мировой войне...
- Выходит, ты за Ельцина? - хмуро спросил Гоша.
- Как человек он мне отвратителен: тупой номенклатурный самодур. Но что
ж поделаешь, если история для созидательного разрушения избрала монстра.
Иван Грозный и Петр Первый тоже были далеки от идеала...
- А квартирку-то в центре Степногорска вспоминаете? - ехидно
поинтересовался Гоша.
- Вспоминаю, конечно. Но давайте взглянем на проблему sub specie
aeterni, как говаривал Спиноза.
- Переведите для идиотов, - попросил Каракозин.
- Простите, увлекся. Взглянем на эту ситуацию с точки зрения вечности.
Солженицын прав: зачем нам это среднеазиатское подбрюшье? А вот если русские
с окраин будут и далее возвращаться на историческую родину, то Россия хотя
бы частично восстановит свой разрушенный катаклизмами двадцатого века
генофонд... Эта амбивалентность явления, надеюсь, понятна?
- Понятна, - кивнул Гоша. - Нас гребут, а мы крепчаем!
- Подождите, подождите, - вмешался Башмаков. - Значит, я могу убить
собственную жену, а если во втором браке у меня родится гениальный ребенок,
то с точки зрения истории меня оправдают!
- Ерунду ты какую-то городишь! - заволновался Гоша о судьбе своей
сестрички Кати.
- Вы, конечно, привели крайний пример, но, по сути, так оно и есть!
- Это так перипатетики думают или Спиноза? - съехидничал Каракозин,
которого профессор-непротивленец начал бесить.
- Нет, это мое мнение.
- Тогда приготовь пятнадцать долларов! - посоветовал Гоша.
- Зачем? - испуганно, вмиг утратив академическую безмятежность, спросил
философ.
- Докладываю: в Бресте придут большие злые муравьи. Они тоже
восстанавливают свой домик. Им надо заплатить, чтобы они твои часы и
сковородки вроде муравьиных яиц не унесли. Ясно?
- Да, конечно... Накладные расходы предусмотрены. Но у меня просьба...
Вы за меня... Я не умею, понимаете...
- В лапу, что ли, давать не умеешь? - ухмыльнулся Гоша
превосходительно.
- Да.
- Как же ты тогда торговать собираешься?
- Не знаю.
- Давайте выпьем за амбивалентность! - предложил Рыцарь Джедай.
Вскоре Юрий Арсеньевич окончательно захмелел, начал излагать свою
теорию геополитического пульсирования нации, но на словах 'инфильтрация
этногенетического субстрата' уронил голову на столик и захрапел.
В Бресте дверь купе отъехала. На пороге стояла молодящаяся крашеная
блондинка в таможенной форме. Она окинула пассажиров рентгеновским взглядом.
Но Каракозин, точно не замечая ее, продолжал петь под гитару:
Извилист путь и долог!
Легко ли муравью
Сквозь тысячи иголок
Тащить одну - свою...
Строгая таможенница как-то подобрела и песню дослушала до конца. Джедай
отложил инструмент, посмотрел на вошедшую, схватился за сердце и объявил,
что всегда мечтал полюбить женщину при исполнении. Таможенница улыбнулась
нарисованным ртом и спросила:
- Ничего неположенного не везете?
- Везем, - с готовностью сознался Каракозин.
- Что?
- Стратегические запасы нежности. Разрешите вопрос не по уставу!
- Ну?
- Как вас зовут? Понимаете, я японский шпион. У меня секретное задание:
выяснить имена самых красивых женщин в Белоруссии. Если я не выполню
задание, мне сделают 'кастракири'...
- Что?
- Самая страшная казнь. Хуже, чем харакири, в два раза.
- Ну говоруны мне сегодня попались! - засмеялась женщина и заправила
прядь под форменную фуражечку. - Лидия меня зовут.
- Как вино! - мечтательно вздохнул Джедай.
- Как вино, - многообещающе подтвердила она. - А багаж все-таки
покажите!
Гоша, изумленно наблюдавший все это с верхней полки, мгновенно спрыгнул
вниз и, подхалимски прихихикивая, начал показывать содержимое баулов. Лидия
для порядка глянула багаж и лишь покачала головой, обнаружив под
пластмассовым цветником промышленные залежи американских сигарет 'Атлантис'
и бутылки с национальной гордостью великороссов - водкой.
- А этот? - таможенница кивнула на Юрия Арсеньевича, спавшего тем
безмятежным алкогольным сном, после которого страшно болит голова и трясутся
руки.
- А это профессор. Он книжки везет, - объяснил Джедай и кивнул на
багажную нишу, откуда свешивались лямки огромной сумки.
Гоша, успевший вернуться на свою верхнюю полку, сделал Каракозину
страшные глаза и даже крутанул пальцем у виска.
- Какие еще книжки? - удивилась таможенница.
- А вот образец! - Джедай взял со столика и протянул ей
'Перипатетиков'.
- Боже, чем только люди не торгуют! Совсем народ дошел... - не по
уставу вздохнула Лидия и, бросив на Рыцаря шальноватый взор, вышла из купе.
Следом за ней Гоша вытолкал и Джедая, предварительно сунув ему в руки
сложенные в маленькие квадратики доллары. Тот вернулся минут через десять со
следами помады на щеке и молча отдал сдачу.
- Смотри-ка, на пять долларов меньше взяла! - изумился Гоша.
- Любовь с первого взгляда! - поддел Башмаков. - Что же дальше будет?
- Ничего не будет, - вздохнул Каракозин и грустно уставился в окно. Тем
временем состав загнали в специальное депо и стали поднимать на домкратах,
чтобы заменить колеса.
- А вы знаете, почему у нас железнодорожная колея шире? - спросил
Башмаков.
- Кажется, царь Николай Первый так распорядился? - предположил
разбуженный философ.
- Совершенно верно. Инженеры его спросили: будем как в европах дорогу
строить или шире? А он им и ответил: 'На хер шире?' Вот они и сделали почти
на девять сантиметров шире...
- Я думаю, это просто исторический анекдот, - заметил Юрий Арсеньевич,
облизывая пересохшие губы.
- Анекдот не анекдот, а птица-тройка навсегда обречена менять колеса,
чтобы въехать в Европу! - Джедай глянул на снующих внизу железнодорожников.
- Пожалуй, - согласился философ. - Чаадаев сказал однажды: '...Мы
никогда не будем как они. Наша колея всегда будет шире...'
- И длиннее! - добавил сверху Гоша.
- Разумеется, - подтвердил профессор. - А как вы полагаете, у
проводников есть пиво?
- Лучше чайком! - посоветовал Башмаков. - Сидите, я принесу.
Когда он воротился, неся в каждой руке по два подстаканника, спор в
купе продолжался.
- А почему именно мы? - возмущался, свесившись с верхней полки Гоша:
после кодирования он стал страшно нетерпим к чужим мнениям.
- А почему они? - не соглашался Джедай.
- А почему мы должны делать колею уже?
- А почему они?
- Может, нам еще на ихний алфавит перейти?
- Может, и перейти!
- По сути, - примирительно сказал философ, радостно отхлебнув чайку, -
вы сейчас повторяете давний спор славянофилов и западников. Западники,
фигурально говоря, считали: хватит играть в особый путь, мы должны сузить
колею, чтобы беспрепятственно въезжать в Европу и со временем влиться в
мировую цивилизацию! А славянофилы им возражали: нет, широкая колея - наша
национально-историческая особенность и менять ничего не нужно, а Европа,
если хочет с нами дружить, сама пусть свою колею расширяет... Каждый
по-своему прав, а в итоге - тупик!
- Нет, должен быть какой-то выход, - твердо сказал Джедай. - Просто
крутой поворот иногда издали кажется тупиком.
- Смотри на своем крутом повороте яйца не потеряй! - пробурчал Гоша,
подозрительно принюхиваясь к чаю.
- А нельзя ли так, - предложил Олег Трудович. - Они на четыре с
половиной сантиметра свою колею увеличивают, а мы на четыре с половиной
убавляем свою.
- Олег Толерантович, тебе надо в Кремле заседать, а не челночить! -
захохотал Каракозин.
...Колеса переставили, и они покатили дальше - в Польшу. На смену
свеженьким церквушкам, полуразвалившимся деревням, раскисшим грунтовкам и
раскидистым колхозным полям явились костлявые костелы, глянцевые после дождя
шоссейки, аккуратные домики под черепицей и мелко нарезанные обработанные
участки.
В Варшаве они расстались. На прощание многоопытный Гоша посоветовал
профессору:
- Цену не спускайте, пока не начнут гнать в шею. 'Котлы'
водонепроницаемые?
- Только одна модель, остальные проницаемые.
- Плохо, - покачал головой Гоша.
- Нормально, - вмешался Каракозин. - Непроницаемую модель положите в
банку с водой и показывайте в качестве образца. Говорите: остальные такие
же... А правда, что Ницше болел сифилисом?
- Это выдумка! Он просто сошел с ума.
- За что люблю философов - так это за оптимизм! - вздохнул Джедай.
Юрий Арсеньевич отправился в рейд по часовым магазинам Варшавы, а они
покатили свои тележки к большому стадиону, переоборудованному под вещевой
рынок. Башмаков поймал себя на том, что растянувшаяся километра на полтора
толпа русских, ринувшихся с товаром от поезда к стадиону, если посмотреть
сверху, действительно чем-то напоминает оживленную муравьиную тропу.
В первую поездку он заработал сто шестнадцать долларов и еще привез
Кате ангоровый комплект - перчатки, шапочку и шарф, Дашке - джинсовую куртку
на синтетическом меху, а себе - огромный никелированный штопор с ручкой в
виде сирены со щитом и мечом...
17
Эскейперу захотелось вдруг взять штопор с собой. Конечно, это смешно -
тащить на Кипр, кроме сомиков, еще и дешевый польский штопор! В Ветином
замке, оказывается, даже слуги имеются - греческая семейная пара. Если бы
тридцать лет назад пионеру Олегу Башмакову, названному так, между прочим, в
честь молодогвардейского вождя Олега Кошевого, сказали, что у него будут
слуги, он, не задумываясь, дал бы обидчику в ухо.
Эскейпер вообразил, как они с Ветой утром нежатся в широкой постели,
возможно, даже занимаются утренним сексом или, как минимум, целуются, а в
это время горничная на подносе втаскивает в спальню завтрак. 'Надо все-таки
пломбу поставить!' - подумал Башмаков, нащупывая языком острые края
отломившегося зуба.
Случилось это два дня назад, и язык еще не привык к перемене во рту,
как, наверное, слепец не сразу привыкает к исчезновению из комнаты
какой-нибудь мебели, знакомой на ощупь до мелочей, до царапины на
полировке...
'Хреновина какая-то в голову лезет!' - удивился Олег Трудович,
отправляясь на кухню искать штопор. Он нашел штопор под ворохом целлофановых
пакетов от продуктов, которые Катя никогда не выбрасывала, но, отмыв,
аккуратно складывала в ящик. Сирена давно облезла. Когда Башмаков покупал ее
в сувенирной лавочке, она была серебряная, а щит и меч - золотые. Пожилой
поляк, упаковывая покупку, сказал на довольно приличном русском:
- Россию люблю. Но почему вы предали Варшаву в 44-м?
- Это Сталин виноват... - ответил Башмаков.
- Матка бозка, у вас теперь во всем Сталин виноват!
- Сами вы, поляки, во всем виноваты, - засмеялся Каракозин. - Выбрали
гербом какую-то девицу с хвостом, дали ей в руки кухонный ножик с тарелкой и
думали, что она вас защитит!
- А вы... - начал было поляк.
- А у нас герб - мужик на коне и с копьем, Георгий Победоносец.
Попробуй победи!
- Победили, - усмехнулся торговец. - вы к нам теперь за пьенендзами
ездите. А про наш герб, пан, больше никому так не говори - побить могут!
Башмаков потащил желающего продолжать дискуссию Каракозина подальше от
греха, но спор этот ему запомнился, и он даже потом размышлял, смог бы сам,
к примеру, дать в ухо иностранцу, назвавшему, скажем, двуглавого орла
- чернобыльским мутантом или как-нибудь по-другому, но тоже обидно. И
пришел к выводу: нет, не побил бы, а посмеялся с ним за компанию. В этом вся
и беда!
Гоша накупил для будущего ребенка бутылочек, распашонок и памперсов. А
Каракозин все деньги ухнул на умопомрачительное вечернее платье с
французской этикеткой. С тех пор они ездили в Польшу каждый месяц, научились
угадывать конъюнктуру, торговаться с оптовиками, любезничать с польскими
старушками и льстить 'пенкным паненкам', которые курили как паровозы,
командовали своими мужиками и решали - покупать или не покупать.
Специализировались компаньоны в основном на сигаретах. Гоша привык к
Каракозину и уже не обижался на его штучки, тем более что Джедаю
покровительствовала таможенница Лидия - они уже и поезд подгадывали таким
образом, чтобы попасть в ее смену. Когда она входила в купе, Каракозин
ударял по струнам и пел куплеты собственного сочинения:
Ах, прекрасная Лидия,
Это явь или сон?
Вас впервые увидя, я
Навсегда покорен!
- Ох, певун-говорун! - улыбалась она и бросала на Каракозина нежные
взгляды. - Что везете?
- Вот! - он протягивал ей заранее приготовленный букетик цветов.
Однажды Каракозин показал компаньонам специальную трехгранную отвертку
и спросил:
- Что это?
- Отвертка! - догадался Гоша: после кодирования у него резко
обострилось эвристическое мышление.
- Трехгранная! - стараясь предупредить подвох, уточнил Башмаков.
- Нет. Это золотой ключик, которым отпирается волшебная дверь в
сказочную страну...
- ...дураков, - добавил Гоша.
- Я, кажется, понял! - догадался Юрий Арсеньевич.
Философ, очень удачно продавший в тот первый раз сковородки и часы,
ездил теперь в Польшу регулярно. Дела у него шли неплохо: он купил полдомика
с четырьмя сотками в Болшево и теперь копил на подержанную машину. В поезде
или на варшавском стадионе они частенько встречались. Каракозин уговорил
Юрия Арсеньевича вложить деньги в дело, потому что для успеха задуманного
нужно было, чтобы в купе ехали только свои люди. Сигарет они закупили раз в
пять больше, чем обычно.
- Ты обалдел, что ли? - возмущался Гоша. - Думаешь, если тебе Лидка
глазки строит, теперь можно все? Это даже она не пропустит!
- Спокойно, Георгий Петрович, от нервов укорачивается половая жизнь! -
оборвал Каракозин, отвинчивая потолочную панель в купе.
Там оказалось довольно обширное пустое пространство, куда и засунули
сигаретные блоки, оставив в сумках обычное, не вызывающее подозрений
количество. Операция прошла успешно. После возвращения Башмаков отправился в
магазин и купил большой японский телевизор со встроенным видеомагнитофоном,
о котором давно мечтала Дашка. Заволакивая коробку в квартиру, он чувствовал
себя первобытным охотником, завалившим мамонта и втаскивающим в пещеру
отбивную размером с теленка.
- Наконец-то, Тапочкин, ты себя нашел! - констатировала обычно скупая
на похвалы Катя. - Уважаю!
Дела пошли. Но тут они лишились Гоши. Оказалось, послом может стать
любой проворовавшийся или проинтриговавшийся политик, а вот специалистов по
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг