- М-м-да-а! - Дядя Дима вновь покачал головой. - Мне вот
всегда казалось, что в твоего отца заложили крепкий стержень.
Пусть он и загнут не в ту сторону, как у всех остальных, но по
крайней мере чтобы сломать, постараться придется. - Он опять
покачал головой и сокрушенно вздохнул.
- Мама говорит, его стержнем всегда была Зона, - сказала
Мария. - И теперь этого стержня он лишился.
Через три столика от них сидели двое военных, ели сосиски с
кетчупом и зеленым горошком, пили пиво, тихо о чем-то
разговаривали. То есть тихо - для всех других. Но не для Марии.
Она-то прекрасно слышала их беседу. Один "оттрубил" сегодня
последний день, завтра все, собирай шмотки, парень, - и назад, в
Швецию, в родной Евле, хватит казенные штаны без дела
просиживать... Второй откровенно недоумевал, почему друг так
расстраивается из-за предстоящего отъезда. Я бы, например, шмотки
собрал еще десять лет назад, когда направили сюда. Впрочем, скоро
и меня ждет твоя дорога, нечего тут больше охранять, зря ооновские
зеленые тратить...
- Может, твоя мама и права, - сказал дядя Дима. - Она его
куда лучше знает. А в общем-то, думаю, ему бы очень не помешало
устроиться на работу.
- Да, - сказала Мария. - Так его куда и взяли! Разве лишь
мисс Барабаш...
Она посмотрела на тетку Дину. Та, выпятив груди,
разговаривала теперь с кем-то по телефону, просила подвезти четыре
ящика виски, ящик бурбона, двадцать ящиков пива, сосиски... Нулин
тоже посмотрел на груди тетки Дины, но ему про виски и сосиски
слышно не было.
- Мисс Барабаш, говоришь? - Он поцокал языком. - Я бы на
месте твоей матери его к такой работе и на пушечный выстрел не
подпускал.
Выражение лица у него сделалось совсем иным, вместо печали и
внимания теперь там было что-то очень и очень неприятное,
неприятное настолько, что Мария не удержалась и, глянув в сторону
уныло пьющих пиво шведов, сказала:
- Говорят, в Институте опять сокращение.
- Сокращение? - Дядя Дима перевел на нее удивленные глаза. -
Ах да, ну конечно сокращение. Международное сообщество считает,
что держать здесь столько бездельников ни к чему. И где-то я в
этом с международным сообществом согласен.
- А вашу должность все не сокращают...
- Мою? Ну конечно нет. - До него вдруг дошло. - А-а, это ты
меня так подкалываешь... Брось, зеленоглазая, специалисты по
рекламациям без работы не останутся. - Он посмотрел на нее строго-
внимательно и вдруг сказал: - А ты знаешь, Мария... Оказывается ты
стала совсем уже большая!
Да, подумала Мария. Я, оказывается, стала большая. Более
того, я стала настолько большая, что вы даже представить себе не
способны.
Она доклевала ложечкой мороженое, допила сок и, встав из-за
стола, зачем-то отряхнула джинсы.
- Дядя Дима, я пошла?
- Да! - Дядя Дима учтиво поднялся, склонился, как перед
взрослой дамой. - Большой привет отцу и маме! Скажи, что я зайду к
вам. На днях зайду. Может, даже сегодня.
Не зайдете, подумала Мария. Не знаю почему, но мне кажется,
что теперь мы вам совершенно не нужны. От нас теперь вам одни
только расстройства. С рекламациями проще...
Взойдя на крыльцо родного дома, она порылась в сумочке, нашла
ключ. Но потом бросила его обратно и позвонила.
Дверь, как всегда, открыла мать:
- Ты забыла свой ключ?
- Нет, - сказала Мария.
Рута поняла все с первого взгляда.
- Опять что-нибудь в школе?
Мария кивнула.
Мать завела ее в прихожую, прижала к груди.
- Доченька, надо потерпеть. Ведь выпускной класс. Нельзя тебе
сейчас срываться.
Наедине с матерью верхнюю губу можно было не прикусывать, и
ручейки побежали по щекам сами собой. И тут же на нее обрушилась
головная боль. Мамина жалость была самой пронизывающей и едва
переносимой.
- Рута! - донесся в прихожую рев отца. - Кто там притащился?
Головная боль сразу уменьшилась - мамина жалость теперь
разделилась надвое.
В гостиной звякали стаканы и бурчали мужские голоса. Языки
говорящих со словами справлялись еле-еле.
- Кто там у него? - спросила Мария, заранее зная ответ.
- Гуталин. Чуть ли не с утра заявился. И не выгнать никак.
Сидят и сидят. Вторую бутылку приканчивают.
Гуталин - это было хорошо. В присутствии Гуталина отец обычно
смягчался. С Гуталином они всегда вспоминали прошлое - как отец
таскал хабар из Зоны, а Гуталин его обратно затаскивал. Или как
вместе били морду очередной жабе... Отец именовал их совместные
посиделки-воспоминания словесным онанизмом. А жабами называл тех,
кого ненавидел. Из года в год жаб в городе становилось все больше.
К счастью, мама жабой не была, мама была Рутой. Иногда - все реже
и реже - ласточкой. А она, Мария, так и осталась Мартышкой.
"Мартышка ты моя!.. Мартышечка ты этакая!.." Интересно, а как он
называет тетку Дину?
Мария вздохнула.
- Ничего, дочка! - Мать ласково погладила ее по голове. - Все
перемелется - мука будет...
- Рута! - опять взревел отец. - Кто там у тебя?
А Гуталин сказал заплетающимся языком:
- Стервятник Барабаш с того света явился... Хватит орать!
Надо будет, зайдут. Давай-ка лучше еще по одной. За все хорошее...
Мария сделала усилие, чтобы перестать их слышать.
- Иди умойся! - Мать уже принялась командовать - И за стол!
Мария пошла умываться, потому что зайти в гостиную с
зареванным лицом значило вызвать у отца еще один взрыв бешенства.
Он уже не раз ходил разбираться с учителями. А потом мать
переводила Марию в другую школу.
Выйдя из ванной, она в гостиную все-таки зашла.
- Ой, а вот и наша школьница! - обрадовался отец. Тут же
посадил ее к себе на колени, прижал к груди. - Здравствуй,
Мартышечка моя!
Сидеть на коленях у отца было хорошо. Как в детстве. Вот
только запах алкоголя в последнее время стал донимать изрядно. Но
ради отцова хорошего настроения вполне стоило и потерпеть. И
терпя, она потерлась носом об его небритую щеку.
- У-у, колючки!..
- Здравствуй, Мария! - Гуталин справился с приветствием не
без труда. - Ты все хорошеешь, девочка!.. Пожалуй, и я на днях в
Зону схожу. Попрошу, чтобы она сделала из меня настоящего
африканца. А то - ни то ни се. Мулат он и есть мулат!
- Сходи, сходи, - сказал отец со смешком. - Хорошим станешь
африканцем. Настоящим... Черным и мертвым.
- Расист! - сказал Гуталин. - Дай, я тебя поцелую...
Отец поднял Марию со своих колен, нежно шлепнул по мягкому
месту:
- Ну, иди попу... покушай. Рполо... проголодалась, наверное.
Мария хотела было сказать, что заходила к Дине Барабаш. Но не
стала. Отец не любил, когда о тетке Дине упоминал кто-либо еще,
кроме него. А сам он тетку Дину всегда ругал. Наверное,
подозревал, что ее подблузочным пейзажем любуются и другие
мужчины, но поделать с этим ничего не мог.
- Так вот что я, Гуталин, думаю...
Мария отключилась от их разговора и вышла. Рута уже хлопотала
в столовой, усадила дочку в мужнино кресло, поставила на стол
хлебницу и тарелки, принесла кастрюлю с первым. Потом села
напротив, смотрела, как дочка ест. И Марии вдруг подумалось, что
матери не хватает второго ребенка. Или третьего... Впрочем, тут
она ничем помочь не могла - так далеко ее возможности не
распространялись.
- Перестань смотреть мне в рот! Пожалуйста...
- Ой, прости! - Мать смутилась.
- Дед давно пришел?
Рута вздрогнула всем телом, отвела глаза. Мария поморщилась:
сколько уж лет прошло, а мать никак не может привыкнуть к дочкиным
способностям. И не привыкнет, скорее всего.
Теперь-то Мария понимала, что все ее нынешние проблемы
начались со снов. Конечно, она не помнила, когда ей стали сниться
сказки. Наверное, с тех пор, как она почувствовала детской душой,
что соседи ее ненавидят. Во всяком случае, сказки снились ей еще
до того, как уехал папа. Мама говорила, что папу забрали в армию.
А соседи утверждали, что папу посадили в тюрьму. Мария верила
маме, потому что в тюрьму папу было сажать не за что. Папа всегда
был хороший. А дядя Дима ничего не говорил. Он просто приходил к
ним в гости.
Когда соседские дети перестали с нею водиться, сны стали для
Марии самой интересной игрой. Едва она засыпала, как вокруг
появлялась сказочная страна. Она была совсем как настоящая. Тут
вставало в зеленом мареве над черными горами яркое утреннее
солнце. Порой шел дождь. И даже снег. Были здесь дома (правда, не
много) и дороги (правда, по ним никогда не ездили машины). Машины
в сказке, правда, тоже имелись, но они попросту стояли на одних и
тех же местах. Вначале Мария не понимала, почему так происходит,
но потом догадалась. Машины были мертвыми, потому что в сказочной
стране не жили люди. Это было, конечно, плохо, зато, когда Мария
попадала туда, на нее никто не ругался, не кричал, чтобы она
убиралась в свою Зону и не заражала тут других детей. И никто ее
не жалел.
А потом оказалось, что люди в сказочной стране все-таки
бывают. Правда, не настоящие. Но почти как настоящие. Живые куклы.
Мария не понимала, что они там делают, но следить за ними было все
равно интересно. Они появлялись всегда неожиданно, проникали в
пустые дома, лазили по холмам, пробирались куда-то вдоль дорог.
Они явно что-то искали, но что именно, до Марии тогда не доходило.
Впрочем, она о цели их поисков не задумывалась...
А позже Мария обнаружила, что, кроме живых кукол, в ее стране
имеются и другие игрушки. Это были очень странные игрушки,
совершенно не похожие на те, что покупал ей папа. Правда, потом
она сообразила, что они и не должны быть похожими. Ведь это же
были не обычные игрушки, а сказочные.
Суть игры состояла в том, что сказочные игрушки охотились на
живых кукол. Они стреляли в них, перекидывали с одного места на
другое, ловили их в капкан, приклеивали к себе, как липучка
приклеивает мух. В результате куклы переставали работать, и Марии
становилось их жалко.
Но в следующий раз в стране появлялись новые куклы. Опять
начиналась игра, и Мария забывала о сломавшихся и переставала
обращать внимание на валявшиеся тут и там их останки. И хотя вся
игра состояла лишь в том, чтобы следить за охотой игрушек на
кукол, она была чрезвычайно интересной. Мария переживала за
очередную куклу, очень радовалась, если той удавалось ускользнуть
от охотников, и плакала, если куколка все-таки ломалась.
А потом Мария обнаружила, что она тоже может играть со
сказочными игрушками. Оказывается, они ей подчинялись. Собственно,
игра заключалась в том, что Мария переносила игрушки с места на
место и следила за тем, как очередная куколка, появившаяся в
стране, попадала в ловушку. Те куколки, которым случалось удрать в
предыдущие разы, двигались по прежнему маршруту, уверенные в своей
безопасности. Тогда Мария брала и подсовывала им на пути какую-
нибудь игрушку. Было жутко интересно смотреть, как куклы пугались,
как они начинали крутить головами (если к этому моменту умудрялись
уцелеть), как они искали новый путь к неведомой для Марии цели. У
Многих это получалось. Но далеко не у всех... Вот жаль только, что
уснуть в сказку удавалось не так часто, как ей хотелось.
А потом она стала слышать по ночам разговоры родителей.
Впервые это произошло в тот самый день, когда сны перестали быть
игрой, а сказочная страна оказалась вовсе не тем, что
представлялось Марии. Папа тогда опять ушел на свою рыбалку, но на
этот раз его не было много дней. И мама ушла его искать. То есть
мама-то ей о своих намерениях, конечно, не говорила. Но Мария и
без нее догадалась. В самом деле, куда еще мама могла исчезнуть на
ночь, оставив ее с бабой Катей?..
Ночью Мария уснула в сказку. Это было странно - если папа
уходил на рыбалку, уснуть в сказку ей никогда не удавалось. Но
тогда случившееся удивило ее не очень. Подумаешь!.. Ну уснула и
уснула.
Приснилось ей кладбище. Но не то кладбище, на каком были
похоронены дедушка, который не приходил домой, и бабушки. На этом
кладбище пряталась мама. А на дороге рядом с кладбищем стояла
машина, в которой сидели солдаты. Те, кого папа называл жабами. Он
их не любил. Мама их тоже не любила. А жабы, похоже, маму искали.
Поэтому Мария напустила на них "страхолюдного ужастика". И
проснулась.
Баба Катя храпела себе в комнате для гостей. За окном было
темным-темно, и Мария снова уснула, но теперь по-обычному, не в
сказку.
Утром мама ее не разбудила. Значит, мамы по-прежнему не было
дома. Мария проснулась сама, но с кровати не встала. Дед тоже где-
то гулял, и поговорить было совершенно не с кем. Не с бабой же
Катей!.. Она бы принялась жалеть "ребенка", а от жалости у Марии
болела голова, это она уже давно заметила. Собственно, она и с
родителями-то старалась не разговаривать, потому что они тоже
жалели дочку, и ей опять же становилось плохо. Вот только дед ее
не жалел, и потому с ним было очень-преочень хорошо.
Но в то утро без мамы ей стало еще хуже, чем было с мамой. И
потому захотелось туда, куда ушла мама. Но туда было нельзя, и
Мария снова уснула в сказку.
Уснула она в то самое, пахучее место с разлившейся по траве
водой. Наверное, здесь папа и ловил свою рыбу. Но ни папы ни рыбы
не было. А вот мама тут была. Она пробиралась по воде к двум
горкам, возле которых всегда было много игрушек.
- Мама! - закричала Мария. - Мама, пожалуйста, подожди меня!
Но мама не обернулась, сделав вид, будто не замечает Марию.
Иногда папа так же вот делал вид, что не замечает ее, когда она
подбиралась к нему в спальне. И тогда Мария поняла, что мама
играет в Следопыта, которого показывали по телевизору. Следопыт
выслеживал людей и зверей. Кого выслеживала мама, Мария не поняла,
но, в свою очередь, решила выслеживать маму. Играть так играть!..
Пробираться по воде было совсем не трудно. Это была странная
вода - в ней даже ноги не намокали. Мама играла хорошо. Время от
времени она посматривала на какую-то бумагу. Наверное, понарошку
это была карта. Один раз мама даже легла на траву, пережидая атаку
"теплого ветра". Несколько живых кукол на этом месте попросту
сгорели. Но мама не была куклой, она была мамой, и потому "теплый
ветер" ее тронуть не мог. Игра и дальше складывалась интересно.
Мария замирала на месте, когда замирала мама. А когда та
останавливалась, чтобы отдохнуть, понарошку отдыхала и Мария. Мама
вовремя пригнулась, когда в нее с горки стрельнула "стрелялка".
Правда, здесь не оказалось "невкусной слякоти", которая
располагалась между двумя горками раньше и в которую приходилось
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг