- А вот этого не надо! Не надо, говорю! Отпусти... Он проснется...
- Ну и хрен с ним! Я ему по рогам настучу!
- Ага, а зарплату потом ты мне будешь платить?
- А сколько он тебе платит?
- Сладенький, если я скажу, ты не переживешь...
- Ну хорошо... А завтра?
- До завтра дожить нужно. Иди баиньки! Утро вечера мудренее.
Послышался шум борьбы и щелчок дверного замка. Затем снова - шелест
душа и тихие влажные шаги по ковру.
- Зайчуган, ты спишь? Зайчуга-ан!
Я повернулся и показательно продрал глаза. Обнаженная Катька стояла
надо мной, как мраморная богиня в ночном зале музея. И лишь темные пятна
сосков да черный, идеально равнобедренный треугольничек нарушали эту
ночную мраморность.
Правда, я читал, что дотошные греки раскрашивали своих афродит самым
достоверным образом там, где положено.
- Я-то сплю, а вот ты где шляешься?
- Я ребят успокаивала, - чистосердечно призналась она. - Им так сейчас
тяжело!
- Успокоила?
- Кажется, да...
- Ну что там? Обломками никого не задело?
- Нет, в поле упали. Одного велосипедиста взрывной волной сдуло. Подал
в суд за поломку велосипеда...
- Переживем! Что еще?
- Ничего.
- А Перов не застрелился, пока. я спал?
- Нет, просто очень сильно напился...
- А что там твой атташонок?
- Почему это мой? - искренне возмутилась Катька.
- Ладно. Как там мой атташонок?
- Папуле звонил... Плакал в трубку. Все на тебя валил...
- Сволочь! - Я повернулся к стене и сделал вид, будто возвращаюсь к
прерванному сну.
Катерина легла рядом и прижалась ко мне своим еще влажным после душа
телом.
Я отстранился:
- Ты и меня хочешь успокоить?
- Прости, Зайчуган, я очень устала. Такой трудный день...
- Еще бы!
- Спокойной ночи!
Я долго не мог заснуть. Теперь, когда опасность полного краха миновала,
можно было спокойно обдумать подробности завтрашней развязки нашего с
Катькой романа. Нет, надавать ей по щекам и заставить спать на
прикроватном коврике - это не месть! Пилотажники и так смотрят на меня
будто на спекулянтика, примазывающегося к их героическому ремеслу. А
теперь еще будут всем рассказывать, как по-гусарски оттоптали личную
секретаршу Шарманова. Нет, такое не прощается!
Все обдумав и воодушевившись, я повернулся к Катерине - она мирно
спала, свернувшись калачиком и чуть похрапывая от усталости. Я пошарил по
ее нежному теплому тельцу и наткнулся на мягкую щетинку. Катька, не
просыпаясь, поощрительно шевельнула бедрами. В голове почему-то крутился
сакральный пароль пьяниц времен застоя - "Третьим будешь?".
- Буду! - вздохнул я.- Буду!! ...Утром мы завтракали в уютном
ресторанном зальчике, специально выделенном для руководства летной группы.
Стены были украшены фотографиями знаменитостей, останавливавшихся в отеле.
Я узнал длинноносую Маргарет Тэтчер и жизнерадостного губошлепа Бельмондо.
Ели вяло. Меня еще поташнивало от вчерашних излишеств. Но шеф полетов
Перов, тот просто страдал нечеловеческой мукой и настолько опух с
похмелья, что даже внешность его описывать бессмысленно. Лучше бы он и в
самом деле вчера застрелился. Баз-лаков и Вильегорский тоже выглядели
дохловато, но, несмотря на это, периодически посматривали победно друг на
друга, а изредка исподтишка бросали на меня взоры, в которых странным
образом сочетались кобелиное торжество и мужское сочувствие моей
рогонос-ной участи. И лишь Катерина была, как всегда, свежа и целомудренно
невозмутима, словно вообще прибыла сюда, на грешную землю, с далекой
планеты, где половая жизнь сводится исключительно к игре на фортепьяно в
четыре руки, а в бутылках из-под водки продают только родниковую воду.
Обслуживал нас официант с выправкой оперного певца. Я подозвал его и
приказал принести шампанского. Он, обалдев, переспросил несколько раз, ибо
для англичанина выпить за завтраком шампанское, а не апельсиновый сок, это
что-то совершенно противоестественное. Разъяснив ему, что я совсем даже не
шучу, и отправив выполнять заказ, Катерина удивленно спросила:
- А разве у нас праздник?
- Да, проводы.
Когда перед каждым стоял наполненный бокал, я постучал ножом по
графину, призывая к вниманию, и встал.
- Дорогие коллеги! Господа! - начал я.- Товарищи! Прискорбное событие,
случившееся вчера, потрясло всех нас до глубины души. Вся Россия без
преувеличения содрогнулась от Камчатки до Карпат...
- Карпаты теперь не наши! - подсказал Базлаков.
- И Камчатку скоро отдадим... - всхлипнул Перов.
- Оставим мелочи геополитики, когда речь идет о жизни и смерти! -
возразил я. - Но особенно тяжким это испытание было для наших чудом
спасшихся героев.
Смерть держала их в своих цепких лапах и дышала в лицо мраком
вечности...
Перов снова всхлипнул.
- Но с вами была удача. Небо не отдало вас земле! Я долго думал, чем
можно отблагодарить вас за мужество, ибо Отечество вряд ли наградит вас за
это. Я не мог уснуть и долго думал, как доказать вам, что жизнь, несмотря
на все превратности, прекрасна...
Катерина, Базлаков и Вильегорский посмотрели на меня с опасливым
недоумением и уткнулись в тарелки. Перов, ничего не понимая, мучительно
ждал окончания тоста, с тоской наблюдая глумливую суету шампанских
пузырьков в бокале.
- ...Я долго думал, не спал и пришел к выводу: ничто так не взбадривает
настоящего мужчину, как хорошая женщина. И я решил вас наградить! Я
поручил это непростое дело моей личной секретарше - очаровательной
Екатерине Валерьевне! И если кто-то из вас, сладеньких, остался не
удовлетворен, жаждет продолжения, прошу подавать заявки! Катя - девушка
очень исполнительная и все быстренько исправит... Хорошенького должно быть
помногу! Но спешите, потому что завтра она возвращается в Москву...
Оба катапультанта застыли с раскрытыми ртами. И только Перов, по
причине похмельного тупоумия не уловивший ничего из сказанного,
обрадовался паузе и осторожно повел ко рту спасительное шампанское. Но не
тут-то было! Катерина, вскочив, как ужаленная, выхватила у него из
трясущихся рук бокал и злобно швырнула в меня. Увидев, однако, что
хрусталь прошел мимо цели и, едва не задев опешившего официанта,
разлетелся о стенку, она зарыдала с досады и опрометью выбежала из зала.
Еще несколько минут все сидели молча.
- Ну, Павлик, - захохотал вдруг Базлаков. - Ну, ты даешь... Есть,
конечно, крутые мужики, но ты... За Шарманова! Ты, Пашка, настоящий мужик!
Ура!
Официант подал помертвевшему от горя Перову новый наполненный бокал - и
все дружно выпили, кроме Вильегорского.
- Ты чего? - удивился Базлаков.
- Мне пить нельзя. Я лечусь...
- От чего?
- От хламидиоза. В отпуске поймал. Самое смешное - от медсестры...
- Какой еще такой хламидиоз? Триппер, что ли?
- Наподобие, - объяснил я, - но гораздо благороднее! Хорошо еще, что
тебе, Витя, медсестра попалась. У врачихи мог бы запросто и Синклера
Льюиса взять почитать. С венерическими заболеваниями сейчас вообще
страшное дело - просто какая-то сифилизация всей страны... Так что ты еще
легко отделался!
- Погоди, - нахмурился Базлаков. - А что ж ты вчера спирт стаканами
трескал?
- Забыл, - потупился Вильегорский. - После катапультирования все как
отшибло. А сейчас вдруг вспомнил...
- Блин. Как же я теперь к жене сунусь? - рассердился Базлаков. - Как он
хоть лечится, хламидиоз этот трепаный?
- Таблетками разными... Зелененькими, красненькими... У меня с собой
даже рецепт есть, - виновато сообщил вирусоноситель.
- Ладно, мужики, не расстраивайтесь... - примирительно молвил я. -
Сквитались. Ты ему хвост подставил, а он с тобой хламидиозом поделился.
Дуйте в аптеку - и на мою долю купите!
- И ты тоже? - изумились они.
- Ну вы и эгоисты! - рассмеялся я. С хламидиозом меня уже как-то
знакомила одна тележурналисточка - и он не произвел на меня очень уж
неприятного впечатления. Надо признаться, ко мне вообще легко пристает
разная мелкая постельная зараза - и мой уролог, работавший раньше в 4-м
управлении, в шутку называет меня "коллекционером".
Примчавшийся в гостиницу радостный атташонок обнаружил меня в баре,
куда я спустился, оттащив в номер тело Перова, наопохмелявшегося
шампанским до состояния, близкого к параличу.
- А где мужики? - огляделся он.
- Маленький гигиенический шопинг.
- Вот неугомонные!
Атташонок весело сообщил, что никакой специальной комиссии из Москвы не
будет: разобраться во всем на месте поручено ему. И вообще происшествие
воспринято со скорбным спокойствием. В стране каждый день что-то падает,
сталкивается, обрушивается или взрывается. Пообвыклись. Зато столичное
начальство просто взбесилось, узнав, что Вильегорского собираются
показывать по мировой телевизионной сети с пачкой "Винстона". Не ровен час
мерзавчатый пресс-секретарь подсунет информацию президенту, да еще под
плохое настроение, - и тогда начнется!
- Сказали: головы оторвут и ему, и мне, и вам, если такой позор
допустим!
Приказали - отговорить.
- Может и не послушаться... Большие деньги все-таки, - усомнился я.
- Для настоящего летчика небо дороже денег - не мне вам объяснять! -
твердо объявил атташонок. - Будем работать с кадрами... А где Катерина?..
- Сейчас позову. Она как раз о вас все утро спрашивала. - У меня
мелькнула похмельная мыслишка и его втянуть в наше хламидийное братство.
- Нет-нет, мне надо бежать, - сразу заторопился посольский крысенок. -
Англичане уже свою комиссию организовали. В два часа первое заседание.
Вас, между прочим, тоже приглашают.
- Обязательно приду, если...
- Нет уж, без всяких "если"! Знаете, как трудно было убедить Москву в
том, что вы ни в чем не виноваты! И потом, на вас два велосипедиста в суд
подали...
За велосипед...
- Почему два?
- Они тандемом ехали.
В номере я застал Катерину, уже собранную в дорогу: она укладывала в
чемодан последние вещи.
- Таблеточки не забудь купить. А то некрасиво получится с новым
шефом-то!
- Какие таблеточки?
- От хламидиоза.
- Ну вот... Одна от вас, мужиков, грязь! - Она даже села от огорчения
на постель.
- Ко мне претензии есть? Я сам пострадал.
- К тебе - нет.
- Тогда давай прощаться!
- Прощай...
- Место у тебя есть на примете или помочь? - великодушно предложил я.
- Спасибо. Я думаю, меня возьмут в "Лось-банк". Это походило на правду:
вице-президентом банка "Лосиноостровский" был Костя Летуев - сын
крупного гэбешника, специализировавшегося в свое время на борьбе с
диссидентами: Сахарова как раз он вел. Сейчас, кстати, написал
воспоминания об академике, "Наедине с совестью" называются. Когда
"контора" кукарекнулась, папаша, пользуясь своими связями, организовал
молодому банку мощную службу безопасности, а в качестве гонорара попросил
хорошее место для своего тридцатилетнего сопленыша. Тот быстро вошел во
вкус и за три года расколотил четыре банковских лимузина, но ему все
сходило с рук. В "Лось-банке" у меня был счет и еще кое-какие полузаконные
делишки. Всякий раз, когда я появлялся там, сопровождаемый Катериной,
сопленыш Летуев смотрел на нее, как пионер, которому в почтовый ящик
вместо "Мурзилки"
засунули "Плейбой". Все сходилось. Что ж, пусть теперь он позайчутанит!
- Надеюсь, после твоего прихода "Лось" простоит еще хотя бы месячишко!
- улыбнулся я.
- Об этом я не волнуюсь. Я переживаю, как ты без меня будешь...
- Да уж как-нибудь... Найду себе другую помощницу, не такую
общедоступную.
- В этом я не сомневаюсь... Только вот как ты без меня в Ле Бурже
будешь?
- А что такое? - насторожился я.
- Понимаешь, я тебе все забывала сказать: когда папа работал в Париже,
я училась в одном классе с сыном нынешнего министра транспорта...
Замечательный мальчик... Антуан. Скромный - папа у него тогда еще в
оппозиции был. Мы с ним целовались. Один раз.
- С папой?
- Нет, с сыном. Но дома я у них бывала. Папа, кстати, страшный бабник.
А мать - алкоголичка. Типичные аристократы. Я Антуану недавно позвонила,
он очень обрадовался и обещал во время салона притащить папашу к твоему
стенду. А папаша - личный друг президента. Но, вероятно, все это тебе уже
не интересно...
- Катька, ну почему ты такая стерва? - с восхищением проговорил я.
- Когда-нибудь расскажу.
- Сам не понимаю, почему не могу на тебя долго злиться?
- Наверное, потому что у нас много общего.
- Много - не много, а одно общее у нас действительно есть.
- И что же? - поинтересовалась она.
- Хламидин.
...Когда по возвращении в Москву я привел Катьку к своему урологу, он с
таким непрофессиональным интересом ее осматривал, что стало ясно: никакая
многолетняя генитальная рутина не может притупить во враче чувство
восхищения красивой пациенткой.
- К сожалению, на период лечения вынужден рекомендовать вам
воздержание, - вздохнул доктор. - Если что, приходите еще! Не
стесняйтесь...
- А мы и не стесняемся, - ответила Катерина. - Постельные болезни - это
всего лишь разновидность отрицательной информации, которой обмениваются
люди во время общения. Вас обругали - и вы пьете валерьянку. Вас заразили
- и вы пьете антибиотики... Вам никогда это не приходило в голову?
- Никогда, - опешил уролог.
- Жаль! - Она встала и протянула ему для поцелуя руку с таким
величественным видом, словно осматривалась только что в гинекологическом
кресле не на предмет мочеполовой инфекции, а в связи с зачатием наследника
престола.
Так для меня закончилась эта история с МИГами. Атташонка, по слухам,
вскоре перевели с повышением в аппарат ООН. Базлаков перешел в отряд
космонавтов.
Вильегорского долго уговаривали, грозили лишить разрешения на полеты -
и он отказался от всех предложений фирмы "Винстон", хотя на эти деньги
мог, забросив авиацию, жить безбедно лет десять. Он разбился через год,
катая на истребителе какого-то любителя острых ощущений...
8.ЛЕБУРЖЕ
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг