззащитны перед моей новой силой. Но зачем
они ставят мучительные препятствия?
Стена решетчатая и прозрачная, а они громко ходят за ней.
Стена - непонимание. Нельзя сказать, кто я, нельзя, чтобы они узнали.
Случится страшное. Не хочу этого.
Хочу быть первым! Я сильнее всех, сильнее всех, сильнее всех! Хочу туда!
* * *
Старший научный сотрудник Кардаш, худой, с отечными мешками под глазами,
вернулся от директора, понурив голову. Кирилл Мефодиевич сразу же поспешил к
нему. Нагнувшись и участливо заглядывая Кардашу в лицо, спросил:
- Что случилось?
- Отказал в командировке во Францию. Она планировалась еще при Викторе
Сергеевиче. А этот говорит, что академия не выделила валюту.
- У него, а особенно у Кулебы, там в финансовом и плановом отделах много
друзей: ничего не стоило бы протолкнуть, - задумчиво дергая кончик носа,
проговорил Кирилл Мефодиевич и глубокомысленно изрек: - Выходит, не хотел.
Вдруг он вскинул голову так, что очки едва удержались на длинном носу:
- Попробую все-таки зайти к нему, объясниться. - Не стоит унижаться,
Кирилл Мефодиевич, - стал отговаривать его Кардаш. - Он ко всей нашей
лаборатории плохо относится.
- Э-э, может быть, нам только кажется. Излишняя, так сказать,
мнительность...
Кирилл Мефодиевич все же пошел к директору "замолвить словечко" за
сотрудника. Не знаю, о чем они там говорили, но пришел он расстроенный
больше Кардаша.
А через два дня выяснилось еще одно обстоятельство - самому Кириллу
Мефодиевичу не дали "заслуженного", хотя раньше вопрос считался решенным. И
опить директор сослался на академию - якобы там отклонили ходатайство
института.
К нам в лабораторию приходил Александр Игоревич сочувствовать и
"вербовать в свои ряды новых ополченцев". Кирилл Мефодиевич делал вид, что
нисколько не опечален и даже не задет явной несправедливостью. Однако
Александр Игоревич со свойственной ему прямотой тут же все подсчитал и
расставил" точки над "и":
- Сии сведения, извините, липа, выращенная новым директором. Во-первых,
ходатайство писали еще при Викторе Сергеевиче и в академии его утвердили.
Раз. Нужно было только формальное подтверждение от нового состава научного
совета института. Совет такое подтверждение дал. Два. Но оно почему-то не
поспело вовремя в академию. Здесь-то и "собака зарыта". Ясно? А вот о
причинах "особого расположения" Евгения Степановича и Владимира Лукьяновича
к вашей лаборатории нужно и говорить особо...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг