Рэдрик?
Поэтому Рута не позволила себе вытащить фляжку. Лишь достала
трясущимися руками из кармана пачку, из пачки трясущимися пальцами
выволокла сигарету и закурила. Потом села на почему-то оказавшийся
теплым рельс и курила до тех пор, пока руки не перестали трястись.
Да, прав был Барабаш, заявив, что Зона иногда в человеке всю
душу переворачивает. Ох как прав!..
Успокоившись, Рута встала и огляделась. Все верно, вон он,
остов разбитого вертолета, валяется метрах в двухстах от насыпи.
Значит, здесь ей поворачивать. И отсюда начинается самая тяжелая
часть пути.
Поэтому Рута снова села на рельс, расстегнула рюкзак, съела
шоколадку и выпила немножко кофе. В спину потянуло ветерком, и к
запаху мокрой ржавчины добавился другой аромат. Рута заглянула за
вагонетки: там маленькими холмиками расположились несколько кучек
человеческого кала. Две кучки казались более свежими. Рута
улыбнулась. Неплохой знак подает ей Рэдрик... Стоило бы тоже
облегчиться, но ей стало вдруг противно, противно до тошноты. От
Рэдрика-то она бы все стерпела, но ведь такие же знаки оставили
тут и другие мужики, от которых она бы не стерпела ничего. К тому
же, ей вдруг пришло в голову, что, последовав их примеру, она
молчаливо одобрит и все остальные их поступки. И потому, зайдя с
другой стороны вагонетки и попутавшись немного в застежках
комбинезона, она лишь справила мелкую нужду.
Потом выкурила еще одну сигарету, сверилась с картой,
вскинула рюкзак на плечи и осторожно, следя, чтобы не осыпалась
под ногами галька, начала спускаться с железнодорожного пути.
Карьер скрывался за холмом, вершину которого венчало накренившееся
обгорелое дерево. Этот холм карта обязывала обойти справа. Еще
правее должен был остаться другой холм, с совершенно голой, как
коленка, вершиной и бурой каменной осыпью по всему склону. Лощина
между двумя холмами и была единственной более или менее безопасной
дорогой к карьеру. Однако до лощины надо было еще пройти по
болоту. Барабаш говорил, что болото вполне проходимо, то есть
проходимо, если его считать за обычное болото. Однако видневшееся
в ржавой воде темно-серое пятно, хорошо отличавшееся цветом от
обычных кочек, говорило, что болото необычно. Когда-то это пятно
было сталкером. На этом месте Барабаш пометил карту крестиком. А
потом, посидев некоторое время с закрытыми глазами - наверное,
вспоминал местность, - поставил еще два крестика: один на склоне
холма с деревом, а другой - на каменной осыпи холма с голой
вершиной. Между этими крестиками и протянулась дорога.
Рута остановилась, приложила козырьком ко лбу ладонь и
вгляделась в склоны обоих холмов. Никаких темно-серых пятен там не
было и в помине. Так что если она там не пройдет, от нее тоже
пятна не останется. Она представила себе, что скоро с нею может
случиться, и помотала головой. В это было слишком трудно поверить.
Впрочем, трое, которые полегли здесь, также, наверное, не очень
верили в подобный исход. Возможно, один из них и есть Очкарик,
бабы Катин сын, Витенька. Шел в карьер с большими надеждами,
наверняка желал поменять что-то в своей дальнейшей жизни. А теперь
от него осталась лишь окаменевшая кучка за вагонеткой. Да, может
быть, это темно-серое пятно.
Рута вздохнула: с такими мыслями в болото и соваться нечего,
только беду накличешь. Лучше думать о Мартышке, вспоминать, каким
веселым ребенком она была в первые годы. И даже шерстка на
мордочке, тогда еще бывшая не бурой, а золотистой, в ту пору не
казалась чем-то ненормальным.
Думая о Мартышке, Рута выбрала себе ориентир - камень под
левым холмом - и шагнула в болото. Двигаться и в самом деле
оказалось не очень трудно. Трясина, правда, чавкала при каждом
шаге, но если вовремя переставлять ноги, чтобы не засасывало
сапоги, то было вполне терпимо. Ну и за ориентиром надо следить,
чтобы не зайти, куда не следует.
Однако Рута напрочь забыла о солнце, а оно, по-видимому,
оскорбленное ее забывчивостью, тут же принялось напоминать о себе.
И напоминания оказались такими жаркими, что, когда Рута добралась
до камня, грудь ее вздымалась бурно и неудержимо, а мокрой от пота
была даже задница. Пришлось остановиться и передохнуть. Холм
теперь закрывал солнце, но это было ненадолго. Скоро оно покажется
из-за склона и снова начнет жесткий разговор с пришелицей. Пока же
было хорошо, прохладно. И даже от болота здесь почему-то не пахло.
Отдышавшись, Рута снова достала карту, определила новый
ориентир. Отсюда надо было идти параллельно железнодорожной
насыпи, оставляя чуть в стороне темно-серое пятно, которое теперь
уже превратилось в груду тряпья. Похоже на те кучки, что за
вагонеткой, только побольше да цвета другого. Ей вдруг пришло в
голову, что именно те, кто оставил кучки на насыпи, и превратились
в груды серого тряпья. Просто Зона таким образом покарала их за
неуважение к ней. Может, поскольку она, Рута, неуважительности
себе не позволила, Зона разрешит ей здесь пройти? Может, она
простила и Рэдрика?..
Она спрятала карту, напялила рюкзак и двинулась дальше. Как
ни странно, тут карта врала. Барабаш обозначил здесь все то же
болото, но болотом и не пахло. Болотные кочки, правда, были на
своем месте, но окружала их вовсе не ржавая вода, а жухлая трава.
Похоже, Барабаш забыл, как выглядит это место... Впрочем, нет,
лысый безногий старик никогда и ничего не забывал, просто, видимо,
болото тут изменилось, высохло по какой-то причине. Может, из-за
груды серого тряпья, ждущей Руту впереди...
Солнце снова палило вовсю, стремилось превратить ее в
свежеприготовленный антрекот - только что с пылу с жару. Разве
лишь неведомый повар позабыл отбить мясо для антрекота...
- Ну нет, - пробормотала Рута вслух. - Подавитесь вы таким
антрекотом! - И фыркнула.
Ничего не произошло. Никто не возмутился несговорчивостью
этого куска мяса. Правда, огонь в плите не убавили, но жару-то
вполне можно вытерпеть.
Вскоре Рута оставила позади и груду серого тряпья. Рядом с
останками неведомого сталкера валялась длинная ржавая железная
палка. Зачем она ему понадобилась? В качестве посоха, что ли?
Наверное, хорошая штука - железный посох при ходьбе по болоту.
Главное, очень удобная... Комаров отгонять можно.
Рута снова фыркнула. И поняла, что на этот раз Зона ей
насмешки не простила. Солнечный жар вдруг загустел, отвердел и
тысячетонным грузом навалился на нее со всех сторон.
Ну вот, началось, подумала Рута. И бросилась ничком на сухую
траву. Барабаш советовал ей при любых неожиданностях бросаться на
землю и ни в коем случае не шевелиться. Иначе смерть...
Броситься-то было легко. А вот попробовал бы старый безногий
хрыч не шевелиться, когда так припекает!.. И Рута шевельнулась -
прикусила губу. А потом снова замерла. Уж если мужики здесь
умудрились вытерпеть, то и она вытерпит. Ей ли, женщине, бояться
боли... Вот когда она рожала Мартышку, это было настоящее мучение.
Хоть и не чета той боли, которая обрушилась на нее, когда Мясник
показал ей, кого она родила. Как тогда завизжала акушерка! И
всякий раз визжала, сука, когда надо было везти ребенка к матери,
кормить. Орала, что этого ублюдка она и под страхом смерти в руки
не возьмет. Спасибо Мяснику, он и привозил, осторожно подавал Руте
крохотное, заросшее золотистой шерстью существо. И смотрел, как
оно вцепляется в коричневый материн сосок коричневогубым же,
кривящимся ротиком. У Мясника был, конечно, свой интерес, наука
его поганая, но все равно, спасибо ему!.. Нет, суки, все вы... И
ненавидящие невинного ребенка акушерки, и боящиеся заразиться от
него роженицы, и забывшие клятву Гиппократа педиатры, и не
желающие лишних забот воспитательницы в детском саду, и соседки по
старому дому... Назло вам всем я вытерплю, не такое от вас
терпела!
И жар тут же отпустил ее, и солнце оказалось совсем не таким
злым, каким было секунду назад, и прилетел к Руте легкий ветерок,
шурша пересохшей травой. Словно Зона признала за ней право на
существование здесь, в этом месте, на входе в лощину между двумя
холмами, откуда не так уж далеко оставалось и до карьера.
Рута перевела дух. Поднялась на четвереньки, отерла,
измазавшись помадой, едкий пот. Что ж, огонь она прошла. Покурить
бы теперь, да нужно проходить воду. А вода эта еще та вода! Как
сказал безногий... "Запашок там будет, девочка моя, так ты не
того... не дрейфь". Ладно, в воду так в воду... Назовем ее этим
словом. Может, меньше вонять будет.
Рута выпрямилась и с вызовом посмотрела на открывшуюся перед
нею лощину. Странно, это была совсем не та лощина. То есть та,
конечно... Но жижи, о которой говорил Барабаш, на дне ее и в
помине не было. Вон и камень, мимо которого можно пробраться,
только нырнув с головой, торчит, но вокруг совершенно сухо. И
вовсе не пахнет ничем.
Рута пожала плечами. Что ж, тем лучше, проползти по сухому
проще, чем тащиться по пояс в вонючей грязи. И она вошла в лощину,
зорко поглядывая по сторонам.
Некоторое время было тихо, потом послышалось странное
негромкое жужжание. Рута знала, куда надо смотреть, и огоньки эти,
в тени правого холма, заметила сразу. Словно маленькие бледненькие
лиловые цветочки вытянулись вдруг из земли, нежно затрепетали на
ветерке, прося от неба спасительного дождя. Наверное, небо
сжалилось, потому что цветочки начали стремительно расти,
набухать, превращаться в крупные бутоны...
Тут Рута присела. И сразу же воздух над ее головой прорезала
молния. Барабаш рассказывал, как он чуть не ослеп и не оглох,
когда оказался здесь в первый раз. Потом-то научился -
зажмуривался и открывал рот. Рута ни зажмуриться, ни открыть рот
не успела. И с удивлением обнаружила, что молния совсем не так
страшна, как рассказывал Барабаш. Она была едва заметна на фоне
неба. И прошла, похоже, довольно высоко. Впрочем, волосы все равно
встали дыбом, и кожу на лице начало покалывать. Странное это
оказалось покалывание. Как будто в косметическом салоне ей
наложили на лицо освежающую маску...
Рута пошла в косметический салон на Седьмой улице незадолго
перед возвращением Рэдрика из тюрьмы. Пошла-то зря - ее попросту
отказались обслуживать. Молва есть молва - даже деньги не помогли.
Зато потом, когда там побывал Рэдрик, обслуживали по первому
разряду. Хоть и воротили физиономии в сторону. Деньги, впрочем,
брали, не брезговали.
Над головой с легким треском прошла вторая молния, еще более
слабая, чем первая. Волосы снова встали дыбом. А потом от них
пошли по голове какие-то токи, чуть заметные, этакие легонькие
шершавчики. Воздух вокруг посвежел, словно после грозы. Рута
вздохнула полной грудью и почувствовала, как наливаются силой ее
уставшие мышцы.
Третьей молнии не было вовсе. Огненные бутоны в тени
пошевелились, пошевелились, стали совсем бледными и погасли.
Опять что-то перепутал старый хрыч, подумала Рута. Или
наврал. И только проходя мимо камня на середине лощины, поняла,
что Барабаш ничего ей не наврал: вся верхушка камня была покрыта
шрамами от огненных ударов. Впрочем, это Руту уже не интересовало.
Впереди было залитое солнцем раскаленное каменное крошево.
Впереди стоял облупленный автофургон, в тени которого Барабаш
советовал ей отдохнуть после того, как она пройдет вонючую жижу, и
который был ей теперь абсолютно ни к чему. Впереди слева, над
грудой старых досок, должен был обретаться "веселый призрак" - она
так и не поняла, что это такое, да и не старалась понимать,
поскольку "призрак" этот находился на безопасном расстоянии, - а
справа "комариная плешь", и сущность этой штуки она поняла очень
хорошо.
Все это теперь было неважно, все это было легко проходимо -
просто шагай себе по тропе, прямо на красное пятно между камнями.
Да, все эти "плешивые призраки" были совершенно неважны. А важно
было то, что на самой дороге ловушек больше не будет. И как ни
сомневался в ней Барабаш, она все-таки дошла. Конечно, и он
приложил к ее победе свою руку. Если бы не его наставления, если
бы не его карта, Рута, наверное, тоже лежала бы сейчас где-нибудь
кучкой серого тряпья. А потом ее бы тоже нанесли на карту, новым
ориентиром. И кто-нибудь из сталкеров, проходя мимо, думал бы:
"Вот, наверное, здесь и валяется та дура, которая сунулась в Зону
без мужика". Если бы Барабаш рассказал о ней другим... А то бы и
вовсе стала безымянным крестиком.
Теперь все это будет не с нею. И Рута быстро зашагала вперед,
к красному пятну между камнями.
Скоро автофургон оказался позади. Вокруг рассыпалось
накаленное солнцем каменное крошево. А впереди было лишь красное
пятно. Оно постепенно приближалось. Снова жарило с неба солнце,
под ногами скрипела белая пыль, та же пыль скрипела и на зубах. Но
Рута не обращала на всю эту мелочь внимания. Она думала о том, что
Барабаш ее, кажется, все-таки обманул. Столько страхов нагнал,
столько ловушек на карте нарисовал. А на деле получился пшик, не
более... Наверное, они специально сочиняли эти ловушки, чтобы
другие к Золотому шару ходить не повадились. Отпугивали людей
этими своими ловушками. "Комариные плеши" всякие, "веселые
призраки", "зеленки"... Сказки для дураков... Впрочем, они правы.
Если бы всякий мог прийти к Золотому шару за своим желанием, мир
бы быстро к дьяволу отправился. Люди всякие бывают и желания у них
всякие. Кому-то для полного счастья жену брата в постель
заполучить достаточно, а кому-то весь мир к ногам подавай...
Красное пятно приближалось. Уже и глазу стало понятно, что
это всего-навсего кабина экскаватора. За кабиной виднелся и
дальний край карьера - ровная полоса цвета молочного супа. Там и
должен быть Золотой шар. Если Барабаш не обманул.
Рута вдруг перепугалась. Обмануть старик вполне мог. Как бы
Рэдрик не водил с ним знакомство, относился он к безногому мерзко.
Руту иногда даже коробило от того тона, каким Рэдрик с ним
разговаривал. Как будто простить ему не мог чего-то... И Барабаш
вполне мог отправить ее в путешествие ни за чем. Представляет себе
сейчас, как баба Рыжего подходит к краю карьера, смотрит вниз, а
там нет ничего. Представляет себе и хихикает. Как хихикал все
последнее время, разговаривая с Рэдриком... Сволочь безногая!
Сама не зная почему, Рута вдруг разъярилась. И тут же
одернула себя. Ей-то яриться пока еще рано. Вот Рэдрик бы
разъярился. Уж он-то бы так разъярился, что не приведи, Господи! И
потому не могло быть, чтобы там, в карьере, не оказалось шара.
Тогда Рэдрик, вернувшись, переломал бы старому Барабашу ноги. Хотя
ног-то у старика и так нет... Значит, переломал бы руки. И Барабаш
это знает.
Она остановилась, отряхнула от белой пыли комбинезон и снова
зашагала вперед. Подошла к спуску в карьер, глянула в открывшуюся
перед нею гигантскую выемку. Прямо от ног уходила вниз
размолоченная гусеницами дорога. Справа откос стоял стеной, а
слева был полуразрушен, и там, накренившись и упираясь ковшом в
обочину, расположился экскаватор. Вокруг ковша кто-то разбрызгал
битум, да и откос рядом с экскаватором заляпали какие-то черные
сосульки. Дорога бежала мимо, вниз, к дальнему краю карьера, где
лежал, отсвечивая на солнце, красноватый шар.
А рядом с шаром стоял человек, и Рута сразу же поняла, что
это Рэдрик.
- Рэд! - отчаянно закричала она. - Рэд! Это я!
Сейчас он обернется, глянет вверх, на кромку карьера, узнает,
ахнет, выругается и бросится сюда, к ней.
- Рэд!
Но Рэдрик не оборачивался. Он стоял, чуть наклонившись к
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг