нечто среднее между гордостью товаропроизводителя и пытливым смущением
мальчишки, подглядевшего купающуюся голышом девочку.
До девятого класса Дашка училась в общем-то неплохо, и вдруг ее как
подменили: она повесила над письменным столом большое зеркало, чтобы в
процессе приготовления уроков ни на минуту не спускать с себя глаз, ибо в
любой момент на лице мог выявиться очередной подростковый прыщ, а процесс
надо обнаруживать и обезвреживать в самом начале. Вскоре тетрадки и учебники
были потеснены флаконами, дезодорантами, многоцветными наборами теней,
тюбиками, карандашами и прочими симпатичными женскими излишествами. Наконец
учебники и тетрадки вообще куда-то исчезли - и письменный стол в один
прекрасный день превратился в трюмо. Безутешная Дашка сидела перед зеркалом
как живой пятнадцатилетний укор подлой природе, гнусно сэкономившей на ее,
Дашкиных, ресницах, зато явно перестаравшейся в смысле носа. Уроки она
теперь делала лежа на паласе, болтая по телефону или оседлав голову
огромными стереонаушниками.
Катя и раньше-то приходила из лицея не особенно радостной, а тут просто
озверела. Почти каждую перемену к ней подбегал кто-то из преподавателей,
отводил в дальний угол учительской и с таинственным состраданием сообщал:
- Екатерина Петровна, я, конечно, не стала записывать Даше в дневник,
но вы, как мать...
Или:
- Кать, вот посмотри, чем твоя Дашка занималась на уроке!
Или:
- Катюш, я, конечно, поставила ей тройку, но это чистая единица!
Перелом в Дашкином поведении совпал с тем моментом, когда она со школьными
подругами впервые посетила дискотеку и после этого ей стал названивать
какой-то странный мужик с бархатным баритоном совратителя
несовершеннолетних. Если к телефону подходили родители, Дашка тут же
перехватывала трубку и вела с Бархатным долгие разговоры, точнее, он что-то
мурлыкал, а маленькая дура время от времени старательно хохотала. Один раз
Катя успела соврать, что Дашки нет дома, и положила трубку. Был страшный
скандал со швырянием косметики на пол и обещаниями убежать из дому. Катя
перепугалась, на пару вечеров попросила у Анатолича телефон с определителем
- и запеленговала номер Бархатного. Потом, в отсутствие Дашки, позвонила
ухажеру и заявила, что лично знакома с начальником отдела Московского
уголовного розыска, и если Бархатный не отвяжется от ее дочери со своими
растлительными намерениями, ему придется очень хреново. Бархатный, взмолясь,
поведал, что на самом деле он никакой не растлитель, а инвалид первой группы
и прикован к кровати, а телефон Дашки ему дал племянник, познакомившийся с
ней на дискотеке. Жизнь у него тяжкая, инвалидская, он собирает на дому
электровыключатели, а невинные разговоры по телефону с девушками -
единственная в его жизни радость. Потом он стал подробно рассказывать, как
обезножел в ранней юности, спасая выбежавшую на проезжую часть девочку, стал
жаловаться, что мир к нему жесток, а люди, в особенности женщины,
равнодушны... Башмаков, слушавший беседу по параллельному телефону, с
удивлением заметил, как Катин голос потеплел - и разговор перешел на
трудности воспитания подростков и вообще на проблемы семьи и брака. Далее
Бархатный сурово раскритиковал отцов, самоустраняющихся от воспитания детей.
Впрочем, они устраняются не только от этого, но и от того, на чем,
собственно, и зиждется полноценный брак. Такой лентяй годами живет с
замечательной женщиной, даже не удосужившись разгадать тайну ее неутоленного
тела. А тем временем есть мужчины, пусть даже они в чем-то инвалиды, но тем
не менее все остальное у них в порядке и они готовы...
- Да нет уж! - снова посуровела Катя. - Вы сильно ошибаетесь, если
считаете, что, кроме ног, у вас все в порядке. Голова у вас не в порядке. И
больше нам не звоните. Никогда!
Повесив трубку, Катя посмотрела на Башмакова с некоторым вызовом. Олег
Трудович смутился и вспомнил, что не разгадывал Катино тело уже по меньшей
мере недели три. Катя рассказала о случившемся приятельнице. та посетовала,
что в последнее время развелось жуткое количество разных маньяков - и
чрезвычайно опасно, если первый сексуальный опыт девочки будет связан с
таким неадекватным персонажем. Приятельница как раз начала посещать
спецсеминар "Психогигиена подросткового гиперэротизма" в американском центре
на Воздвиженке. Там опытные специалисты рекомендовали родителям для начала
привести себя в отличную физическую форму диетой, потом съездить к морю и
загореть, а уж затем пригласить в спальню подростка и на его глазах по
возможности эстетично, но обязательно с наглядным применением
противозачаточных средств совершить полноценный половой акт. А потом тут же
в спальне ответить на вопросы, возникшие у тинэйджера. При этом желательно
иметь под рукой анатомический атлас или макеты половых органов в разрезе.
Называлось это "продвинутой методикой сексуального воспитания". Башмаков,
услышав про такую методику, возмутился:
- Совсем они там уже передвинулись!
- Да, - ехидно согласилась жена, - с таким животом, как у тебя, эта
методика не годится. Сама Катя считала, что Дашкино охлаждение к учению
связано не столько с половым созреванием, сколько со знаменитым бандитом
Мишкой Коровиным, наглядно показавшим их доверчивой дочери: не в знании
сила. На неокрепшую Дашкину душу этот эпизод наложил важный отпечаток.
В истории Катиной школы было всего два знаменитых хулигана. Первого,
Рената Беляллетдинова, она не застала. Он учился в шестидесятые годы и
прославился тем, что хранил в кабинете химии в пустой банке из-под реактивов
наган, из которого застрелили инкассатора. Брала Рената особая группа МУРа,
а шел ему всего тринадцатый годик. Говорят, он потом так и сгинул в колониях
и лагерях... А вот Мишку Коровина Катя застала. Это был неприятный
черноволосый парень с красным, бугорчатым лицом и маленькими глазами,
излучавшими какую-то утомленную жестокость.
- Знаешь, Тапочкин, я когда в класс вхожу и его вижу - у меня мороз по
спине! - жаловалась иной раз Катя.
Учителя даже замечания боялись Коровину делать. Ну его! Пырнет потом
где-нибудь в темном переулке... Не боялся Коровина только пожилой учитель
математики Григорий Борисович. Григорий же Борисович имел одну
чудаковатость: он никогда не ставил оценки без комментариев. Скажем, выводя
в дневнике пятерку, он обязательно приговаривал: "умница", "молодчина"... А,
соответственно, вцарапывая двойку, шипел: "баран", "тупица", "дебил"...
Мишку Коровина Григорий Борисович просто терпеть не мог, вызывал к доске
всякий раз, когда хулиган - а случалось это нечасто - появлялся в кабинете
математики. И приговор был всегда один и тот же: "баран".
Однако все это происходило в те времена, когда учителей заставляли
бороться за успеваемость, и до восьмого класса Коровина кое-как дотащили,
всем педсоветом заставляя Григория Борисовича натягивать ему тройку. Наконец
общешкольного хулигана с облегчением сплавили в ПТУ. Там он вскоре стал
героем какой-то поножовщины - и загремел в колонию. О нем начали забывать, и
только Вожжа, никогда не сидевшая на переменах в кабинете, любила иной раз
схватить расшалившегося ребенка за вихор или косу и спросить скрипучим
голосом:
- Хочешь к Коровину в колонию? Отправлю!
Это была высшая степень возмущения. После такого вопроса обычно
вызывались в школу родители. В общем, Мишка Коровин превратился в мрачную
тень проклятого прошлого, в некий символический жупел, в эдакого
педагогического Фредди Крюгера, которым пугали разозорничавшихся детишек. И
вот в один прекрасный день возле школы, визжа тормозами, остановились два
черных джипа. Из машин высыпали коротко стриженные парни в кожаных куртках.
Звеня золотыми цепями на бычьих шеях и поигрывая телескопическими дубинками,
они двинулись к школьному подъезду. Впереди походкой мстителя шел
заматеревший, заквадратевший Мишка Коровин. Один из парней, следовавших за
ним, нес в руке тяжелую спортивную сумку. А в школе к тому времени, как во
всяком уважающем себя учреждении, появился охранник, сорокалетний недоделок,
похожий на гуся, одетого по прихоти изощренного птицевода в пятнистую
спецназовскую форму. Как-то Башмаков зашел к Кате на работу, охранник упер
ему в грудь резиновую палку и стал нагло допытываться, кто он такой и куда
идет. Иногда ученики средних классов жаловались, что охранник успокаивает их
при помощи дубинки. От старшеклассников таких жалоб не поступало.
И вот охранник, не сообразив, видимо, что к чему, заступил дорогу
Коровину:
- Вы кто?
- Конь в пальто, - не останавливаясь, разъяснил Мишка. А следовавшие за
ним мордовороты, не сделав ни одного резкого движения, лишили беднягу
охранника трудоспособности на несколько дней. Коровин скомандовал - и парни
рассредоточились по зданию, точно для захвата важного военного объекта. Один
остался охранять входную дверь, второй влетел в приемную директора. На
глазах у онемевшей от ужаса секретарши и Кати, как раз принимавшей
телефонограмму из города, он с мясом вырвал из стены телефонную розетку и
рявкнул:
- Сидеть!
Остальные двинулись за Коровиным, который уверенно вел их к какой-то
кошмарной цели. Была перемена. Прижимаясь к стенам, школьники и учителя
наблюдали, как всемогущий Коровин шагает по коридору. Особые опасения
вызвала огромная спортивная сумка в руках одного из мордоворотов. Нигде не
задерживаясь и никого не трогая, налетчики проследовали к кабинету
математики, где сидел Григорий Борисович. Он редко выходил на перемене из
класса, используя это время для особо жестоких терзаний двоечников. Мишка
зашел в кабинет. Мордоворот плюхнул на пол сумку и встал у дверей, скрестив
руки по-янычарски. Через мгновение из класса бочком выполз бледный, как
школьный мел, двоечник. Собравшиеся возле кабинета дети и учителя
затрепетали, перешептываясь:
- А что в сумке?
- Пулемет...
- Нет, огнемет, - поправил кто-то из продвинутых старшеклассников. -
Школу жечь. За всЛ! Месяц точно учиться не будем!
Когда раздался звонок, Коровин вышел из кабинета. Его бугристое лицо
лоснилось от удовлетворения. В это время, набравшись храбрости, Вожжа
решительно подошла к бандиту и голосом, в котором странно уживались
учительская строгость и бабья мольба, спросила:
- Михаил, я надеюсь, вы не будете в самом деле жечь школу?
- А чего жечь-то? Сами скоро развалитесь! - и Коровин кивнул на
облупившиеся стены, на вытершийся до дыр линолеум, на дранку, зиявшую в
потолке.
- Вот так живем, Мишенька! - пожаловалась Вожжа.
- Еще зайдем...
Потом он важно кивнул своему заединщику, тот открыл сумку и пригоршнями
начал швырять в испуганную ребячью толпу "сникерсы", "марсы", жевательную
резинку и прочие противоестественные сладости. Послышались крики восторга, и
образовалась куча-мала. Мишка наблюдал все это, добродушно посмеиваясь.
Заединщик выгреб из сумки последнее, и бандиты двинулись в обратном
направлении. Детская толпа уважительно расступилась, образовав почетный
коридор. У лестничной площадки стояли школьницы, бегавшие в садик перекурить
и потому опоздавшие к раздаче лакомств. Коровин задержался, со знанием дела
осмотрел длинноногих дурочек и остановил свой взгляд почему-то на Дашке.
Изучил ее от сменных тапочек до челки и предложил:
- Покататься хочешь?
- Хочу! - с вызовом ответила Дашка, гордо косясь на подруг. И Коровин
повел ее вниз по лестнице, по пути снимая расставленные посты. В вестибюле
они перешагнули через все еще корчившегося на полу охранника. Последним
здание покинул бандюк, охранявший директорский кабинет. Буквально через
мгновение после его ухода туда ворвалась толпа учителей и закричала:
- Катя... Коровин... Дашку... Увозит... На джипе...
- Как увозит? Куда?!
Она бросилась на улицу и буквально повисла на отъезжающем джипе,
уцепившись за боковое зеркало. Опустилось стекло, и высунулась красная,
бугорчатая физиономия Коровина:
- Ну?
- Миша... Я же... Я же тебе никогда в полугодии двоек не ставила...
- Кто это? - спросил он у Дашки.
- Мама... - ответила она и заплакала.
- Что ж ты сразу не сказала? Что ж ты такая дура? Ты, слушай, к пацанам
в машину больше не садись! Поняла?
- Поняла...
Джипы умчались, а Дашка осталась в Катиных объятиях, осыпаемая
вперемежку пощечинами и поцелуями. Не менее драматические события
разыгрались тем временем в кабинете математики. Вожжа в сопровождении
нескольких учителей, заранее мужая сердцем в предчувствии трупа, проникла в
кабинет и обнаружила там живого
Григория Борисовича. Старый педагог, закинув голову и ерзая кадыком,
лил валерьянку из пузырька себе прямо в открытый рот. На доске хорошо всем
известным каллиграфическим почерком было выведено:
Я САМ СТАРЫЙ КОЗЕЛ И БАРАН.
А внизу для убедительности, чтобы никто не усомнился, стояла затейливая
подпись Григория Борисовича. Вызванный по такому случаю с Петровки отец
одного из учащихся оболтусов внимательно выслушал сбивчивые рассказы
учителей и только покачал головой:
- Сам Бык! С ума можно сойти!
Оказалось, Мишка - один из главных уголовных авторитетов Москвы, лидер
бибиревской группировки, контролирующей почти все автосервисы и торговлю
запчастями. Прозвище у него - Бык, и все его жутко боятся. Два раза Петровка
Коровина почти прихватывала, но свидетели до суда не доживали.
- Пишите заявления! - предложил муровец. - Попробуем... За нанесение
побоев и оскорбление педагога...
- Заявления... - заколебалась Вожжа. - Конечно, мы возмущены! Но есть
некоторый этический момент...
- Какой же?
- Видите ли, Миша Коровин - вроде как бы плод нашей педагогической
недоработки. Конечно, тут виновата и семья, и двойная мораль брежневской
эпохи... Но тем не менее со стороны педагогического коллектива это было бы
неэтично.
- Ясно, - кивнул муровец. - Тогда даже и не знаю, как вам помочь.
Значит, обещал еще зайти?
- Обещал...
- Плохо дело. Засаду в школе не разрешат. Детей постреляем. Конечно,
можно было бы попросить алтуфьевскую группировку. С ними у нас отношения
вроде бы ничего. Тем более что у них с бибиревскими есть кое-какие
конфликтные интересы. Рынок запчастей. Но тут еще неизвестно, как говорится,
кто кого. Надо подумать...
Через неделю, когда учителя и учащиеся еще не остыли от налета и не
доели все "сникерсы", к школе снова подрулил знакомый джип, и оттуда
выскочил громила с кейсом. Испуганный охранник, предусмотрительно пропустив
бандита и даже отдав ему честь, тут же бросился звать на помощь великого
Вадима Семеновича. Тот все сокрушался, что в день налета его не было в
школе, а то бы...
Бандит тем временем вошел в канцелярию и толкнул дверь директорского
кабинета. Там как раз совещались Вожжа и Катя. Он, ничего не говоря, плюхнул
кейс на стол, щелкнул замками и откинул крышку. Женщины ахнули: в кейсе, ну
просто как в кино, лежали пачки долларов в банковских упаковках, а сверху
записка: "На ремонт родной школы. М. К.". Когда могучий историк, каратисто
взвизгнув, влетел в кабинет, бандита уже не было, но валюта осталась.
- Сколько там? - спросил Вадим Семенович.
- Не знаем...
- Надо пересчитать!
На экстренном заседании педсовета по рекомендации хитроумного историка
решили на эти деньги не только сделать ремонт, но и закупить компьютерный
класс, телевизоры, видеомагнитофоны, обновить мебель и наглядные пособия.
Осталось даже на премии всему педколлективу и на ценный подарок Григорию
Борисовичу, который после того случая сразу как-то сдал и стремительно вышел
на пенсию. Через полгода школу нельзя было узнать. Собственно, тогда-то и
родилась идея переименовать ее в лицей. Вскоре в лицей пришли работать
несколько известных в Москве методистов, а мерзавец Вадим Семенович
перевелся на полную ставку. Мишку Коровина застрелили в том же году во время
разборки между бибиревскими и алтуфьевскими. Вот эти события и оказали, по
всей видимости, роковое влияние на ребенка. Дашка, с раннего детства
твердившая, что, как и мама, обязательно станет учительницей, вдруг
передумала после школы поступать в пединститут. А ведь Катя заранее пригрела
ей местечко, так как на заочном отделении вела курс выразительного чтения и
литературного произношения: "У тети Тины - дело, у дяди Димы - тик" - и так
до тех пор, пока язык за зубы не зацепится.
В общем, никого не спросив, Дашка поступила на курсы
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг