И значит...
Потом оказалось, уцелели. Как?! Благодаря чему?! Это поначалу - "радости
через край", а потом власти прислали дознатчиков, слишком уж
подозрительной показалась кому-то там наверху подобная удачливость.
Копали дознатчики, копали - да многого не раскопали. А местные партизаны,
чья зона захватывала в военные годы и Камень, - так те вообще на дыбы
встали, мол, нашли где предателей искать, кр-рысы тыловые! (Ну, про крыс,
понятное дело, сказано не было, но жаловаться собирались, и жаловались - и
в конце концов копание прекратилось).
И тайна Каменя так и не выплеснулась наружу, не позволила чужакам
проникнуть в себя...
"Интересно, - подумал Юрий Николаевич, - если бы отыскать нужные архивы
фашистов - что там пишется о случившемся в Стаячем?"
Но архивы были далеко (если вообще уцелели), в фотоальбоме же карточки
сороковых-пятидесятых закончились быстро; несколько страниц, отведенных
шестидесятым-семидесятым в основном были заклеены снимками Семена и Юрася.
Потом отыскалось даже несколько цветных карточек, сделанных в
райцетровском фотоателье.
Правда, все это уже волновало Юрия Николаевича не так. Его сейчас больше
занимали проблемы сегодняшние.
10
Фонарик Игорь одолжил у Журского, хотя не сказал зачем. Отбрехался, мол,
для неких опытов.
Если рассудить, то в чем-то Остапович был прав.
Теперь он светил фонариком в лица двух сорванцов и размышлял, как же с
ними поступить.
- Гэта тут ляжала ци прынясли з сабой? - он указал на сумку и разложенные
рядом с ней инструменты (любопытный, кстати, комплект!).
- З сабой, - угрюмо протянул Дениска.
- И навошта ж вам, дазвольце запытаць, стольки усяго?
Молчат. Оно и понятно - сам бы в подобной ситуации тоже молчал.
И что с ними теперь делать?
- Дзядзя ж прасиу цябе ня йци далёка.
- Он говорил, чтобы я не сбегал. Но я ведь не сбежал!
У мальчика недюжинные задатки адвоката, это факт.
- Думаю, ты яго не зусим правильна зразумеу. Але пра гэта - пагаворице з
им... можа быць. Цяпер паслухайце-ка, хлопцы...
Он выключил фонарик (зачем батарейки зря расходовать?) и сел у выхода из
чердака, поскольку и дальше стоять полусогнувшись было бы неудобно.
Опять-таки, авторитет - в глазах мальчишек Игорь выглядел серьезнее
сидящим, а не скорчившимся в три погибели.
По крайней мере, ему так казалось.
Он смотрел на них, а думал о самом себе, когда-то бывшем точно таким же
шалопаем из города. Понимал их желание нарушать запреты, вообще не
признавать их.
Поэтому и начал рассказывать о своей идее.
Кажется, поначалу они не поверили. Нет, то, что "корреспондент" хочет
устроить на этом чердаке пункт наблюдения за полем, понятно и объяснимо.
Но зачем ему сдались помощники, тем более такие... непослушные?
Да, признавал Игорь, с дисциплиной, конечно, надо что-то делать, он не
потерпит самодеятельности. Но и один с постоянным наблюдением не
справится, поэтому...
Короче, согласны?
Согласны.
- Скажице, - неожиданно подал голос Дениска, - а чаму у вас руки у зямли?
Вот так! Один - будущий адвокат, второй - будущий следователь.
- Падняцца хацеу, а берег крутый - вымазауся.
Не рассказывать же, в самом деле, про тот холмик-могилку! Поначалу-то
решил, какую-нибудь вещь закопали, а когда разрыл (благо, неподалеку
отыскался подходящий камень) - ахнул.
Свежий трупик щенка: не повезло зверенышу, сверзился откуда-то и сломал
себе позвоночник.
И можно подумать, наткнулся на беднягу случайный прохожий да и закопал...
- но нет! И не то, чтобы там лапа у щенка отгрызена или... короче, трупик
целый.
Вот только полностью выпитый, досуха. Ни капельки крови в теле не осталось.
Бедная девочка, она еще, наверное, долго будет искать песика!
Конечно, может, она его нашла и закопала... хотя вряд ли.
А ведь явно могилку рыл человек!
...Впрочем, об этом Игорь мальчишкам рассказывать не стал.
11
- Уф! Добра банька! - Хворостина, загорелый, немного обрюзгший, шлепнулся
голым задом на пенек, утер широкой ладонью лоб, стряхнул капли на землю. -
А што ж сваих не пакликау, га, Карасёк?
- А я им воды помог наносить, тоже, небось, сейчас топят, - Юрий
Николаевич устроился на соседнем чурбачке и махнул рукой. - Да и городские
они, Витюха. С непривычки в чужую баню...
- Ну да, асобныя ванны, цывилизация. Разумеем. А можа, - добавил он,
помолчав, - и правильна ты гэта зрабиу, што адзин прыйшоу. Размова ёсць.
- Вот видишь, - они немного выпили, хоть и под плотную закуску, а все
равно после первого пара говорить было тяжеловато. И соображать. - Кстати,
я бы тоже с тобой поговорил кое о чем. Но это - попозжее.
- Ну - тады давай па другому разу и у хату.
Так и сделали.
В доме у Хворостины было уютно, так что хотелось утонуть в кресле, вяло
цедить из кружки крепкий чай и ни о чем не думать. Жена Витюхи, приятная
толстушечка - Вольга из Мховищ, поняла, что разговор намечается серьезный,
мужской - и, убедившись, что на столе царит порядок, ушла куда-то по своим
делам. Кажется, телевизор смотреть (Хворостина с теплой смешинкой
жаловался, мол, "кины слезные любит, спасу нет"!).
А мужики, значит, принялись за разговор.
Поначалу он не клеился: Витюха, тоже "утомленный" выпитым, все никак не
мог толково начать, говоря о вещах малозначительных, вспоминая какие-то
приключения их давней, мальчишечьей поры. Юрий Николаевич терпеливо слушал
и не перебивал, поскольку и сам не был склонен сегодня к серьезным беседам.
- ...А памятаеш, як Рыжань... - захлебываясь от восторга, заливисто
хохотал Хворостина, - ...Рыжань-та...
И вот тут умолк.
- А знаешь, Юрась, я ведь гэта пра Рыжаня и хацеу пагаварыць. Памятаеш,
што з им здарылася?
Помнить, в общем, особенно было нечего. Хотя история печальная - пропал
зверь, искали-искали да не нашли.
Гуляли тем летом всей командой у Струйной, далёко, за лес ходили. Уже
возвращались по-над берегом, почти до кладбища добрели, когда Рыжань
сорвался с места и с лаем умчался куда-то вперед. Ну, никто особенно по
этому поводу переживать не стал, поскольку пес был хоть и непослушный, но
после всех своих "самоволок" домой неизменно возвращался.
Дошли до моста - нету собаки. Решили, что побежал на подворье, хозяина не
стал дожидаться (мог и такое учудить). Или череду отправился встречать -
вон она, уже виднеется на горизонте...
Одним словом, искать не стали.
А на второй день явился к Семенке с Юрасем Хворостина, бухнулся на лавку
под окном, дрожащей пятерней зарылся в растрепанные волосы: "Прапау,
хлопцы, Рыжань!"
Утешали, искали, уговаривали, мол, блажь песья напала на зверя, погуляет и
вернется.
Хотя почему-то каждый уже знал в душе: не вернется.
Не вернулся.
Вот и вся история, таких в каждой деревне - пучок на любом подворье
расскажут.
Хотя говорить, в общем-то, и не о чем.
Кряхтит Витюха, лицом краснеет, мучается своей "историей", словно встала
та поперек горла хлебной коркой - и ни туда, ни сюда. Но главное начать,
потом будет легче. Хворостина вслух вспоминает, как пропал Рыжань - и
вдруг, неожиданно оборвав себя, впивается в Юрия Николаевича треснувшим
взглядом:
- А знаешь, Карасёк, я яго знайшоу тады. Пазней, дзен праз пяць...
Журский слушает - и отказывается верить! Выходит, некоторое время спустя
после пропажи Рыжань еще оставался жив. А потом...
Витька наткнулся на тело пса у самой кромки леса; сначала показалось:
спит, мерзавец, набегался где-то, нахулиганился вволю и дрыхнет! Свистнул
- не слышит. Подошел поближе (а в груди - дурацкие мысли и черные
предчувствия), посмотрел.
Мертв был Рыжань, о том говорили и перебитая шея, и вывалившийся
потемневший язык. Крови, правда, не осталось, ни капельки.
Отмахнувшись от ленивых, словно разжиревших после знатного пиршества, мух,
паренек опустился на колени перед телом друга. И лишь тогда заметил две
дырочки в свалявшейся шерсти, у горла...
- Я тольки потым дагадауся, што той, хто зрабиу гэта, мог быць непадалёк!
- Хворостина, хоть с тех прошло много лет, зябко потирает руки.
Юрий Николаевич наблюдает за тем, как тянется приятель, чтобы налить себе
еще чарчину домашнего вина; он ждет и не торопит Витюху, потому что
догадывается: все, только что услышанное им, лишь прелюдия.
Так и есть! "Накатив", Хворостина принимается рассказывать о вчерашних
событиях, когда у дочки Оксанки потерялся щенок.
И снова Журский не перебивает друга, не спрашивает, с чего тот решил,
будто давняя пропажа и странная смерть Рыжаня связаны с бедолагой-щенком.
Через пару минут Витюха объясняет сам.
Другой бы рассказал - ни в жизнь не поверил бы Хворостина... так видел
ведь "на власны очи". Утречком, у речки наткнулся на трупик.
- Я яго и закапау - навошта дзяцю такое бачыць! Ды й даросламу...
В принципе, ничего особенного: может, щенок упал где-нибудь, сломал себе
хребет, дополз до берега и испустил дух. А что крови в теле не осталось,
так это еще, наверное, не каждый и заметит. Равно как и две дырочки в
районе песьего горла...
- Што гадаеш, Карасёк? Што скажаш? - напряженно спрашивает Хворостина.
- Хреновы наши дела, старик. Но ты сам знаешь, как себя вести.
- А ты? Ты и плямяш твой, и гэтый, карэспандэнт. Чаго вам тут заставацца?
Ехали б, ад граха далей...
Юрий Николаевич тянется к чарке и с рассеянным удивлением отмечает, что та
уже опустела: "Что ж так быстро-то?"
- А вот ты бы, Витюха, как бы поступил на моем месте?
- Так то я...
- А то - я, - невесело усмехается Журский. - Да и много тут разных причин:
Остапович, братан и вообще... Ничего, как-нибудь переживем. Прошлый ведь
раз на том и закончилось, правильно?
"А позапрошлый, - добавляет про себя Юрий Николаевич, - позапрошлый - он
ведь когда был..."
12
Воду таскали в большом, высотой по колено, металлическом бидоне. Раз
двенадцать довелось отправляться к колонке, подсовывать неширокое горлышко
под прозрачную струю, слушать, как с глухим журчанием наполняется
прохладное чрево.
Сначала Игорю помогал Макс, потом - приехавший с работы Николай
Михайлович. И если мальчишка носил бидон неровно, рывками, часто
останавливаясь передохнуть, то старик напротив, оказался очень выносливым,
ровно двужильный! При его-то возрасте до сих пор трактористом работать -
уже кое-что. А тут еще тягает воду играючи, прибаутками сыплет, усмехается.
Юрий Николаевич носил воду в двух ведрах, один. Потом, когда залили ее в
бак, отправился к своему приятелю - а старик Журский принялся за растопку
бани.
Игорь пошел в первый пар, вместе с Николаем Михайловичем и мальчишкой, но
надолго не задержался: исхлестанный веничком (ай да старик, знает толк!),
вывалился наружу, отдышался, вернулся обратно и, вымывшись, побежал в
хату.
После ужина Остапович засобирался на "наблюдательный пункт". Макс,
перехватив его взгляд, умоляюще посмотрел, будто хотел напомнить: а как же
я? Пришлось отводить паренька в сторону и объяснять, что сегодня ему
придется ночевать дома, поскольку с Юрием Николаевичем Игорь еще на эту
тему не разговаривал, а без ведома дяди взять мальчика с собой не может,
просто не имеет права. Выслушано сие было с мученическим выражением лица,
но Остапович оставался непреклонен и Макс в конце концов смирился.
Все, теперь взять сумку, прихватить с собой заботливо завернутые хозяйкой
пирожки ("Есци захочацца - дык перакусице") и - в путь.
Начинало темнеть. Как раз гнали с поля череду, так что Игорю поневоле
пришлось жаться к заборам: попасть под копыта или на рога тяжело бредущих
коров не хотелось. Пару-тройку раз поздоровавшись с сидевшими на лавочках
каменцами (в основном - старухи да старики), журналист без приключений
добрался до заброшенной ведьминой избушки. Подумал было, может сейчас,
пока люди по домам, сходить да порасспрашивать - но не захотел. Отчасти
потому что в душе подозревал: ничего не сможет от них добиться.
Лестница лежала там, где они ее оставили - в траве, специально
припрятанная от посторонних глаз. Впрочем, если за столько лет не
тронули...
Игорь приставил ее к чердачному порожку, поднялся, пролез внутрь и начал
расстилать одеяло. Зажег фонарик, чтобы было удобнее, но как только все
обустроил - потушил: незачем привлекать к себе лишнее внимание. Лег на
живот, даже сквозь одеяло чувствуя прохладную влагу старых досок; смотрел
в чердачное оконце и размышлял.
Удастся ли ему что-нибудь увидеть, если не сегодня, то хотя бы вообще за
оставшиеся дни?
В одном Игорь не сомневался: нечто продолжает происходить. Во всяком
случае, сегодня днем на поле у Струйной появились новые круги, которых еще
вчера не было.
13
От дома Хворостины до подворья Журских - минут десять ходу. По мосту, мимо
речки и ведьмаркиной избы, потом шагаешь по пыльной ночной улице,
облаеваемый из-за каждого забора псами - и ты уже в тепле и уюте. Но
торопиться, в общем-то, не хочется. Когда еще выпадет вольная минутка
неспеша пройтись, вдыхая каменьский воздух (а ведь и правда, что он
отличается от всякого другого воздуха, колышется здесь нечто такое,
землянично-хвойное, чего и не определишь, не втиснешь в формулу, сколько
опытов не ставь...).
А что в руке палка сучковатая, неподалеку от Витюхиного дома выломанная, -
так это ж от собак отбиваться. Мало ли чего, нынче пес пошел резвый,
клыкастый, зазеваешься - "он только челюстью лязгнет, вот и кончай свои
грешные дни в приступе водобоязни"! Опять же, опираться удобно, а то
дорога в Камене за последние годы ровнее не стала. А после энного
количества выпитых чарок - и подавно.
Хворостина, конечно, предлагал себя в спутники, даже скандалить начал,
когда Вольга вместе с Юрием Николаевичем принялись убеждать его остаться.
Но скандалил Витюха вяло, по причине собственной утяжеленности от
принятого на грудь, да и Журский совсем не хотел ссорить друга с женой
(последняя же была настроена весьма воинственно и решительно, не гляди,
что с виду толстушечка-смирнушка).
Короче, пошел один. Ведь недалеко... и вообще. Жалко только, палка
неудобная попалась, коротковата.
Не везет, ёлки зеленые! И с почтой глупо получилось, совсем забыл, что
сегодня суббота. Семену еще наобещал... нет, позвонить нужно, обязательно
нужно позвонить!
"...И что? Не поеду ж все равно. То есть, отослать Макса необходимо,
конечно. Конечно. Но бросать мать и отца..."
Страшно. Оставить их здесь, а потом...
Вот идти сейчас по ночной деревне - не страшно ни капельки! Чего бояться?!
Палка в руках, чеснок в кармане, щенок, выпитый, в земле. Значит, тварь
(кем бы она ни была) ни в коем случае не нападет. И вообще, может, все уже
прошло давно, закончилось, не будет больше ни пропавших Витюхиных грабель
(тьфу, нечистый! - в смысле, грабли не будут пропадать!), ни...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг