рекомендуете не выпускать его из-под контроля. Хорошо, мы прислушаемся к
вашим рекомендациям. Но какой кордон способен задержать его? Что бы,
например, посоветовали вы? Удвоить, утроить, удесятерить охрану? Ввести в
нее наших розыскников? Но с увеличением числа людей возрастут и шансы
супермозга затеряться среди них. Конечно, мы применим чрезвычайные меры
безопасности. Разработаем на некоторое время иную систему обеспечения старта
космических кораблей. Будем выпускать с нижних ярусов на стартовые площадки
по одному кораблю. Но где гарантия, что этот супер не придумает ответной
меры? Да есть ли, черт подери, у него ахиллесова пята?
Выражение "черт подери" свидетельствовало о том, что Эльбор Георгиевич
дошел до кондиции. Но внешне он был совершенно спокоен, и дальнейшие его
слова прозвучали для полковника Тарнова полной неожиданностью:
- Есть рекомендации, чтобы операцией по-прежнему руководил полковник
Тарнов.
Генерал подтвердил это решение кивком головы. Потом сказал, обращаясь к
полковнику:
- Кстати, вы и знакомы с ним больше других. А его "отцы", по решению
академии, будут по-прежнему вам помогать.
Александр Николаевич попытался что-то сказать. Генерал резко повернулся к
нему.
- Это будет только справедливо, - проговорил он, сдерживая рокочущий бас.
- Вы его породили - вам и надлежит его урезонить.
Александр Николаевич готов был не на шутку обидеться, тем более что слова
генерала не были лишены справедливости.
Но тут у него мелькнула спасительная мысль, и он поспешил высказать ее:
- Есть и у него ахиллесова пята! В силу своей сложности супермозг имеет
одну существенную слабость.
Эльбор Георгиевич вскинул на него остро блеснувший взгляд:
- Какую?
- Если уж у него возникает чувство, оно становится очень сложным и
глубоким...
Он умолк на мгновение, наслаждаясь интересом собеседника, и продолжал:
- А, судя по рассказу той женщины, Алины Ивановны, чувство у него
возникло.
- И вы предлагаете?..
- Да!.. Ввести ее в охрану космодрома. Он не решится причинить ей вред. А
уж она больше всех других заинтересована в том, чтобы он никуда не улетал...
- Я далеко не уверен в целесообразности таких действий, - сказал Эльбор
Георгиевич. - Но решать Тарнову, как главному исполнителю операции.
Полковник вдруг отметил про себя, что подбородок у Александра Николаевича
не только квадратный, но и тяжелый, упрямый, разделенный глубокой впадиной.
- Это античеловечно! - сказал Михаил Дмитриевич, когда узнал об их
решении. - Античеловечно и непозволительно! Я опротестую вашу рекомендацию в
академии, Александр Николаевич.
Он старался говорить как можно категоричнее. Но ни один из его оппонентов
не смутился.
- Мы изложили ей наши доводы, она сама согласилась, - сказал полковник.
Его голос был мягким, а мягкий голос начальника, как хорошо усвоил Михаил
Дмитриевич, означает, что спорить с ним бесполезно. И все же он попробовал:
- Я говорю не о ней, а о нем.
- Вы же сами понимаете, что нельзя позволить ему забираться в космос.
- Он не человек, и мы применим к нему соответствующие меры, - "отпечатал"
Александр Николаевич.
Михаил Дмитриевич взмолился:
- Но ведь он не желает людям ничего плохого. Вспомните о лекарстве!
Александр Николаевич пренебрежительно махнул рукой:
- Дымовая завеса, запоздалое раскаяние. А гибель шофера - это, по вашему
мнению, благодеяние?
- Он не знал, что произойдет авария.
- Так же как не знал и того, что эпидемия опасна для людей?
Михаил Дмитриевич облизал пересохшие губы, забормотал:
- Но ведь я уже говорил о лекарстве, которое создал он. А к эпидемии он
непричастен. Случайное совпадение - и только...
- Я вам уже говорил о запоздалом раскаянии. Впрочем, это и на раскаяние
непохоже. Скорее всего - еще один этап в эксперименте. Часть уничтожить,
часть вылечить, часть оставить на контроле, - Александр Николаевич все время
ожидающе поглядывал на полковника: все эти доводы предназначались для него.
Они означали, что больше рисковать Александр Николаевич не намерен.
И полковник поспешил ему на помощь. Строго глядя на Михаила Дмитриевича,
он сказал:
- Опознав его, вы обязаны были тут же сообщить нам и помочь его задержать.
Михаил Дмитриевич, прямо глядя в глаза полковника, ломким петушиным
голосом напомнил:
- Вы сами разрешили мне действовать на свое усмотрение.
- Отныне это разрешение я отменяю!
Тарнов слегка побагровел, но не от злости, а от стыда. Он думал: "Я
допустил несправедливость по отношению к нему". Это понял и Александр
Николаевич. Чтобы сгладить резкость полковника, сказал:
- Да поймите же, никто из нас не может точно предвидеть, какая мысль ему
взбредет в голову. Кто мы для него?
- Родители, - без тени улыбки ответил Михаил Дмитриевич, и его длинное
лицо словно озарилось светом. - Он всегда это помнит.
- Он лично говорил вам?
- Нет, но...
- Сплошные догадки!
- Поверьте, самое лучшее - это не гоняться за ним. Он сам придет к нам.
Если гора не идет к Магомету... Нужно только подождать.
- Мы не имеем права рисковать, - убежденно сказал полковник. - Можете
называть это перестраховкой, но пока не поступит другой приказ, мы будем
искать его и постараемся задержать.
- И все-таки я уверен, что он не представляет опасности для общества.
- Почему же он избегает встреч с нами?
- Этого я не знаю. Думаю, в самое ближайшее время мы узнаем ответ и на
этот вопрос.
Канал подходил к левому крылу космодрома. Издали виднелись ящероподобные
вытянутые шеи мачт и ферм, торчали башни обслуживания. Пристально глядели в
небо здания подстанций и радиолокационных систем наведения. Закованный в
бетон берег был отвесным и неприступным. Вода лениво омывала скользкий
замшелый камень.
Но и в этом раньше пустынном месте теперь находился патруль. Он состоял
из одного человека и двух роботов. Один из них, высокий, легкий, с веером
антенны локатора на голове, был марки ОП - обзорный поиск; второй, мощный,
вооруженный боевым лазером с длинными вытягивающими клещами, - марки ВО -
вооруженная охрана.
Внезапно робот-наблюдатель зажег сигнал "вижу". Патрульный взглянул туда,
куда указывал робот. У самого берега канала из воды высунулась человеческая
голова. Сквозь прозрачную воду согласно законам оптики должны были бы видны
тело, руки, ноги переплывшего канал человека. Но их не было видно. Только
голова и шея.
Нервы у патрульного были достаточно крепкими. Убедившись, что такое же
изображение появилось на контрольном экране робота, он подумал: "Неплохая
маскировка. Или распыление какого-то вещества в воде, или маскировочный
костюм".
Указательным пальцем левой руки патрульный нащупал клавишу карманной
рации, нажал на нее, посылая на центральный диспетчерский пункт сигнал
тревоги. Он шепотом приказал роботам лечь и сам спрятался за них, продолжая
наблюдать за "гостем".
Голова высунулась из воды у самого берега. Появились руки. Они коснулись
скользкого бетона и словно приклеились к нему. Извиваясь ящерицей, "гость"
пополз по отвесному берегу. Затем он поднялся на ноги и сделал несколько
шагов в сторону космодрома. Вдали, среди гигантских гидродомкратов, стрел с
захватами и ветровыми креплениями возвышался нацеленный в небо острый нос
корабля, который мог позволить ему, сигому, преодолеть земное притяжение и
выйти на намеченную орбиту.
Юрий шел, думал:
"Нельзя сказать, чтобы я начинал эксперимент наилучшим образом. По логике
мне следовало спокойно ждать, пока люди создадут организм-корабль и запустят
меня на орбиту. Они бы предусмотрели в корабле каждый винтик, они бы щедро
поделились со мной всеми знаниями, нужными мне, по их мнению, для выполнения
задачи. Они не хотели дать мне лишь одного - своей сущности, ибо полагали,
что это для меня необязательно, "лишняя роскошь". Они бы ни за что не
поверили, что без этого "необязательного качества" я не мог бы выполнить той
задачи, для которой был создан?
Ради чего я иду на это? Это сидит во мне, толкает и гонит меня вперед? Я
принимаю это за проявление своей свободной воли, но так ли это на самом
деле? Может быть, и мой выход из-под контроля ученых, и поиски истины, и
даже моя любовь к Але - предусмотренный ход, Тщательно рассчитанная
программа, заложенная в меня людьми?
Люди создали меня не только для того, чтобы я проник в горловину
Вселенной, но и для того, чтобы я, исследовав устройство мира, ответил на
вопрос вопросов, на который они сами не могли ответить. Они тысячи раз
спрашивали себя: для чего мы мучились, любили, ненавидели, рождались и
умирали? Кто-то сказал короче: "Они рождались, мучились и умирали". Для
чего? Я могу отмахнуться от этого вопроса. Но тогда я не узнаю: для чего я?
Есть ли во всем этом какой-нибудь смысл? Может быть, я пытаюсь найти что-то
в хаосе, который сам по себе является ответом, и если я выделю в нем что-то,
то выделю это лишь для себя, и только для меня это будет верным? Можно ли
найти путеводный луч во вспышке взрыва, состоящего из лучей взбесившихся
молекул и атомов? Кто сумеет отыскать главную ноту в галактическом шуме?
Возможно, даже мои поиски окажутся неоригинальными и неразличимыми нотами в
общем шуме, в хаосе, состоящем из сплошного поиска?
Впрочем, я впадаю в другую крайность. Ведь в шуме морских пучин
существует главная повторяющаяся нота. Разве я не убеждался много раз, что
даже за очень сложными поступками людей, которые казались случайными и
необъяснимыми, скрыты вполне определенные побудительные мотивы? Их
оказывалось не так уж много, во всяком случае, ненамного больше, чем букв в
алфавите, из которых люди складывают бесконечное количество слов.
Возможно, так и во Вселенной, если исследовать ее не только внутри, но и
извне, удастся отыскать несколько основных причин развития, главных стимулов
и, держась за них, как за путеводные нити в лабиринте, прийти к
единственному ответу? Или же ничего не выйдет, и, дергая за эти нити, я
уподоблюсь мухе и еще больше запутаюсь в паутине сомнений?"
Юрий остановился. Неожиданно он почувствовал, что дальше он не сможет
ступить и шага, настолько бессмысленной показалась ему вся его затея. Он
собрал воедино всю мощь своего воображения и попытался увидеть мир таким,
каким он будет там, куда ему предстояло лететь. На него навалилось
обжигающее ледяное безмолвие, безразличие которого он хорошо представлял.
Страх заморозил его душу. Он впервые испугался, что и там не найдет ответа.
Из оцепенения его вывела новая мысль. Неожиданно он вспомнил одну из
самых безошибочных истин, подаренных ему человечеством: "остановка -
смерть". Вспомнив это, он снова двинулся вперед.
Он уже полностью овладел собой, когда заметил патрульного и роботов,
которые отрезали ему путь к воде.
На помощь к ним бежали другие патрульные со своими роботами.
Через несколько минут Юрий был окружен. Восемь роботов и четверо людей
сомкнули вокруг него кольцо.
От здания, в котором находилась служба наводки, спешило несколько человек.
- Юрий Юрьевич, остановитесь! Нам необходимо поговорить! - крикнул через
мегафон полковник Тарнов. Однако Юрий, словно и не слыша его слов, шел прямо
на роботовохранников, шел так, будто перед ним никого не было.
Роботы бросились к нему, замахали клешнями, пытались изловчиться,
схватить его, спеленать в жестких объятиях. Но едва манипулятор робота
приближался достаточно близко к цели, его отбрасывала неведомая сила.
Это было странное зрелище. Юрий шел вперед, не сбавляя скорости, а роботы
пятились и молотили манипуляторами по воздуху. Раздавался скрежет и треск -
не выдержав нагрузки, лопались сочленения манипуляторов.
- Остановитесь, Юрий Юрьевич, или вас уничтожат! - предупредил полковник
Тарнов.
И снова Юрий никак не прореагировал на его слова. Он шел напролом в одном
направлении - к кораблю.
Прозвучал надрывный вой сирены. Люди бросились в бункера. Ближайший к
Юрию робот-охранник повел плечом и протянул вперед правый верхний
манипулятор. И все остальные роботы, будто только этого ожидали, тоже повели
плечами, протянув вперед свои манипуляторы с зажатыми в них лазерами.
Юрий продолжал идти, как бы не замечая их. Но когда к нему протянулись
рубиновые испепеляющие нити, на их пути уже находилось защитное поле. Оно
было невидимым, лишь воздух вокруг Юрия словно загустел и стал вибрировать.
Вспыхнул огонь, раздался грохот. Падали срезанные лучами мачты,
телеперископы, антенны, рушились башни. Защитное поле оттолкнуло лучи,
отразило их, будто зеркало солнечный свет. И они ударили в обратном
направлении.
К счастью для людей, сработала автоматическая система безопасности
космодрома, и горящие бункера опустились на нижний ярус.
...Полковник Тарнов очнулся на госпитальной койке. В палате лежало еще
несколько человек, получивших ожоги. В этих госпитальных "дедах морозах" с
трудом можно было узнать Александра Николаевича и Михаила Дмитриевича.
В палату бесшумно проскользнул врач. Он взглянул на показания датчиков,
вмонтированных в койки, коснулся прохладной рукой лба полковника и сказал
ему:
- С вами хотят говорить.
- Жду, - с трудом произнес полковник. Распухшие губы плохо слушались его
В палату вошел Эльбор Георгиевич. Встретив вопросительный взгляд
полковника, сказал:
- Он не улетел. Ракета была повреждена огнем.
- Он придет снова...
- Видимо, так, - проговорил Эльбор Георгиевич. - Попробуем его
остановить. Но мы убедились, что это очень трудно сделать...
- Прежние ваши методы не помогут, - поспешно сказал Михаил Дмитриевич и
приподнялся на койке.
- Копите свои советы молча, - возмущенно прохрипел изпод бинтов Александр
Николаевич.
- Это уже не просто советы, - сказал Эльбор Георгиевич. - Президиум
академии назначил Михаила Дмитриевича директором вашего института и
рекомендовал его нам в качестве главного консультанта. Эту рекомендацию
утвердили в министерстве...
Александр Николаевич откинулся на подушки. "Ну вот, дождался, тебя
"отблагодарили", - с горечью подумал он о себе. - "Тихоня" стал твоим
начальником, и отныне его бредовые идеи приобретут весомость приказа. Почему
они это сделали? Разве не было других, более достойных людей? Он не годится
в руководители. Явно не годится. Если бы я был убежден, что это пойдет на
пользу делу, я бы не возражал. Не радовался, конечно, но и не возражал.
Однако я убежден в обратном: назначение "тихони" директором принесет вред
делу".
Так он говорил себе, но уже чувствовал, что бороться не будет, не сможет.
Что-то надломилось в этом сильном властном человеке, и виной тому только
косвенно был "тихоня". Настоящей причиной, камнем преткновения, неустранимой
преградой было "детище", изобретенное и выпестованное с его, Александра
Николаевича, помощью. Запрограммированное с его, Александра Николаевича,
санкций. "Детище", которое не позволяет жить как раньше и с которым ничего
нельзя поделать, ибо оно уже пошло своим путем, тревожным и непонятным для
одного из своих создателей. Только тот, кто мог понять "детище", переросшее
своих "родителей", только тот, кто мог общаться с ним, доверять ему и
вызывать доверие к себе, имел право быть руководителем. Так сейчас диктовала
неумолимая логика жизни, и Александр Николаевич вынужден был покориться ей.
Затянувшуюся тишину прервал Эльбор Георгиевич.
- Что же вы предложите нам в качестве первого совета? - спросил он,
обращаясь к Михаилу Дмитриевичу.
- Пожалуй, ничего нового. Прекратите, пожалуйста, всякие поиски его. И
еще, будьте добры, пригласите ко мне Алину Ивановну...
Он понял, что от него ждут объяснений, и добавил:
- Мы просто поговорим с ней о нем. О том, например, что ему не нужно
больше уходить от преследования, что никто не станет навязывать ему линию
поведения...
- И вы думаете, он узнает об этом? - спросил полковник Тарнов.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг