людям вольным и разумным для пользы государства путь к должностям воинским
и подьяческим открыт быть должен.
- Исповедник! - сообразил Росин. - Наверняка он настучал. Ну, попы! Во все
века они одинаковы...
В этот момент появились трое мальчишек лет по двенадцать с подносами,
споро выставили на стол блюда с грушами и яблоками, резную доску с
пряженцами, серебряные кубки и две пузатые бутылки из прозрачного стекла,
за которым розовело полупрозрачное вино. Гость моментально забыл о
разговоре, любуясь редкостным сосудом:
- Немецкое?
- Стекло? - уточнил Росин. - Стекло мое. А вино - рейнское.
Он выдернул притертую пробку, наполнил кубки, приглашающе приподнял свой:
- За встречу?
Они выпили, после чего боярский сын потянулся к пирогам, а хозяин закусил
краснобоким яблоком:
- Так что, боярин Андрей, много охотников нашлось Ливонские земли воевать?
- Да нашелся кое-то, - кивнул гость. - Шуйский Петр Иванович пожелал
волостников своих привести, и охотников из вольных смердов; дьяк Адашев
Алексей с земель своих боярских детей привести пожелал; Зализа Семен
Прокофьевич среди бояр Северной Пустоши кое-кого привести обещал; со
Пскова отписали, что и среди них охотники схизматиков покарать найдутся;
духовник царский Сильвестр самолично приехать и благословить на дело
праведное также обещался.
- Ага, - кивнул Росин, наливая еще по одному кубку. Уже сейчас, услышав
названные гостем фамилии, он мог составить примерный расклад того, как
окажется поделена Прибалтика после ее покорения, кто и что получит в
результате предстоящей войны.
С Зализой все ясно - опричник и порубежник северных земель, честно
выслуживший себе там неплохое поместье рассчитывает по-соседски прирезать
себе еще кое-что за счет Дерптсокого епископства, благо новые поместья
окажутся недалеко, а коли не получится - так хоть добычу кое-какую домой
привезет, и за рубежи ливонские беспокоиться перестанет. Немцам после
начала настоящей войны станет не до разбойничьих наскоков.
Дьяк Адашев, чье имя даже в двадцатом веке будет известно любому
школьнику, явно рассчитывает наложить лапу на большинство орденских и
епископских земель. Потому как к царю близок, и коли самолично целовальные
грамоты на верность Ивану Васильевичу привезет, тут же и добытое на саблю
выпросить сможет.
Сильвестру, по той же причине, наверняка уже снится сан епископа всей
Лифляндии.
Псковичи, естественно, пеклись о коммерческом интересе.
Петр Иванович Шуйский принадлежал к нелюбимому царем боярскому роду и
собирался воспользоваться шансом, чтобы проявить себя перед государем и
выслужиться из немилости.
Оставалось непонятным только то, почему московский боярин приехал с этой
историей именно к нему.
- Мы так думаем, - отпил кислого, хорошо утоляющего жажду вина Андрей
Толбузин, - никак не менее трех тысяч ратников соберем.
- Хорошая цифра, - согласился Росин. - Три года назад мы ливонцев семью
сотнями кованой рати встретили, и вырезали, почитай, до последнего.
- То не Ливония на вас шла, - покачал головой опричник, - а дерптский
епископ и сын Готарда Кетлера сотоварищи. И шли не воевать, а в набег
короткий. Что встретили и положили их на лужском льду, за то честь вам,
хвала и слава. А вот для серьезной войны семи сотен бояр мало.
Он с достоинством осушил кубок до дна, неторопливо съел пряженец с грибами
и капустой, после чего продолжил:
- Как знакомцы и купцы сказывают, Рижское, Курляндское, Эзельское и
Дерптское епископства все вместе способны выставить до четырех тысяч
воинов. А коли стены всех замков и заставы оголят - то все шесть. Орден
Ливонский, хоть и слаб стал, но шесть-семь тысяч тоже выставить сможет. А
коли всех способных меч поднять соберет - то и десять. То есть, против нас
в Ливонии до тринадцати тысяч ратников окажется самое большее, а в
реальности, на поле против наших трех тысяч до девяти тысяч ливонцев может
выйти.
- Понятно, - согласно кивнул Росин, мысленно похвалив себя за правильность
расчетов. Девять тысяч врагов - это конечно, не пятьдесят, восемьдесят, а
то и сто двадцать тысяч всадников, каковые силы обычно выставляли уже
покоренные или не совсем ханства, но и за их уничтожение тоже кровушку
придется проливать, чего царь делать без крайней нужды не хотел.
- Девять против к трем, - вздохнул опричник, - оно, конечно, одолеть
можно. Но тяжело это больно, Константин Алексеевич. Да к тому же...
- Да к тому же можно и не одолеть, - закончил за него хозяин. - Это
понятно. Немцы да жмудины, это не татары, их не то что один к трем, один к
одному не всегда одолеть можно.
- Ну, один на один мы их завсегда разгоним, - обиделся гость. - Но вот
когда их больше втрое получается, Константин Алексеевич, думать что-то
потребно. Хорошо подумать.
Росин пожал плечами, пытаясь придумать хоть какой-нибудь совет.
Получалось, что затеявшим маленькую войну следовало либо просить помощи у
царя, либо попытаться растрясти мошну митрополита и псковских купцов,
желающих прибыток свой от этой войны получить, да попытаться нанять еще
охотников обогатиться на кровавой работе. Казаков, например, донских. Они
как раз только разбоем и живут. Помнится, по законам Донского войска аж
смертная казнь за мирное хлебопашество полагалась. Хотя, все это бояре и
сами наверняка знают. А ничего оригинального в голову не шло, и потому
хозяин просто еще раз наполнил кубки, убрав опустевшую бутыль под стол.
- Не желаешь ли ты сам, Константин Алексеевич, - поинтересовался боярин
Толбузин, принимая серебряный бокал, - не желаешь ли ты участия в деле
нашем принять?
- Мне-то какая корысть? - невольно вырвалось у Росина от неожиданного
предложения.
- Нет тебе в этом деле корысти, Константин Алексеевич, - согласился
опричник, откидываясь на спинку креста и грея кубок в больших ладонях. -
Но разве мы корысти одной живем? Земли наши исконные под пятой немецкой
томятся, схизматики проклятые имя Господа нашего на ней поносят. Так
неужели ты, боярин русский, сил не захочешь приложить, чтобы в лоно
исконное ее вернуть? Не корысти ради, а ради нашей Руси святой?
Вот и прозвучали те самые слова, которые должны прикрывать, как дымовая
завеса, шкурные интересы кучки бояр. Однако не презрение они вызвали в
душе Кости Росина, а словно тронули туго натянутую струну, звучание
которой и отличало всегда истинно русского человека от Иванов, родства не
помнящих. Конечно, корысть толкала Адашевых, Шуйских и Толбузиных на
присоединение Лифляндии к остальной Руси, но разве не она же погнала в
Сибирь казаков Ермака и купцов Строгановых? Однако, взяв свое, земли эти
они навеки к государству российскому прибили. Разве не корысть заставила
Гришку Потемкина Крым под руку русскую взять и твердо в нем укрепиться?
Однако по сей день поставленные им Севастополь, Николаев и Херсон символом
русской славы остаются, и флот Черноморский по сей день южные моря
бороздит. И не смог Росин рассмеяться в глаза царскому опричнику, а только
зубами скрипнул:
- Толку с меня? Три тысячи, плюс один. Хотя, с холопами, может и полсотни
приведу.
- Не в полусотне твой дело, Константин Алексеевич, - качнувшись вперед,
перегнулся через стол Андрей Толбузин и понизил голос. - А сказывал Семен
Прокофьевич, что во время набега на епископство Дерптское вы там
сотоварищей своих повстречали, кои один из замков ордынских захватили и
успешно его в руках держат, не смотря на вражду соседскую.
- Есть такое дело...
Костя с удовольствием вспомнил улыбчивого Витю Кузнецова. На играх и
фестивалях он особо не выделялся, но здесь, когда весь фестиваль на Неве
полным составом гикнулся в шестнадцатый век, ситуация изменилась. Поначалу
клуб "Ливонский крест" прибился к "Шатунам", но после захвата Кронштадта
они решили идти в Ливонию, к тем, кого считали своими. Увы, понимания у
крестоносцев они не встретили. Больше того - их едва не продали в рабство,
но тут душа бывшего старшины взыграла, он схватился за меч и... И вот уже
третий год ребята успешно держат в своих руках Сапиместкую фогтию, и не
просто держат, а ухитряются постоянно устраивать свары с соседями, то
стрясая с них откуп, то оттяпывая кусочки чужих земель. Прежний их Великий
Магистр, так преклонявшийся перед рыцарями, куда-то свалил, решив
мужественно сдаться "цивилизованным" немцам, зато Витя оказался здесь куда
как на своем месте, постоянно готовый влезть в драку по поводу и без
оного, задирающий всех известных ему дворян и мечтающий добиться для себя
настоящей королевской короны, пока Европа пребывает в дикости и раздрае. В
общем, настоящий рыцарь, печать ставить некуда. Что касается прочих
"крестоносцев" - то после первых успехов Кузнецова они доверились ему
безоговорочно, и пока еще новый предводитель своих ребят не подводил.
- А еще сказывал Семен Прокофьевич, - гость перешел на шепот, - что к Руси
у них отношение зело дружелюбное, помощь они вам в беде оказали с охотою и
даже государю нашему на верность желали присягнуть...
- Да наши ребята, наши, - кивнул Росин. - Не предадут.
Боярский сын Толбузин неожиданно откинулся назад в кресло и принялся
медленно посасывать вино, словно забыл обо всем на свете, кроме этого
напитка. В тереме повисла тишина - стали слышны даже далекое мычание с
невидимых за холмами коров и деловитое кудахтанье куриц в птичнике. Спустя
несколько минут уже Костя, мучимый любопытством, не выдержал и
поинтересовался:
- Так и чем знакомые мои из Сапиместки отличились?
- Уверен ли ты в сих сотоварищах, Константин Алексеевич? - повернул голову
к хозяину опричник.
- Уверен ли? - Росин задумчиво потер затылок. Что еще он мог знать про
Витю Кузнецова, с которым пару раз пришлось порубиться на топорах в
далеком двадцатом веке, да выпить пива у одного костра на общих игрищах?
Только то, что он такой же как все: питерский, русский. Любит выпить и не
прочь побуянить без особого ущерба для окружающих. Для того ведь они и
собираются на свои фестивали, чтобы удаль на поединках выплеснуть, а не
переворачивание чужих машин на городских улицах. Ну да, золото он растряс
с соседних фогтий и комтурий без зазрения совести - а кто от денег
откажется, коли сами в руки просятся? Новым магистром в своем клубе стал.
Вот, пожалуй, и все. Обычный молодой парень, такой же как все. Хотя...
Хотя, может, это и есть самое главное? Обычный парень, такой же как все.
То есть, может и есть какая дурь в голове, но русский он, русский. А
значит - Родину свою никому не продаст. И Костя решительно тряхнул
головой: - Уверен!
- Точно ли ты уверен, Константин Алексеевич? Потому, как дело, которое
хотим предложить твоему товарищу зело опасно, и важно необычайно для
общего нашего предприятия.
- Важно необычайно? - удивился Росин. - Чем же таким помочь он может,
боярин? Ты уж скажи, не томи. А я, глядишь, и отвечу сразу. Потому, как с
ребятами этими знаком, привычки их мне известны.
- Мысль у нас таковая появилась, - облизнул пересохшие губы гость. - Как
мы с боярами мыслили, сил Ливония супротив наших втрое больше выставить
может. Немногим менее половины из них - силы епископские, из четырех
частей сборные. Другая половина - войско орденское. Из епископств
Лифляндских после Дерптского самым сильным и богатым Эзельское будет. Да
еще оно и островное вдобавок, вести оттуда медленнее доходят, помощь
прислать труднее. И вот кабы Ливонский орден вдруг на остров сей напал и
войну начал, сильно сие нам бы на руку получилось. Во смуте внутренней, ни
Орден, ни Эзельский епископ помощи Дерпту не пришлют. Да и Рижские с
Курляндским епископства границы свои оголять поостерегутся. Тогда ратям
нашим не девять тысяч, а менее тысячи воинов противостоять будут. Силы
свои мы без опасения надвое разделим, одновременно Дерпт осадив, и мимо
Нарвы вдоль берега отряды вглубь земель вражеских послав. А пока не
опомнились немцы, сотоварища твои от Эзеля навстречу нам ударят, и
Лифляндию мы сразу надвое разрежем, половину под свою руку приняв. Поежели
с Эзелем други твои не справятся, то и все одно на равных мы с оставшимися
ворогами окажемся. А коли справятся - так и вовсе противиться нам некому
окажется.
Андрей Толбузин облегченно вздохнул - словно скинул, наконец, тяжкую ношу,
потянулся к кубку, заглянул внутрь. Росин торопливо налил ему вина, потом
плеснул немного себе. Кивнул:
- Толково. План, сразу признаю, красивый и изящный. Вот только... Как
заставить Орден напасть на своего вековечного союзника?
- Коли друзья твои на землях Ливонского Ордена живут, замком орденским
владеют, плащи и вымпелы орденские носят, так и кто же они, если не часть
Ордена? - это вопрос Андрей Толбузин с друзьями явно обсуждали уже не раз
и в подробностях. - И коли нападут они под своими знаменами, то именно
Орден, стало быть, войну с Эзельским епископством и открыл.
- А сказывал ли Семен Прокофьевич, что людей в замке этом всего два
десятка человек, плюс десяток дворни, да пара женщин? Я имею в виду,
знакомых мне женщин, что при нужде за меч взяться не побоятся? А с двумя
десятками людей против целого епископства войну начинать... - Росин
покачал головой: - Друзья мои боя открытого не боятся, сам бок о бок с
ними сражался. Но двадцать против целой страны, пусть даже такой
крохотной...
- Главное, чтобы отвага у них оставалась прежняя, а в мечах воинских
недостатка не станет. - Опричник, явно выдерживая паузу, отпил еще вина,
потом взял расстегай с вязигой, неспешно прожевал. - Коли решатся они на
сей подвиг, то из казны, митрополитом и купцами на войну собранных, готовы
мы золота четыре тысячи талеров им передать для набора в немецких городах
наемников для ведения войны. Поскольку сотоварищи твои по вымпелу и землям
своим есть крестоносцы ливонские, труда особого это для них не составит.
- А-а-а... - не меньше минуты сидел Росин с открытым ртом, переваривая
услышанное, а потом внезапно вскочил, звонко ударив себя кулаком в ладонь
и забегал между пушками, описывая замысловатые траектории: - Да, да, да!
Как ему самому это в голову не пришло? Зачем русскую кровь проливать или
казаков с Дона звать, если можно немцев на месте нанять, чтобы они сами
себя завоевали? У них это ведь в порядке вещей: кто золото платит, тот и
"родина". А все, кто за пределами своего города живет - иноземцы. Рижские
ландскнехты против Эзеля воевать пойдут, и глазом не моргнут.
- Черт! - повернулся он к гостю. - Гениально. Кому это только в голову
пришло?
- Даниле Адашеву, - признал Толбузин. - Брату Алексея. Он в ратном деле
хитер, завсегда нежданное что придумает. Так что, Константин Алексеевич,
возьмешься с сотоварищами своими поговорить?
Росин остановился, подошел к пушкам, выглянул в узкую вертикальную
бойницу. Конечно, привык он уже здесь за три года-то. К жизни спокойной
размеренной, к ежедневным выходам в цеха своих мануфактур, где
простенькие, даже наивные на взгляд человека двадцатого века механизмы все
равно то и дело подбрасывали неожиданные головоломки. Привык подолгу
торговаться к купцами, после чего гордо засыпать в сундуки честно
заработанное серебро. Привык проводить вечера с покорной женой, которую
заставлял носить в спальне и двух светелках рядом с ней коротенькое
кружавчатое шелковое белье. После глухих платьев, платков, убрусов и
подубрусников, в которых ходили днем все приличные женщины и длиннющих
бесформенных сарафанов простых девок - белье выглядело особенно
возбуждающим. Привык к тому, что все, на кого падал его взгляд немедленно
кланялись, и даже богатые купцы проявляли всемерное уважение. Однако, он
прекрасно понимал две вещи: ни с кем другим, кроме него, Витька
разговаривать не станет. Росин всегда был мастером, и ребята всех клубов
на фестивалях запоминали именно его. А кроме того, четыре тысячи талеров -
это огромная сумма, которую просто так никому не доверят. Ему, богатому
боярину, унаследовавшему имущество царского любимца Салтыкова и немало
приумножившему оное, доверят. Он воровать не будет - смысла нет. Ради
мешочка золотых позориться не станет. Как там Толбузин говорил? "Нет тебе
в этом деле корысти. Но ты - русский боярин."
- Отчего не взяться, - Костя небрежно пожал плечами. - Возьмусь.
Часть первая
Люди меча
Глава 1
Август
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг