Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
вернулся на диван. На генерале была зеленая  офицерская рубашка  с тесемками
для  погон  и  старенькие  синие  тренировочные  брюки. Он  тяжело  сел.  На
клетчатом пледе лежали заложенные очками  мемуары де  Коленкура. На  стуле -
таблетки, пузырек и стакан, резко пахнувший валокордином.
     - Я нашел у Коленкура любопытную мысль. - генерал раскрыл книгу и надел
очки. - Вот, послушайте: 'Гений  императора всегда творил такие чудеса,  что
каждый возлагал на него все  заботы об успехе. Казалось, прибыть на место ко
дню битвы - это все...'
     -  Понятно,   -   кивнул  Джедай.  -  Чем   гениальнее  правитель,  тем
раздолбаестей народ.
     - Примерно. Чем гениальнее  политик,  тем требовательнее и  суровее  он
должен быть к окружающим.
     - А людей вам совсем не жалко?
     - От  глупой доброты правителя,  молодой человек, народу гибнет гораздо
больше, чем от  умной жестокости,  -  ответил Борис  Исаакович, взяв  в руки
пузырек с каплями.
     Башмаков укоризненно глянул на  Джедая, схватил  стакан  и помчался  на
кухню за водой.
     ...А приступ вышел вот из-за чего. В течение многих лет Борис Исаакович
о деньгах  почти не думал: пенсия у него была  хорошая,  путевки в санаторий
бесплатные, кое-что и прикопилось - за статьи в военных журналах, за  лекции
ему  прямо  на  сберкнижку  перечисляли.  Да и  много ли  пенсионеру  нужно?
Тратился  он  в основном на книги и журналы - тогда много печаталось нового,
необыкновенного,  рассекреченного. Из дому он выбирался редко  - в Ленинскую
библиотеку или в Подольский архив. Дело в  том, что обнаружились считавшиеся
утерянными  протоколы  допросов  генерала  Павлова,  и  монографию  пришлось
переписывать практически заново, нарушая все сроки. В 'Воениздате', конечно,
возмутились, ведь книга  была уже в темплане. Борис  Исаакович гордо  вернул
аванс.  Мог себе позволить!  И вдруг, буквально за  несколько  месяцев,  все
изменилось.  Сбережения превратились в пыль:  на  восемь тысяч, лежавших  на
книжке,  не  то что машину  - трехколесный  велосипед не купишь. Пенсии едва
хватало  на  хлеб. А  подзаработать негде. Журналы  или  позакрывались,  или
влачили  такое  жалкое существование,  что о гонорарах и речь  не  заходила.
Лекции  читать  тоже  не  приглашали.  Какие  там лекции,  если  вся  страна
проснулась нищей и  надо было  соображать,  как жить  и  что жевать! Правда,
однажды  Международный  исторический  фонд  имени  Иосифа  Флавия  пригласил
генерала выступить на научной конференции 'СССР как главный инициатор Второй
мировой  войны' и даже пообещал приличное вознаграждение  в долларах.  Борис
Исаакович  в  своем  коротком  сообщении  блестяще, ссылаясь  на  документы,
объяснил, кто на самом деле был главным инициатором войны.
     -  Но  позвольте!  -  оппонировал ему взвинченный историк-возвращенец с
неопрятной  диссидентской бородой. -  Сталин готовил танки  на  шинном ходу,
чтобы двигаться по европейским автострадам!
     - Ну и что? 'Танки на шинном  ходу'...  Если у вас борода,  это  еще не
значит, что  вы  монах.  Зал засмеялся и  зааплодировал. Но гонорар генералу
почему-то  не  заплатили.  Более  того,  к  нему  как   бы  приклеили  некий
предупредительный  ярлычок, и уже больше никогда  никакой фонд не  приглашал
его ни на одну конференцию, хотя  таких специалистов, как  Борис  Исаакович,
было раз-два и обчелся. Времена настали тяжелые: даже книги он не мог теперь
покупать, а до обнищавших библиотек новые издания вообще не доходили. Свежие
монографии по  военной истории  Борис Исаакович  изучал  прямо у магазинного
прилавка,  даже  выписки  ухитрялся  делать.   Но  однажды  молодая  нервная
продавщица в историческом отделе Дома книги наорала на старика:
     - Вы же,  дедушка, конфеты  до  того,  как чек пробьете,  не  жрете!  А
страницы грязными пальцами хватаете!
     Бориса Исааковича, маниакального чистюлю, постоянно гонявшего Борьку за
грязные  ногти, последнее замечание просто убило. Сразу из магазина, держась
за грудь,  наполнившуюся  вдруг какой-то болезненной ватой, он поехал в свою
поликлинику. Сняли кардиограмму и нашли довольно сильную аритмию.
     - Нервничаете? - спросила врач.
     - А кто теперь не нервничает? - вздохнул генерал.
     - Это правда.  Я  иногда  просыпаюсь -  и не верю,  что все это с  нами
произошло.
     Борис   Исаакович   знал   эту   кардиологиню  еще   юной   выпускницей
мединститута,  трепетавшей  перед  своими чиновными  пациентами.  Он  всегда
приносил ей коробку конфет или какой-нибудь сувенир. Впервые за много лет он
пришел  с  пустыми  руками.  Вернувшись   домой,  генерал  долго  размышлял,
прикидывал и решил продать квартиру, а купить другую, поменьше, и желательно
в  новом, зеленом  районе. На разницу  - а это огромные деньги -  можно было
спокойно  жить,  покупать книги,  дарить  врачихам конфеты  и  писать труд о
командарме Павлове. Но  по Москве  ходили вполне достоверные  слухи,  что  у
заслуженных стариков  выманивают их большие квартиры в  сталинских  домах, а
когда приходит время  расплачиваться,  попросту  убивают.  Рассказывали даже
леденящую историю  бывшего  замнаркома из соседнего  подъезда,  исчезнувшего
через два  дня после продажи  квартиры,  а  потом найденного расчлененным  в
помойных  баках  микрорайона.  Борис Исаакович  смерти не  боялся,  но  быть
зарезанным каким-нибудь уголовником, тем более когда еще не дописана книга о
командарме Павлове...  Нет уж, увольте! Тогда он решил поискать постояльцев.
дал объявление в газете 'Из рук в руки', но откликались в основном блудницы,
какие-то башибузуки в кожаных  куртках  или молоденькие бизнесмены, которые,
войдя в квартиру и оглядевшись, заявляли:
     - Эту стену надо  снести...  А  здесь (кивок в сторону Асиной  комнаты)
будет гостевой туалет...
     Естественно, Борис Исаакович  квартиру  так  никому и не сдал. Написать
сыну гордость не позволяла, ведь звали  же, упрашивали:  'Поедем! Поедем!' И
потом еще знакомых подсылали: 'Надо, надо уезжать! Слышали, Щукочихин  вчера
по телевизору погромы обещал!' Не поехал... Да и какая от сына помощь? Сам в
письмах  постоянно жалуется, как трудно приживаться  на новом месте:  за все
плати. А Борька прислал  фотографию из  Калифорнии и  пропал - ни письма, ни
звонка...
     И вот как-то раз Борис Исаакович отправился в магазин  военной книги на
старом  Арбате  -  тамошние  продавщицы  его  давно  знали и  снисходительно
смотрели на  то, как  он читает у  прилавка. Прогуливаясь по старому Арбату,
превратившемуся  к  тому  времени  уже в сувенирный  базар, Борис  Исаакович
увидел на  лотке среди обыкновенных  солдатских шапок, ремней  и гимнастерок
настоящий парадный генеральский мундир, висящий на  плечиках и  обернутый от
дождя прозрачной пленкой.  Точно такой же  хранился у него  в шкафу. Генерал
остановился как завороженный. Так и стоял, покуда  продавец, верткий молодой
парень,  виртуозно  всобачивал  доверчивому иностранцу кроликовую  ушанку  с
кокардой,  на ломаном  английском уверяя,  будто  такие  шапки  носят  бойцы
спецдиверсионного  отряда  'Айсберг',   который  предназначен   для  захвата
Гренландии...  Успешно  нахлобучив  шапку на  радостного  интуриста,  парень
повернулся к Борису Исааковичу:
     - Что берем?
     - Что-то я не припомню такой спецгруппы - 'Айсберг'.
     - Секретная группа... Под грифом: 'Супер-дупер'!
     - И грифа такого не помню.
     - Склероз у вас, папаша! Что интересует?
     Борис Исаакович кивнул  на  генеральский  мундир  и был потрясен, узнав
цену: она равнялась его годовой  пенсии. Парень  прилавочным  чутьем угадал:
старичок с потертым портфелем не случайно спрашивает. Он стал объяснять, что
с  удовольствием купит  мундиры,  шинели,  медали, ордена,  фуражки,  причем
заплатит долларами. Настоящие боевые ордена и медали были разложены тут  же,
на прилавке.
     - А у вас, папаша, случайно орден Славы  первой степени не наблюдается?
Второй и третьей есть. Комплект нужен. Очень нужен!
     - Не стыдно славой чужой торговать? - тихо спросил генерал.
     - А почему мне  должно  быть стыдно?  Я у  вас ордена не  ворую -  сами
несете! Я  вот тут стою и думаю иногда:  это же  как  интересно  устроено, в
двадцать лет, когда вся жизнь впереди и хрен в подбородок упирается, человек
за орден или медаль под пули лезет и не боится. А когда жить-то осталось, уж
извини, отец, совсем ничего и  от хрена одна шкурка, несет мне свои цацки. А
то, понимаешь, валидол купить не на что... Бережет  сердчишко-то... А может,
и  правильно  делает?  Ты, отец,  подумай.  Может, у  тебя китель какой  зря
гардероб занимает? Моль-то, она не разбирается,  где пиджак, а где мундир...
Прайс-листик-то возьми!  -  И  парень  протянул  ему  бумажку, где  подробно
указывались цены на все - от Звезды Героя до медали в честь 40-летия Победы.
     По пути  домой Борис Исаакович кипел  и возмущался, что боевые награды,
которые  давали за  геройство  и  пролитую кровь,  стали  теперь  предметами
омерзительной  купли-продажи.  Но  при  этом   в  каком-то   подсознательном
вычислительном закутке одновременно  шел  подсчет  стоимости  хранившихся  в
специальном  замшевом   мешочке  двух  орденов   Красного   знамени,  ордена
Отечественной войны I степени, ордена Александра Невского, польского 'Белого
орла',  многочисленных  медалей,  боевых  и  накопившихся  за  послепобедные
юбилеи.  Полученная  в результате  сумма как-то сама  собой  выскакивала  из
умственного закутка  и вторгалась в возмущенное сознание генерала.  Открывая
дверь квартиры, Борис Исаакович почти убедил себя в том, что парадный мундир
ему, собственно,  не нужен. Да  и моль  в самом деле  не дремлет - на рукаве
недавно  появились  две маленькие  пока  еще  проплешинки.  А  похоронят  уж
как-нибудь в обычном мундире. Более того, с некоторыми, особенно юбилейными,
наградами  тоже можно  расстаться.  Ничего  страшного.  Даже  есть  какая-то
диалектическая  логика  в  том,  что  на  эти  деньги  он  сможет  закончить
исследование  о  командарме Павлове. Перед тем как отнести  мундир на Арбат,
генерал напоследок решил еще  раз его надеть и  сразу заметил, что  тот стал
ему великоват: за последнее время от плохого питания и от переживаний  Борис
Исаакович  сильно похудел. И вот когда он  стоял перед зеркалом, разглядывая
себя,  ему  вдруг стало душно, словно из комнаты,  как из лейденской  банки,
откачали воздух... До телефона удалось добраться с трудом. Потом по стеночке
дошел  в прихожую,  отпер  и  приоткрыл входную дверь... Приехавшая  бригада
нашла его лежащим  на диване  в расстегнутом генеральском мундире,  с мокрым
полотенцем на груди.
     - Никогда не думал,  что до  такого  доживу!  - шептал и  плакал  Борис
Исаакович.
     - Не волнуйтесь, скоро все  это  кончится! -  успокаивал Джедай. - Наши
уже близко.
     Они просидели с Борисом  Исааковичем  до самой ночи, а когда за полчаса
до  закрытия метро  Башмаков  засобирался  домой,  Джедай  сказал,  что  ему
торопиться  некуда, никто его  не ждет  и  он, пожалуй,  переночует у Бориса
Исааковича. Через несколько дней Олег Трудович с сумкой продуктов, собранных
старательной Катей,  приехал на улицу Горького  и  застал там  Каракозина  в
халате, кашеварящего на кухне. Сам генерал полулежал на диване. К дивану был
придвинут  ломберный  столик, накрытый,  точно  скатертью,  большой  картой,
испещренной черными и красными изогнутыми стрелками.
     - Вы представляете, Олег, они не дают мне прочитать предсмертное письмо
Павлова к Сталину!
     - Кто?
     - КГБ... Или как они там теперь называются?
     - Это, наверное, из-за Борьки. Родственники за границей и все такое...
     - Хрен тебе с помидорами, -  выходя из  кухни  с  кастрюлькой дымящейся
каши,  сообщил  Рыцарь  Джедай.  -  Просто теперь  пользование  архивом  КГБ
платное. Пятьсот долларов - и обчитайся... Тысяча - копию снимут.
     - Я  скоро  тебе отдам.  Я  сейчас на стоянку  устроился... - уловив  в
словах Каракозина упрек, забормотал Олег. - Я вот, наверное, в Таиланд скоро
поеду за ангоровыми шапочками...
     -  Да сиди  ты  уж  лучше дома, Олег Таиландович! Целее будешь.  Вскоре
Каракозин сдал свою квартиру за  триста долларов в месяц и переехал к Борису
Исааковичу.  На  эти деньги они  и  жили. Башмаков иногда захаживал  к ним в
гости.  Чаще  всего Борис Исаакович  сидел  в  кабинете,  изредка  выходя  в
просторную гостиную  и благосклонно  взирая  на то, что в ней происходит.  А
происходили  в ней  вещи  пречудесные.  Гостиная  была  оборудована под штаб
партии  революционной   справедливости.   В  комнате   крепко  пахло  теплой
марганцовкой -  это  Джедай  размножал  на  ксероксе  листовки к  очередному
митингу.  Ксерокс купили,  продав  орден Белого  орла.  Как  раз  в ту  пору
появилось  много  публикаций  о  польских офицерах, расстрелянных в  Катыни.
Борис Исаакович был абсолютно уверен в  том, что расстреляли их немцы, а  не
наши, и очень негодовал по поводу публикаций польских историков:
     - Они бы лучше вспомнили, сколько  Пилсудский  красноармейцев в лагерях
сгноил!
     Квартира  генерала  стала  центром бурной  политической жизни. Время от
времени  раздавался  звонок  -  и  в  гостиной появлялся очередной  народный
мститель. Войдя в уставленную книгами и антиквариатом гостиную, он, конечно,
робел, а  обнаружив под ногами наборный паркет, бросался  в прихожую снимать
ботинки. Но, как справедливо заметил кто-то из мудрых, снятие одной проблемы
лишь открывает взору проблему новую.  Пришедший начинал мучиться несвежестью
или даже дырявостью своих носков. Торопливо схватив пачку листовок и получив
информацию  о  предстоящем  митинге, он  убегал в массы. Борис  Исаакович  и
Каракозин  не  пропускали  ни  одного  стоящего  митинга  или  какого-нибудь
народного веча. Генерал уже вполне окреп и появлялся в рядах протестующих, в
зависимости от сезона, или в  шинели  с золотыми веточками в петлицах, или в
том  самом кителе,  из-за которого  пережил сердечный приступ. Джедай  завел
специальный флаг с серпом и молотом на свинчивающемся металлическом  древке,
а также складной картонный плакат со стихами собственного сочинения:

     Напрасно радуешься, сэр!
     Мы восстановим СССР!

     Стихи сопровождались рисунком, тоже  выполненным Каракозиным:  зубасто,
совершенно   по-крокодильи  улыбающийся  американец  в  полосатых  штанах  и
цилиндре кроит ножницами карту Советского  Союза. У Бориса же Исааковича для
демонстраций  имелся  небольшой  портрет  Сталина.  Генерал  и  Джедай,  как
говорится, нашли друг друга, но иногда спорили о методах  борьбы.  Каракозин
был  за  немедленное вооруженное  восстание против  антинародного режима,  а
Борис Исаакович  - за  шествия, гражданское неповиновение, забастовки  и как
результат  -   передачу  власти  до  выборов  нового  президента  Верховному
Совету...
     Как-то раз они  потащили с собой Башмакова на народное вече, бушевавшее
на  Манежной  площади,  еще   не   застроенной,   не   утыканной   бронзовым
церетеливским зверьем.  Олег Трудович сдуру нацепил  нежно-палевую  замшевую
куртку, недавно купленную ему Катей,  и ловил  на  себе  косые взгляды плохо
одетых  и  злых  людей. Трибуна,  украшенная кумачом, еще пустовала. Большие
алюминиевые  репродукторы, установленные  на  автобусе, оглушительно бубнили
'Марш энтузиастов'. Борис Исаакович был в генеральской шинели, а Каракозин -
в своем вечном джинсовом костюме. Вступив  на  тропу политической борьбы, он
отпустил  бородку,  отрастил  длинные  волосы, схваченные  особой  узорчатой
повязкой.  Узор  назывался  посолонью.  Джедай вообще  в  это время  увлекся
славянским язычеством и постоянно вступал в споры с монархистами, стыдившими
его  за  красный флаг. В  ответ он  доказывал,  что  русские  всегда уважали
красный цвет  и громили ворогов под  червонными  стягами.  Свидетелем одного
такого спора и стал Башмаков. Каракозин сцепился с казаком, одетым  в мундир
явно домашнего производства.
     -  Значит, говоришь,  Митрий  Донской под  красным флагом,  как Чапаев,
воевал? Допустим... - поигрывая самодельной нагайкой, строго молвил казак.
     - Ты извини, служивый, я в погонах ваших не очень разбираюсь. Ты кто по
званию? - уточнил Джедай.
     -     Разрешите    представиться:     есаул     Гречко,     заместитель
краснопролетарского районного атамана  по связям с общественностью. А ты кто
таков?
     - Член политсовета партии революционной справедливости.
     - Любо. Добрая партия. А серп с молотом тебе на что?
     - А чем тебе, служивый, серп и молот не нравятся?
     - А вот и не  нравятся. Зачем тебе, русскому, как я наблюдаю, человеку,
- говоря это, казак покосился на Бориса Исааковича, - значки масонские?
     -  Дурак ты, ваше благородие! Золотой молот с серпом славянскому  вождю
Таргитаю с неба упали.
     - С неба? Ну-ну... - есаул Гречко снова внимательно посмотрел на Бориса
Исааковича, усмехнулся и затерялся в толпе.
     Музыка исчезла в площадном гуле. На трибуне,  устроенной из грузовика с
высокими бортами,  начали появляться люди. Башмаков  узнал лысого  Зюганова,
шевелюристого Бабурина,  вечно хмурого Илью Константинова... Зюганов подошел
к микрофону и заговорил, но ничего не было слышно. Толпа взволновалась.
     -  Провокация!  - побежало по  рядам.  - Сволочи,  ельциноиды трепаные,
специально отключили микрофоны...  На ступеньках гостиницы 'Москва' началось
какое-то угрожающее движение,  демонстранты, крича  'долой!',  накатились на
цепь омоновцев.
     - Пропустите! Да пропустите  же! - мимо Башмакова проталкивался толстый
подполковник с шипящей рацией в руке.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг