не обязывающие рекомендации, хотя предпочтение отдавалось анонимному
выбору: отказаться от знаменитостей, вскрыть безвестный могильник и по
останкам восстановить погребенного. Кто он такой, кем был, - сообщит сам
реставрант, если, конечно, удастся его оживить. Но даже этот, казалось бы,
совершенно нейтральный вариант вызвал бурю возражений. Не устраивала как
раз безвестность. Вдруг воскрешенный окажется монстром, которого тут же
придется усыпить. К тому же, где гарантия, что при восстановлении не
произойдет деформация личности? Если ничего о ней неизвестно, то как
доказать, что реставрант идентичен оригиналу? Начнет бить себя в грудь: я,
мол, важная персона, а был, может, последним ничтожеством.
Владимиров тоже считал анонимность неприемлемой. Правда, его доводы
показались Семену надуманными. В них было много-с чего бы? - от болезненной
подозрительности.
- Это же кот в мешке! Могут подсунуть все что угодно.
- Так, наверное, и будет, невпопад подтвердил Семен. - Что нам дадут, с
тем и работать.
- А если найдется шутник? Нам дадут одно, а он возьмет и подменит.
Вместо кота-свинью. Попробуй потом уличить, никто же не знает, что было
там, в мешке.
- Как подменит? И кому это нужно?
- Ого! Еще как нужно. Вы, голубчик, плохо читаете ваши газеты.
Хотел он того или у него вырвалось непроизвольно, Владимиров признался,
что заглядывает в вырезки, и, должно быть, вычитал нечто насторожившее его.
Потоку-то и повел своего зама на безлюдный берег "шуршать галькой".
- "Верните миру кумира!" Помните? - спросил, замедлив шаг. Ему, видимо,
важно было услышать ответ.
Да, была такая статья, она пришла с последней бандеролью. Семен не мог
не обратить внимания на директивный заголовок. Не поленился, прочел. Скука.
Единственная стоящая мысль: если кого возвращать из прошлого, то прежде
всего лидера своего века, творца истории. Кого именно, автор не называл, но
таким, по его мнению. Может быть только предводитель народов, величайший
устроитель общества и государства. А всякие там философы, писатели,
художники, пусть даже гении из гениев, - что нового могут нам дать? Они и
так при нас - бери их труды и читай, иди в музей и смотри их творения. Кто
во все времена был действительно нужен миру, так это властелины. Без них
нет истории. Они - ее поводыри.
- Мурло дремучее! - распалился Владимиров. - Гегель, видите ли, его не
устраивает, Толстой устарел, Эйнштейн не нужен. Подавай ему Чингиз-хана!
Семен попытался возразить. В статье, он это помнил, о Чингиз-хане не
говорилось ни слова, да автор и не заглядывал так далеко в прошлое. Он
туманно намекал на кумиров новейшего времени.
- Сред них что, не было чингиз-ханов? - парировал Владимиров и вдруг с
каким-то новым интересом посмотрел на попутчика. - Вы никак солидарны?
Кстати, это не ваши там закорючки? Кто-то гулял по статье карандашиком.
О самом важном почему-то спрашивают через "кстати". Будто невзначай,
мимоходом... "Где, кстати, вы были в момент убийства?"
Попцов поспешил отмежеваться.
- Я пользуюсь только ручкой. Шариковой. Паста синяя. Почерк мелкий,
неразборчивый.
- Кого же так распирало от восторга? Сплошные восклицательные знаки. -
Директор все еще с сомнением поглядывал на заместителя.
- А если Острогин? - рискнул поделиться Семен своим давним
предположением.
Директор остановился на полушаге.
- Евгений Николаевич? - переспросил так, словно ослышался. - С чего вы
взяли? Ах да, - он, видимо, вспомнил о молве, повязавшей Попцова с
академиком. - Вам, конечно, лучше знать.
Разговор ту же скис. Они сошли с прибрежной полосы и молча направились
в глубь острова.
5
Пришло еще два или три пакета - и все. Безвестный отправитель
забастовал. Никаких больше вырезок. Переждав неделю, другую, Попцов ради
порядка позвонил в экспедицию академии. Ему вежливо объявили, что высылать
нечего, пресса молчит. "Что значит молчит?" - не понял он и, услышав гудки
отбоя, обругал себя за тупость. О проекте перестали писать - вот и все
дела. Никого, выходит, он уже не интересует. Всем до чертиков надоели
аидовы тени. Публика слышать о них не хочет.
- Нет, голубчик, публика тут ни при чем, - не согласился с ним
Владимиров. - Когда физики начали делать атомную бомбу, о них тоже словно
забыли.
- Так то бомба, шла война, секреты, а сейчас...
- Все то же, недалеко ушли. Люди всегда воюют, только войны бывают
разные. И бомбы - разные.
Семен уже пожалел, что полез к директору с дурацкой вестью. Тому во
всем чудились какие-то происки, и чем ближе к пуску биокомплекса, тем
подозрительнее он становился.
- Что ж, будем ждать новостей, - заключил Владимиров. - Теперь уже
скоро.
Его интуиции можно было позавидовать. Буквально через день по телексу
поступил график пусковых работ. Островитянам предписывалось в недельный
срок задействовать биокомплекс и держать его наготове. Это означало, что
генетики сделали свое дело, субстант получен, теперь - внимание, на старт!
И еще: впервые сообщение пришло с грифом "секретно".
В ожидании наживают стенокардию. Владимиров хватался за ноющую грудь,
пропитывался корвалолом. Теряя терпение, названивал то в академию, то в
Центр генетики, пытался правдами и неправдами выведать что-либо
определенное о субстанте, хотя бы дату, когда его доставят. Толку от
звонков было мало. Ему явно морочили голову. Одни клялись, что сами в
неведении, другие мялись и примитивно уходили от ответа: "не телефонный
разговор". Даже его давний приятель Морковин, главный координатор
программы, и тот посоветовал не суетиться: лучше, мол, не знать, легче жить
будет.
И тогда, желая помочь директору, Семен вспомнил об Острогине. "В случае
чего - я к вашим услугам". Вот уж кто наверняка знал все, что касалось
проекта. Может, захочет кой-что прояснить.
Он вышел на него лишь с третьей попытки - телефон, как всегда, был
занят. Академик - ну и память? - сразу признал по голосу. Не удивился
неожиданному звонку, не стал справляться о делах. Похоже, даже обрадовался:
"Вы очень кстати". Предупреждая вопросы, будто предвидел, о чем его могут
спросить, в полминуты сообщил, что "закваска" (странный термин - для
конспирации?) готова, уже в упаковке и что, вероятней всего, он сам
доставит ее на остров.
Семен оторопел: на столь полную информацию он и не рассчитывал. Они
здесь который день сидят, как в потемках, а этот попыхтел в телескопную
трубку и развеял весь туман. Как тут не зауважать старого лиса! Но Острогин
не был бы Острогиным, если бы не пококетничал. "Не возражаете?" - спросил,
будто мнение Попцова могло что-то значить, и назвал день, когда его ждать,
опять же игриво добавив: "С вашего разрешения".
Следовало бы немедля известить о разговоре директора, да тот вновь
скуксится. Решит, что специально все делается, чтобы щелкнуть его по носу:
мол, тебя там что-то интересует, так справься у своего зама, он тебе
разъяснит. И все же новость была слишком важна, скрывать ее Семен счел
бесчестным, тем более из-за каких-то побочных соображений, и поспешил к
Владимирову.
Директор ничем не выдал своих чувств. Видимо, и ему было не до мелких
обид.
- Значит, говорит, сам привезет? Вы не ослышались? Но почему именно он?
Семен тоже хотел бы знать, в силу каких обстоятельств субстант оказался
в распоряжении старого лиса. В конце концов, подумал он, не так уж важно,
кто привезет. Скорее бы был здесь. И тогда - вперед.
6
Острогин еще из Москвы предупредил: никакой помпы. Институт работает в
обычном режиме. Все сотрудники на своих местах. Кому нечего делать, пусть
сидит дома. А на биокомплексе чтоб вообще не было ни одного зеваки.
Он требовал невозможного. Люди больше года лишь тем и жили, что
готовили пуск, сутками не выходили из лабораторий, вытягивая программу к
сроку, а когда, наконец, наступил этот день, - попробуй, удержи их дома. В
жилой зоне городка остались только дети и кто с детьми. Весь островной люд
с утра стянулся к институтским корпусам и толпился как раз у здания
биокомплекса. Даже собаки и те, почуяв значимость минуты, сбежались на
людской сход и живописной стаей расположились поодаль на возвышении.
- Что ж это у вас здесь происходит? - возмутился Остроги и, завидев
толпу из окна директорского кабинета. Ни Владимиров, ни Попцов не
отозвались.
- Подойди-ка сюда, Аркаша, - позвал он помощника. - Посмотри на эту
фиесту.
Манекеном сидевший у стены человечек проворно скользнул к окну, грозя
продавить стекло безразмерным носом. Оценив зрелище, молча вернулся на свое
место. У его ног лежал никелированный ящик, с которым он ни на минуту не
расставался. Не разрешил даже помочь, когда высаживались из вертолета.
Уже битый час они вчетвером обговаривали процедуру приема-сдачи вот
этого самого ящика. Академика больше всего занимала протокольная часть.
Писанина предстояла большая. Актировался каждый шаг. Они, едва пожав друг
другу руки, уже дважды расписывались в журнале; груз доставлен, груз
выгружен. И каждый раз с перечислением присутствующих - кто был, в каком
качестве...
- Этих тоже потащим в акт? - Острогин все еще рассматривал людское
сборище. - Митинг устроили! Я же просил...
- Их можно понять, - набираясь терпения, сказал Владимиров. - Мы сейчас
выйдем, поблагодарим. Они заслужили доброго слова.
Приезжие переглянулись.
- Как скажете, вы здесь хозяин, - нехотя согласился Острогин и понес
свое могучее тело к двери.
На людях он преобразился. Приветливо кивал головой, широко улыбался,
кого-то дружески похлопал по плечу. И говорил он хорошо, с подъемом. Назвал
собравшихся рыцарями научного прогресса, отвесил благодарственный поклон -
от имени и по поручению и от себя лично. Ему с энтузиазмом аплодировали.
"Артист, ну, артист!" - с удивлением наблюдал за метаморфозой Семен.
Лишь однажды стушевался академик - когда его спросили, кого он привез.
Тишина навалилась такая, что слышно было, как гость засопел от внутренней
натуги.
- Вы же не поверите, если скажу, что не знаю. - Окружение настороженным
молчанием удостоверило: не поверим. - Но я, прошу прощения, действительно
не знаю.
После столь обезоруживающего признания он обратился к Владимирову,
призвав его в сообщники.
- Давайте, Михаил Матвеевич, объясним все как есть. Зачем скрывать?
Люди должны знать правду.
Директор дернулся от неожиданности: о чем это он, о какой правде? У них
и разговора не было о каких-то секретах.
Не вдаваясь в подробности, Острогин поведал похожую на байку историю, в
которую ни за что бы не поверили, расскажи ее кто другой. С его слов
входило, что изготовлены не одна, а сразу двенадцать "заквасок" (он
почему-то облюбовал это словечко). Причем от останков разных людей. Готовые
уже субстанты упрятали в одинаковые капсулы, перемешали их, наугад
пронумеровали и предоставили выбирать рулетке. Вышел девятый номер.
- Она здесь, эта капсула! - С помощью носатого Аркаши он приподнял для
обозрения отливающий холодным блеском ящик. - И никто, поверьте, никто даже
близко не знает, чьё это начало. Наберемся терпения, друзья! Теперь все
зависит от вас. Вы дадите ему жизнь, и вы будете первыми, кто увидит его.
Откровенность и пафос произвели на слушателей впечатление, однако не на
столько, чтобы у них пропала охота спрашивать. Обжав со всех сторон
академика, они дружно выдавливали из него крохи признания. Немного
перестарались - с именитого живота полетели пиджачные пуговицы.
Забеспокоившись, Владимиров не без труда отбил у толпы гостя, который так и
не сказал, кто те двенадцать избранных, чью судьбу решала рулетка.
7
Отношения между ними портились. Острогин скрупулезно сверял каждую
запись, просил уточнить или дополнить, если могли возникнуть разночтения;
поминутно справлялся с инструкцией, вычитывая вслух целые параграфы. И чем
больше он привередничал, тем нервознее становился Владимиров. Бумаги
отвлекали его, мешали следить, кто что делает, куда пошел.
Еще на входе в биокомплекс он предупредил, чтобы никто не отделялся, ни
к чему не притрагивался. И когда тянувшийся в хвосте бессловесный Аркаша
ткнулся было не в ту дверь, он бесцеремонно оттащил его за рукав и уже не
спускал с него глаз. Нос у острогинского помощника был не только большой,
но и любопытный.
Ящик вскрывали в центральной лаборатории.
Зачитав соответствующий пункт инструкции, Острогин передал Владимирову
запечатанный конверт, настоял, чтобы тот, прежде чем нарушить печать,
убедился в ее целостности. В конверте был листок с кодом к цифровому замку.
С этой минуты уже только Владимиров мог распоряжаться ящиком.
Медленно, словно имел дело с взрывателем, он набрал пятизначное число.
Послышался легкий щелчок, и крышка автоматически откинулась. Переведя
дыхание, Владимиров с еще большей предосторожностью стал снимать
разномастные прокладки - одну, другую, третью. Наконец обнажилась лежащая в
гнезде дымчатая продолговатая капсула.
Семен про себя отметил, что гости не проявили к ней особого интереса -
насмотрелись, должно быть, перед отправкой. Но вот директор его удивил. Тот
тоже лишь мельком взглянул на капсулу, как на нечто малозначительное,
примелькавшееся, и отошел от ящика.
- Ну что, будем закругляться? - Он подсел к столу, придвинул
протокольный журнал.
Острогин не ожидал такой реакции.
- Надеюсь, вы не оставите ее там? - спросил топом инспектора.
- Нет, конечно. Семен Петрович, упрячьте, пожалуйста, - попросил
директор, не отрываясь от записей.
Ничего не понимая, Семен извлек капсулу из ящика, понес к гермошкафу,
где ей надлежало храниться до пуска установки. Ему бросился помогать
Аркаша, но Владимиров остановил.
- Не утруждайтесь, он сам управится.
У Попцова складывалось впечатление, что с его участием идет какая-то
подспудная замысловатая игра, правила которой он не знал и тем более не мог
оценить, кто выигрывает, а кто в проигрыше. Поначалу вроде бы директор
чувствовал себя припертым к стене, теперь, похоже, гости, в чем-то
промахнувшись, пытаются спасти положение. Во всяком случае, инициатива явно
перешла к Владимирову, и он не собирается ее упускать.
- Вы давно виделись с Морковиным? - вне всякой связи спросил он,
продолжая писать.
Академик почему-то промедлил с ответом.
- Вчера. Вместе были у президента. И вы это знаете.
- Да, уважаемый Евгений Николаевич, знаю. Я как раз звонил в приемную и
попросил его к телефону. Уговаривал приехать.
- Он передал вашу просьбу президенту, и ему разрешили бы - сам не
захотел.
- Вернее, не смог, - поправил Владимиров. - У него какие-то
неприятности.
- Пропала одна из капсул. Вы это хотели от меня услышать?
- Удивился, почему вы не сообщили сразу. Такое ЧП...
- Я бы не стал драматизировать. Может оказаться, что какой-то лаборант
упер в качестве сувенира.
- Или кто-то выкрал. Для того, скажем, чтобы подменить капсулу. -
Владимиров приподнял над журналом ручку и направил в сторону гермошкафа. -
Вот эту, "девятку".
- Что вы, что вы! - деланно хохотнул Острогин. - Она была уже под
замком, н добраться до нее, поверьте, никто не мог. Исключено! Да и какой
смысл менять, если неизвестно, что в какой капсуле. Нонсенс!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг