регулярно устраивал в своей огромной квартире на Елисейских полях. Я
заслал к нему Катерину. Бурбон не только согласился полностью
профинансировать "бордельеру" у себя в квартире, но и предложил мне сто
тысяч франков за посредничество. Возможность нажраться и покуролесить в
обществе Второго Любимого Помощника, попутно решив деловые вопросы, стоит
дорого!
С прикомандированным ко мне советником по культуре мы объехали лучшие
ночные клубы и отобрали дюжину танцовщиц - милых, изящных дев с крупами
нежными, как шелк, и твердыми, как курс на рыночную экономику. Мы брали
только "экстракласс" и никого из серии: "Мужчина, не хотите ли
познакомиться с моей киской?" Эх, вот почему, как верно заметил Серега
Таратута, нет женщин в русских селеньях - они все давно в парижских и
гамбургских борделях.
Проинспектировать девушек я поручил Катерине, еще злой после подлого
поведения Антуана и ночного исполнения роли Жанны д'Арк. Получив от
временного поверенного общее представление о сексуальных пристрастиях
Помощника, она осмотрела девиц с дотошной ненавистью эсэсовки, отбирающей
славянок для господ-офицеров.
Советник по культуре, в прежние годы курировавший по линии КГБ
проституток, кормившихся вокруг Интуриста, провел суровый инструктаж:
- Шаг влево, шаг вправо - поедете на родину. И ни одна сука никуда
дальше Смоленска сиську не протащит! Вам ясно?
- Ясно...
- Человек с вами будет большой, очень большой! Забудете о нем, как
только все закончится. Ясно?
- Ясно...
- Никаких презервативов. Не любит. И полная стерильность. Если у него
хоть кольнет потом или капнет, я вам ваши кормилицы навсегда запломбирую!
Ясно?
- Я-я-ясно-о... - блеял "экстра-класс", испуганно переглядываясь.
Мне их стало немного жаль, и я приободрил:
- Гонорар тройной, как на Северном полюсе. Не бойтесь, девушки, кому не
достанется Большой Дядя - я всегда к вашим услугам!
Катерина усмехнулась.
- А ты, милая, будешь сидеть в шале и греть мне постельку! - поставил я
на место свою любимую секретаршу.
- Как скажешь, Зайчуган! - покорно шепнула она.
Ведь знал же, что ее покорность заканчивается обычно большой пакостью,
но прошляпил и на этот раз!
Временный поверенный был в восторге от того, как выполнено задание. А
Второй Любимый Помощник удовлетворенно улыбнулся, оглядев стол, в
гастрономическом отношении представлявший собой совершенно бессмысленное,
но эффектное смешение французской и русской кухни; седло ягненка под
соусом из трюфелей соседствовало со стопкой блинов и ведром красной икры.
Посреди стола на огромном серебряном блюде в позе андерсеновской русалочки
сидела одна из девушек, обложенная по окружности королевскими креветками.
Вдоль одной стены выстроились одетые во фраки официанты, напоминавшие
стрижей на телеграфном проводе, а вдоль другой - голые девочки, прикрытые
для пикантности листиками кудрявого салата.
- Да, временный, быть тебе послом. Угодил! - повторял Оргиевич, потирая
руки. - А бабы-то, бабы! Знатная "бордельера" сегодня будет! Налетай,
мужики! - махнул он рукой свите, расположившейся у него за спиной.
А в свите Второго Любимого Помощника, кроме референтов, охранников,
прикормленных журналистов и раскормленных шутов, именующихся почему-то
ведущими деятелями российской культуры, наблюдались еще две весьма
колоритные личности - Гоша и Тенгизик. Это были знаменитые воры в законе,
о которых с восторженным испугом писала вся отечественная пресса. Западная
печать тоже не молчала.
"Фигаро", возмущаясь, уверяла, что, если бы не дипломатические
паспорта, французские власти ни за что не допустили бы их в страну,
"форбс" прозрачно намекал на то, что с помощью Гоши и Тенгизика Кремль
обделывает свои самые пакостные делишки, такие, которые нельзя поручить
даже костоломам из бывшего КГБ.
Кстати, в Кремле у них действительно был офис на одном этаже с
кабинетом Оргиевича. И как-то раз один свежеизбранный губернатор приехал
жаловаться в Москву на полную отморозку бандюков у себя в области. Ему
порекомендовали обратиться к Гоше и Тенгизику. Поговорив с ними несколько
минут, губернатор заплакал и поехал восвояси - мириться со своими
областными мордоворотами.
Гоша и Тенгизик имели обыкновение несговорчивым конкурентам "забивать
стрелку" в Кремле. Ход, что и говорить, сильный: супостатам, оставившим
свою охрану возле Спасских ворот, били морду прямо в кабинете, из окон
которого был виден Царь-колокол. После этого на конкурентов снисходило
просветление - они становились уступчивыми до неузнаваемости и подписывали
любые бумаги. Странно, почему наш президент до сих пор не применит тот же
метод устрашения к лидерам оппозиции! Дешево и сердито.
"Бордельера" началась. Бурбон произнес пространный тост в духе Генона о
глубинных евразийских связях между Россией и Францией и выразил восторг в
связи с тем, что имеет счастье принимать под своим кровом такого высокого
гостя. В ответ он был крепко поцелован Оргиевичем в губы. Далее
последовало ал-лаверды.
Второй Любимый Помощник долго говорил о многовековой любви России к
Франции и даже умудрился представить войну 1812 года чем-то наподобие
совместных натовских учений.
Вечер удался! Девчонки отбросили салатные листочки и отплясывали на
столе "калинку-малинку", призывно потряхивая раскатистыми грудями - меньше
четвертого размера мы не брали. Сам я дважды выпил с Оргиевичем на
брудершафт. Бурбон, получив от высокого гостя твердое обещание вернуть ему
французский трон, в доказательство своей беззаветной преданности России
лакал водку прямо из горла.
Временный поверенный с лакейской угодливостью подливал Гоше и Тенгизику
"столичную", еще с до-перестроечных времен хранившуюся в посольских
подвалах.
Свита жрала и пила так, словно ее только что по Дороге жизни доставили
из блокадного Ленинграда. Известный сатирик, лауреат Бейкеровской премии,
которого Второй Любимый Помощник всюду возил с собой в качестве дорожного
тамады, каждый тост говорил стихами:
Заявляю вкратце я:
"Будь здорова, Франция!"
Или Поднимаю свой бокал, Чтобы завсегда стоял!
После легкой кулинарной подготовки и основательного алкогольного
разогрева настал черед разврату. Надо сказать, квартира Бурбона никогда не
служила излюбленным местом сбора общества "Борьбы за моногамию и
моноложества имени Св.
Инессы". Официанты и те здесь были особенные - наблюдательные
извращенцы. Вся радость их жизни состояла в обслуживании таких вот оргий,
поэтому секреты чужих удовольствий они хранили, как свои собственные. Но
даже ко многому привыкшие официанты были взволнованы, когда Второй Любимый
Помощник, лицо которого не сходило со страниц газет, мощным бурлацким
движением придвинул к себе русалочку вместе с блюдом, расстегнул брюки и,
окунув орудие в сметану, рыча, завладел девицей не совсем естественным
способом, да еще с таким азартом, что королевские креветки брызнули в
разные стороны как живые.
- А ну давай, орлы! Гоша! Тенгизка! Эй, временный, не сачкуй, а то на
пенсию отправлю! - крикнул Оргиевич. - Бурбон, мать твою за ногу, у тебя
что - отсох?
Знаменитые бандюки оказались, как и следовало ожидать, садистами не
только по профессии, но и по сексуальной ориентации. То, что они вытворяли
с истошно оравшей от боли крашеной блондинкой, на суде обычно
квалифицируется как "групповые развратные действия, совершенные с особым
цинизмом и повлекшие за собой тяжкие телесные повреждения". Временный
поверенный сначала по осторожной гэ-бешной привычке хотел на всякий случай
сачкануть. А может, просто переволновался, готовя "борделье-ру", и ему
было не до секса. Но после окрика начальства он торопливо выбрал девушку
поскромнее и увлек ее за кадку с искусственной пальмой. Остальные члены
свиты разобрали танцорок, и начался русский блуд - бессмысленный и
беспощадный. Я, как и обещал, принялся утешать тех, кому не достался
Большой Дядя.
То и дело раздавались подхалимские возгласы изумления в связи с
возвратно-поступательной неиссякаемостью Второго Любимого Помощника:
- Ах, Владимир Георгиевич, уже третья! Крепка же демократия в России!
Бурбон - вероятно, давно уже отказавшийся от женщин в пользу водки -
старательно колотил по подносу, как по тамтаму, помогая высокому
московскому гостю держать ритм. Скромная девица напилась и оказалась
буйной. Она отобрала у временного поверенного его огромные очки и довольно
изощренным образом нацепила их на свою правую ягодицу.
...Катерина появилась в самый разгар "бордельеры". Длинное черное
бархатное платье плавно и целомудренно облегало ее стройную фигуру. На
высокой загорелой шее сияло подаренное мной колье. Строгая викторианская
прическа делала мою гулену изысканно-беззащитной. Войдя, она застыла в
оцепенении, точно юная виконтесса, зашедшая пожелать маменьке-графине
спокойной ночи и обнаружившая ее в объятьях горбуна-конюха.
- Добрый вечер! - робко произнесла Катерина и попятилась.
- Добрый вечер, - механически отозвался Любимый Помощник, остужавший в
этот момент свою державную мощь в бокале "Вдовы Клико".
Разглядев вошедшую, он смутился и, опрокинув бокал, стал застегивать
брюки, второпях довольно болезненно прихватив себя "молнией". Да и вообще
все развратствующие застыли в каком-то неловком испуге. Даже Гоша с
Тенгизиком засмущались и отпустили свою жертву со словами:
- Ладно, телка, попасись пока...
А я, предчувствуя, что это появление может вызвать ярость у Оргиевича и
безвозвратно погубить все мои заманчивые планы, постарался сделать вид,
что не имею к вошедшей никакого отношения. Второй Любимый Помощник,
освободив наконец крайнюю плоть из зубьев "зиппера", преисполнился
подобающей значительности, оглядел залу и молвил:
- Что-то у нас тут непорядок в смысле питания...
Бурбон, ударив кулаком по подносу, закричал на официантов, и они
бросились приводить в порядок сервировку, основательно нарушенную
охотниками до настольной любви. А Катерина тем временем подошла ко мне,
материнским движением заправила в брюки рубашку и платочком стерла с моего
лба испарину сладострастия.
- Тебя же просили, - зашипел я. - Уходи немедленно!
- Зайчутан, в номере так скучно...
Тем временем ко мне, натыкаясь .на стулья, подскочил лишившийся своих
очков временный поверенный и потащил к Оргиевичу.
- Твоя? - грозно спросил тот, кивая на Катерину, задумчиво нюхавшую
веточку сельдерея.
- Моя, - чувствуя, как холодеют уши, ответил я.
- Жена?
- В каком-то смысле... Знаете, такая ревнивая...
- Знаю. Уступи!
- Не связывайтесь, Владимир Георгиевич! - на всякий случай предупредил
я.
- Уступи - не пожалеешь!
- О чем речь, Владимир Георгиевич! - радостно крикнул временный
поверенный, словно речь шла о его секретарше. - Берите!
- За Прекрасную Даму, навестившую наш скромный уголок! - провозгласил
Второй Любимый Помощник, поднимая бокал.
Катерина потупила глаза и покраснела от удовольствия.
Официанты под руководством суетящегося Бурбона тем временем на длинном
подносе внесли огромного угря. Под горячее Оргиевич, уже обнимая Катерину
за талию, провозгласил:
- За президента! Дай Бог ему здоровья!
- За президента! - гаркнула свита. Зазвенели ножи и вилки. А через
четверть часа Катерина, смерив меня победно-насмешливым взглядом, уже
уводила из зала Второго Любимого Помощника. Оргиевич на пороге оглянулся и
наставительно сказал:
- Вы тут не балуйтесь без меня! Нам с Катей поговорить надо. Мы скоро
вернемся...
- М-да-а, - молвил временный поверенный, подслеповато глядя им вслед, -
здорово ты это, Павлик, подстроил.
- Ничего я не подстраивал!
- Ну не надо! Своим-то не надо...
Разврат продолжился. Гоша и Тенгизик, проявляя непонятное постоянство,
отыскали под столом свою тихо плачущую блондинку и возобновили
надругательство.
Один из официантов от всего виденного и пережитого свалился в обморок.
Его унесли. Бурбон припал на залитую вином скатерть и душевно беседовал
по-французски с головой съеденного угря. Я, выхлебав фужер водки, пошел
обессилено мстить Катьке с пьяными танцорками.
Оргиевич и Катерина в ту ночь так и не вернулись...
- Ну и стерва она у тебя, - заметил временный поверенный, подозрительно
протирая вернувшиеся к нему очки.
Мы ехали домой по пустынным парижским улицам. Было утро, и листва
каштанов выглядела серой, как на черно-белой фотографии. Да и вообще весь
мир был послеразвратно сер и тошнотворно пресен.
- Стерва, - согласился я. - Но ты думаешь, ей сейчас с ним хорошо? Нет.
Она не от этого тащится...
- А от чего?
- Не дай Бог тебе узнать!
Именно в то утро я начал смутно понимать, что истинное удовольствие
Катька получала лишь в одном случае - когда видела разъяренное лицо
мужика, орущего в бессильной злобе:
- Стерва! Я ненавижу тебя! Ненавижу!! В этом был ее настоящий оргазм,
ради которого она могла подолгу таить в своей умной головке самые
изощренные многоходовки, могла идти, ползти, красться к своей счастливой
женской судороге месяцами и однажды добиться своего:
- Стерва-а-а!
10. ГОСУДАРСТВЕННАЯ ИЗМЕНА
На следующий день Второй Любимый Помощник, свежий и бодрый после
утренней сауны с массажем, начал деловитый обход российской части
авиационной выставки. В этом государственном муже, сосредоточенном, резко
отдающем команды референтам, трудно было признать вчерашнего Оргиевича,
начавшего со сметаны, а завершившего "бордельеру" в постели моей
секретарши. Катерина была при нем, и по взглядам, которыми они
обменивались, мне стало ясно: мерзавка выступила с показательной
программой и по всем видам получила высшие баллы.
Я шел следом за ними, стараясь удерживать на лице счастливую улыбку
кормилицы, выдающей свое дитятко замуж за хорошего человека. Но в душе, в
душе была тоска, был ноющий нарыв, вдруг дергавший так, что в глазах
темнело от отчаянья: "Как же я теперь буду без этой стервы, суки, гадины,
предательницы, без этой трахательной куклы? Как я буду без нее?" У нее же
в кулаке моя игла! Я и представить себе не мог, что мне будет так тяжело
терять Катьку.
- Не переживай, Павлик, - успокоил, заметив мое состояние, временный
поверенный. - Вернется. У Оргиевича никто долго не держится.
Свита медленно двигалась вдоль стендов, пялясь непроспавшимися глазами
на чудеса загибающейся российской авиации.
- А это еще что за прокладка с крылышками? - скривился Второй Любимый
Помощник Президента.
- А это, Владимир Георгиевич, - гнусно воспользовавшись моим
состоянием, попытался влезть в разговор Братеев, - уникальная разработка,
к сожалению...
- Что значит "к сожалению"? Что вы здесь все время ноете? И вообще я не
тебя спрашиваю, а Павлика!
Я превозмог отчаянье, собрался с мыслями и стал обстоятельно
рассказывать о наполовину придуманных успехах "Аэрофонда" в деле
строительства малой российской авиации. Оргиевич благосклонно слушал мои
разъяснения, изредка бросая уничтожающие взгляды на Братеева, который, не
получив приглашения на "бордельеру", за одну ночь похудел от расстройства
килограммов на десять. А теперь, после такой публичной оплеухи, седел
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг