выемкой на спине и получила по попе за дурацкие советы. В результате был
надет югославский брючный костюм. Костюм этот добыла одна из родительниц на
праздничной распродаже в своем учреждении и предложила его Кате, так как в
нервной суматохе схватила не тот размер. Катя долго колебалась: сын
обладательницы костюма был жутким лоботрясом, за полугодие у него
вырисовывалась твердая двойка по русскому языку. Понятно, что, взяв обновку
без переплаты, пришлось бы натягивать ему тройку. Катя долго колебалась - и
не устояла. Потом они, как и положено семье, идущей в гости, оснастились
коробкой с тортом, слюдяным кульком с тремя гвоздиками и бутылкой
шампанского, в последний раз глянули на себя в зеркало (Катя, вздохнув,
поправила Дашке бант, мужу галстук), пересекли лестничную площадку и нажали
кнопку звонка рядом со свежеобитой дверью. Открыла полногрудая, голубоглазая
блондинка в облегающем вишневом платье с несоветским глубоким вырезом:
- Входите, пожалуйста!
Женщины мелькнули друг по другу взглядами, словно поединщики,
мгновенно, по одним лишь им ведомым приметам оценивающие шансы противника.
Кажется, обе молчаливо сошлись на том, что шансы примерно равны.
- Калерия, - сказала хозяйка, протягивая руку. - Можно просто Каля...
- Очень приятно... Катя.
- Ой, какая девочка! - Каля присела перед Дашкой. - Тебя как зовут?
- Дарья Олеговна, - заявила дочь, в ту пору именовавшая себя почему-то
исключительно по имени-отчеству.
- А у нас для тебя дружок имеется. Костя, иди сюда! К нам тут такая
хорошенькая девочка в гости пришла!
Никто не отозвался. Зато с кухни появился Анатолич в цветастом
переднике:
- Стесняется. Потом придет. Катя, как вы относитесь к молоку любимой
женщины?
- Н-не пробовала... А что вы имеете в виду?
- Это вино такое - мы из Германии привезли.
Стол был отменный: несколько затейливых салатов, домашние соленья,
заливная рыба, украшенная морковными звездочками, оранжево светившими из
мутно-янтарной глубины подрагивавшего желе. Посредине раскинулся большой
румяный пирог с белыми грибами. Башмаков не упустил возможность и глянул на
жену с привычным упреком: вот ведь какие хозяйки бывают! Катя в отместку
показала глазами на балкон: мол, чья бы мычала...
Расселись. Тут из комнаты появился щуплый мальчик в коротких штанишках.
Он был острижен наголо - оставался только большой смешной чуб, почти
закрывавший глаза. Мальчик тихо сказал 'здрасте', перехватил высокомерный
взгляд Дашки, покраснел и сел, уставившись в тарелку.
- Ничего, он еще не освоился. Только вчера приехал, - сообщила Каля и
погладила ребенка по голове.
- Сколько ему? - спросила Катя.
- Во второй класс ходим. Только вот что-то растем плохо... Ну ничего...
Анатолич принес из холодильника 'Посольскую' водку, разлил по рюмкам.
На заиндевевшей бутылке, поставленной в центр стола, остались круглые
проталины от пальцев. Дамы предпочли 'Молоко любимой женщины'. Выпили.
Закусили. Из разговоров выяснилось, что Костя - сын товарища по
артиллерийскому училищу. Койки рядом стояли. Теперь товарищ служит в
Мурманске, а до этого сидел в Средней Азии на 'точке', там была очень плохая
вода, и он испортил себе желудок. Поэтому каждый отпуск ездит в Ессентуки,
но в санаторий с женой еще можно, а детей ни за что не принимают. Вот они,
проезжая через Москву, и оставили Костю у друзей.
- Как сын нам... - вздохнула Каля.
И в словосочетании 'как сын', и в этом вздохе, и в том, как Анатолич
виновато взглянул на жену, обозначилась на миг печальная тайна их
бездетности.
- Давайте за родителей! - предложила тактичная Катя.
Между разговорами Башмаков оглядел квартиру: мебель обычная, но
поражало обилие ковров, ажурных покрывал, леопардовых пледов, в серванте
была развернута в полную мощь 'Мадонна' - сервиз, без которого из Германии
не возвращался ни один офицер. На тарелках, чашках, чайниках, соусницах
уныло повторялись одни и те же пасторальные сцены, и почему эта посуда
получила название 'Мадонна', Башмаков так никогда и не узнал.
- Под Западным Берлином стояли, - доложил Анатолич, перехватив взгляд
гостя, - на расстоянии гаубичного выстрела. Полк был рассчитан на пять минут
боя с бригадой НАТО...
- Неужели всего на пять минут? - удивилась Катя.
- Но за эти пять минут можно сделать о-очень много! - пропела Каля,
улыбаясь.
Дашка быстро наелась одними закусками, тяжко вздохнула, снисходительно
посмотрела на Костю, так ни разу и не поднявшего глаз от тарелки, и
смилостивилась:
- Ладно, пошли гулять!
Мальчик, просветлев, выскочил из-за стола.
После горячего - нашпигованного мяса под брусничным соусом (каждое
блюдо Каля сопровождала подробными кулинарными комментариями) Анатолич вдруг
спросил:
- А хотите, я покажу, где родился? Пошли!
Все отправились следом за ним на балкон.
- Во-он, видите, аптека? Там был наш дом. Корову держали, поросят,
кур...
- А вон там, где автобусный круг, мой дом был, - сообщила Каля.
- Так вы из одной деревни?
- Ага. Только с разных концов. Деревня Завьялово называлась. И фамилия
у нас тоже - Завьяловы. Знаете, Анатолич ко мне на свиданки вон тем оврагом
добирался, через капусту. Даже из школы нельзя было вместе возвращаться...
Мы тайком, на кладбище встречались! Или в Москву на автобусе ехали: там
можно, там все чужие...
- Почему? - спросила Катя.
- Ну как же, он был с другого конца деревни. Лет восемьдесят назад его
дед пырнул ножом моего деда... В общем, кровная месть, как у Монтекки и
Капулетти.
- Он пырнул, не он пырнул, это не доказано, - уточнил Анатолич, - а вот
то, что дедушка Калерии Васильевны, когда бились стенка на стенку, в
рукавицу свинчатку засунул, это все знают!
- Вот только не надо искажать исторические факты! - возмутилась Каля. -
Свинчатку мой дедушка положил в рукавицу, когда узнал, что твой дедушка
своих дружков подговорил...
- Понятно, - кивнул Башмаков, - истоки конфликта теряются в глубинах
истории.
- Да, в глубинах... - вздохнула Каля. - а потом приехали бульдозеры и
все сломали, все глубины... И нет Завьялова. Одни Завьяловы остались... Из
дальнейших рассказов вырисовывалась типичная история подмосковной деревни,
сожранной разбухающим городом. Дома снесли, а людей расселили по всей
Москве, но, несмотря на это, Коля и Каля не потерялись, а поженились сразу
после школы, даже разрешение в райисполкоме пришлось получать. Потом юный
муж уехал поступать в училище. Из всех курсантов он был единственным
женатиком. Ко всем в училище родители ездили, а к нему супруга. Кстати,
чтобы не издевались, он долгое время всем объяснял, что Каля - его сестра. И
только когда на третьем курсе оскоромился еще один курсант, он признался.
После окончания училища Анатолича отправили сначала под Смоленск, потом
еще куда-то, а затем уже в Германию. Повезло. Из ГДР в Подмосковье. Снова
повезло. Хотя, возможно, это везение было связано с тем, что Каля всегда
умела подружиться с женами начальников. На скопленное они купили
однокомнатную кооперативную квартиру в Печатниках и сразу же стали искать
варианты обмена с доплатой, чтобы вернуться в родные места. Тут-то по
объявлению и позвонила башмаковская соседка, решившая после смерти Геры
переехать в однокомнатную квартиру и подальше от страшного места. Башмаков
сразу обратил внимание на то, с каким удовольствием, даже с гордостью
Анатолич смотрит на свою жену. Катя потом часто ставила соседа в пример:
мол, видишь, как жен любят? В Кале действительно была какая-та особенная,
невыразимая словами тайная женская ценность, но не холодная, как в Принцессе
Лее, а теплая, домашняя...
Обливаясь слезами и размазывая по лицу сопли, воротились дети. У Кости
были сбиты в кровь колени и под глазом оформлялся значительный синяк.
Кружева на Дашкином платье были оборваны, а бант напоминал парусную систему
после серьезного шторма.
- Что это такое? - рассвирепела Катя. - Платье... Бабушка узнает...
- Дураки, приревновали меня к Коське, - сообщила Дашка, дергая
плечиком,
- но мы им тоже дали! Правда, Коська?
- Правда, - кивнул мальчик и с обожанием сквозь слезы посмотрел на
подругу.
Костя жил у Завьяловых почти месяц, и все это время они с Дашкой были
неразлучны - даже в куклы вместе играли. Он покорно превращался в больного
на приеме у зубного врача и отважно пробовал все блюда, приготовленные
подружкой из травы, росшей возле подъезда. А в конце концов лишился и своего
замечательного чуба, отхваченного ножницами во время игры в парикмахерскую.
Когда его увозили в Мурманск, он рыдал.
Башмаковы и Завьяловы стали дружить: отмечали вместе праздники, ездили
на пикники - у Анатолича был 'москвичонок'. Дашка любила ходить к тете Кале
серьезно поговорить о жизни. Потом Анатолича отправили служить в
Таджикистан. В квартире поселились какие-то их дальние родственники, но с
ними отношения ограничивались 'здрасте' и 'до свидания'. Завьяловы же
появлялись раз в год и то проездом в санаторий. Вернулись они насовсем,
когда вовсю шла перестройка, будь она неладна. За Анатоличем, уже
полковником, стала заезжать черная 'Волга', функционировавшая, правда, по
принципу маршрутного такси - рядом жили еще три офицера Генштаба, где служил
теперь башмаковский сосед. К большому праздничному обеду в честь их
возвращения Катя, взяв реванш, очень удачно испекла огромный пирог с
визигой. Пили за Москву, за скорейшие лампасы: должность у Анатолича была
теперь генеральская, а перспективы - необыкновенные.
- Растешь! - похвалил Башмаков.
- Перестройка. Кадры решают все! - усмехнулся полковник.
В Таджикистане он прокоптился, стал еще поджарее и белобрысее, а Каля,
наоборот, располнела, но осталась такой же белолицей, словно и не жила под
палящими лучами. Кстати, встретила она их в пестром восточном халате и
угостила настоящим пловом из казана. В Таджикистане у Анатолича был
замполит, помешанный на аквариумных рыбках. А дело это заразное - и в
квартире Завьяловых появился огромный аквариум.
- Рекомендую, лучше всякой релаксации оттягивает... Я когда из Афгана
возвращался, потом часами сидел. Поглядишь-поглядишь - и отмокнешь...
- А что, посылали?
- Да, в командировку...
- Ну и как там?
- Горы...
Однажды (Анатолич дохаживал свои последние полковничьи дни) к
Завьяловым снова приехал Костя. Дашка к тому времени у матери уже косметику
таскала и плакала по ночам из-за того, что у подружки-одноклассницы ноги
длинней и грудь наливистей. А Костя, хоть и был старше Дашки, так и остался
щуплым, по-детски одетым мальчуганом с большим чубом. Только этот мальчуган
неимоверно вытянулся и перерос даже Башмакова. Дашка посидела с ними
немножко и засобиралась в кино.
- Возьми Костю, - шепнула ей Катя.
Дашка изобразила на лице презрительное недоумение, что в последнее
время делала в ответ на любое замечание матери. И ушла. Костя, покраснев,
сделал вид, что ничего особенного не произошло.
- Ваши планы на будущее, юноша? - чтобы замять неловкость, спросил
Башмаков. - Чему посвятим жизнь?
- Борьбе с дураками! - буркнул Костя и вышел из комнаты.
- Какие могут быть у нас планы? - ответил за него Анатолич. - Есть
такая профессия - Родину защищать.
- От кого? - удивилась Катя.
- Найдется от кого! - успокоил Анатолич.
- Если очень искать, то, конечно, найдется! Устроили тут Верхнюю Вольту
с атомным оружием...
- Понятно. Газетки читаем. Новое мышление: армия не нужна, офицеры все
- садисты и дармоеды...
- Ну, не знаю... Мои ученики из армии все какие-то изломанные
возвращаются. Если бы у меня был сын, я бы его в армию не отдала!
- А я бы отдала! - вздохнула Каля.
- Неужели?! - поддела Катя с чувством превосходства рожавшей женщины
над нерожавшей.
- Да, отдала бы! - твердо сказала Каля и строго глянула на соседку. -
Нам бойцы после 'дембеля' письма пишут и в гости приезжают...
- А у меня один выпускник вернулся из армии и сказал: накоплю денег,
куплю ружье, поеду в часть и застрелю старшину! - почти радостно сообщила
Катя.
- Очень вы тут в Москве все нервные! - пожала полными плечами Каля.
- Да уж куда нам до деревни Завьялово!
- Девочки, не ссорьтесь! - взмолился Башмаков.
Но было поздно.
После того неудачного разговора и Дашкиного небрежения Костей отношения
между соседями похолодали. Нет, они не поссорились, но как-то само собой
вышло так, что очередной праздник отмечали уже врозь. С Анатоличем Башмаков
частенько встречался в лифте - размолвка жен на их отношениях особо не
отразилась. Иногда они перекидывались несколькими фразами. В августе 91-го,
когда на перекрестках стояли бронемашины, они снова столкнулись в лифте. На
Анатоличе была полевая форма, на боку болтался планшет.
- В народ стрелять будете? - улыбаясь, спросил Башмаков.
- Вы сами себя смотрите не перестреляйте, демократы хреновы! -
вздохнув, ответил полковник.
- Пиночет-то у вас хоть есть? - не остался в долгу Олег Трудович.
- Пиночета еще заслужить надо! Вскоре Башмаков встретил Анатолича в
штатском.
- В отпуске?
- Сократили.
- За что?
- Ни за что. Просто демократам артиллерия не нужна. Из Царь-пушки
херачить будут...
- И куда ты теперь?
- Черт его знает... Соображу. Голова есть. Руки тоже. Прокормимся.
И сообразил - нанялся охранять автомобильную стоянку, которую буквально
за неделю воздвиг на пустыре, как поговаривали, некий кавказец. Там давно
уже планировалась детская площадка, и несколько мамаш ходили по квартирам,
собирая подписи под воззванием к Гавриилу Попову, странному тогдашнему
градоначальнику, похожему больше на хитроумного корчмаря-процентщика.
Воззвание бесследно сгинуло где-то в канцелярских лабиринтах, а самую
активную мамашу ввечеру прищучили в лифте и так пугнули, что весь ее
темперамент иссяк. Стоянка была окружена сетчатым забором с колючей
проволокой поверху, а посредине на пятиметровых стальных сваях, наподобие
лагерной вышки, установили газетный киоск с надписью 'Союзпечать', служивший
сторожкой. Стоянка довольно быстро наполнилась машинами - в основном
новенькими 'Жигулями' и разнообразными подержанными иномарками. Имелся даже
'линкольн' длиной в пол-улицы. А вроде совсем недавно покойный Уби Ван
Коноби, привезший из загранкомандировки подержанную 'симку', зарабатывал
хорошие деньги, сдавая ее 'Мосфильму' на время съемок кино про западную
жизнь. А теперь по столице косяками летали 'мерседесы', 'ниссаны', 'ауди' и
'БМВ', в которых восседали неизвестно откуда вдруг возникшие крепкие парни с
короткими стрижками и золотыми цепями на бычьих шеях...
На эту стоянку и устроился сторожем Анатолич. Соседи почти не виделись.
Башмаков как раз наладился ездить в Польшу, а когда бывал дома, то с утра до
вечера мотался по городу, набирая товар. Умников, сметающих для перепродажи
все, что попадется под руку, развелось множество - и прилавки стояли пустые,
как зимние поля. После катастрофы с приборами ночного видения Олег Трудович
как-то забрел с бутылочкой к соседу - пожаловаться на жизнь. И тогда
Анатолич предложил:
- А иди ты к нам!
На следующий день он поднял Башмакова в семь утра, и они пошли.
Хозяин приехал после обеда. В ворота вполз 'крайслер' с затемненными
стеклами. Дверь открылась, и показалась сначала коротенькая ножка в
лакированном ботинке, потом огромный живот, обтянутый белой рубашкой, и
наконец лысая голова с усами.
- Здравствуйте, Шедеман Хосруевич! - Анатолич зачем-то стащил шапку с
головы.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг