запомнить ее - настолько была хороша и остра. А переворачивая страницу,
Валерий Павлович вдруг понял, что Олег Соломин- это тот самый засушенный
богомол... Ну да- муж Нади... А "друг Наденька"- это сама Надя... Надя
Печерникова... И он начал читать сначала, и читал уже не с политической
бдительностью и не с тайным удовольствием - ас болезненной ревностью.
Рассказ был вот о чем. Россия. Начало века. Губернский город Н. Юному
студенту, члену подпольной организации Валериану Винчевскому поручено убить
местного генерал- губернатора, совершившего чудовищное преступление - он
приказал выпороть арестованного революционера! В тайной лаборатории,
законспирированной под зубоврачебный кабинет, где священнодействует Химик,
гениальный ученый, выгнанный из университета за то, что плюнул в лицо
жандармскому полковнику, изготавливается бомба. На сей рач Химик обещал
создать совершенно необыкновенный метательный снаряд, способный разнести
царского сатрапа по молекулам.
Валериан Винчевский (он, между прочим, прямой потомок польских
патриотов, сосланных за участие в восстании Костюшко) начал выслеживать
подлеца-губернатора, дабы поточнее определить место, наиболее удобное для
возмездия. Выяснилось: каждое воскресенье под присмотром до зубов
вооруженного терского казака злодей-генерал подъезжает к воротам городского
сада, отпускает охрану покататься на карусели, а сам неторопливо
прогуливается по аллеям и поглаживает по головкам попадающихся навстречу
детишек.
Карать постановили в городском саду. Но среди подпольщиков разгорелся
жаркий спор: наиболее яростный, несгибаемый боевик Булатов требовал любой
ценой взорвать негодяя, пусть даже погибнут невинные младенцы,
принадлежащие, между нами говоря, к классу эксплуататоров и кровопивцев.
Валериан же еще не ожесточился сердцем и хотел привести приговор в
исполнение так, чтобы никто другой не пострадал. Под видом коробейника он
продолжал наблюдения и даже случайно попал в руки жандармов, но его спасло
умение показывать карточные фокусы: от души потешившись, цепные псы царизма
отпустили его на все четыре стороны.
Однажды Валериан, теперь уже загримированный под ка-лику перехожего,
заметил любопытную закономерность: во время каждой своей воскресной прогулки
генерал-губернатор неизменно подходит к гордости городского сада - вековому
дубу, выжидает момент, когда кругом никого нет, и торопливо засовывает руку
в дупло. Таким романтическим образом старый повеса обменивался нежными
посланиями со своей замужней любовницей - известной провинциальной актрисой.
И Виичевский решил убить сановного насильника возле заветного дуба,
Никто не понимал, как это произошло... Или гениальный Химик запутался в
ингредиентах, или сам юный террорист от волнения замешкался, но бомба
взорвалась у него прямо в руках. Когда, соскочив с карусели и выхватив
шашку, терский казак примчался на место преступления, то увидел опаленные
бакенбарды смертельно испуганного, но живого и невредимого
генерал-губернатора. А вот от покушавшегося не осталось ничего: ни клочка,
ни кусочка, ни горстки праха...
Валериан Винчевский очнулся возле того же самого дуба. Ему казалось,
что все его тело подобно сосуду, некогда разбитому вдребезги, а теперь вот
склеенному из мелких осколков. Знакомое дерево выглядело обветшавшим и
стояло теперь не в городском саду, а посередине мощеной площади, неподалеку
от белокаменного здания с развевающимся красным флагом на крыше. Дуб был
огорожен узорчатой решеткой и оснащен табличкой:
На этом месте 16 октября 1902 года студент-революционер В. В.
Винчевский (1883- 1902) совершил героическое покушение на одного из царских
палачей. Слава павшим героям!
Ничего не понимая, юный террорист огляделся окрест и увидел, что окаем
закрыт дымящимися трубами и высокими, похожими на пчелиные соты, домами, что
в небе тяжело плывет серебряный летательный аппарат и что на фронтоне
белокаменного здания трепещет лозунг: "Пятилетке качества - рабочую
гарантию!" И тогда Винчевского осенило: да-да, в результате непостижимого
взрыва бомбы он в мгновение ока перенесся в светлое будущее, где победивший
народ установил, как некогда и во Франции, новую форму исчисления времени, в
данном случае- пятилетками...
Чтобы утвердиться в своей догадке. Валериан стремглав бросился к
белокаменному дому, впоследствии оказавшемуся облисполкомом. Возможно
потому, что он начал жадно расспрашивать выходящих оттуда серьезных
товарищей, каково нынешнее политическое устройство России, а может быть,
одет он был точно студент с известной картины Ярошенко: глухой плащ и
надвинутая на глаза шляпа... Одним словом, Валериана забрали в милицию. Юный
революционер попытался обрести свободу при помощи своих чудесных карточных
фокусов, но его похлопали по плечу, посоветовали не зарывать талант в землю
и отправили в камеру. Никаких документов при себе у Винчевского,
естественно, не было, а рассказать всю правду он не отважился, ибо понимал:
его правда фантастичнее всякого вымысла.
В камере наш узник познакомился с местным краеведом Кулеминым, севшим
на пятнадцать суток за то, что в сердцах обозвал вандалом главного
областного руководителя, предлагавшего спилить исторический, дуб и
воздвигнуть взамен гранитный обелиск "Вы жертвою пали!". Оказалось, Кулемин
давно уже занимается историей неудачного покушения Винчевского и не один год
бьется над загадкой, куда все-таки подевалось тело отважного террориста. Из
глубин истории доходили слухи один нелепее другого. Известный
дореволюционный фольклорист даже записал в торговых рядах сказ о том, как
злой "енерал- убиватор" закатал тело отважного юноши в стеклянную бочку с
"зеленым вином" и спрятал у себя в подвале. Однако даже видный подпольщик
Булатов, возглавлявший после революции кожевенную промышленность губернии и
написавший интересные мемуары "Рядом с легендой. Мои встречи с Валерианом
Винчевским", обошел загадочное исчезновение тела стороной.
Расхаживая по камере, краевед с увлечением рассказывал о том, что
поднял даже учетные книги мертвецких - никаких обнадеживающих сведений!
Только через месяц после покушения на пустыре за трактиром был найден
мертвый юноша с огнестрельной раной в области сердца, опознать его не смогли
и похоронили в безымянной могиле. "Через месяц..."- прошептал Валериан.
"Через месяц,- подтвердил Кулемин и впервые вгляделся в лицо своего товарища
по несчастью.- А вы знаете, молодой человек, вы очень похожи на
Винчевского... Случайно не родственник?" "Я его родной внук! - неожиданно
для себя выпалил Валериан.- Решил побывать на месте гибели деда, а документы
украли в поезде..." "Так что же вы молчите!" - вскричал Кулемин и принялся
яростно колотить кулаками в железную дверь камеры.
...Валериану Винчевскому было плохо, а почему- непонятно. Он уже пришел
в себя после шумной, с бесконечными застольями двухнедельной поездки по
трудовым коллективам региона и оправился от простуды, которую подхватил во
время ноябрьской демонстрации, стоя рядом на трибуне с главным руководителем
области, по иронии судьбы носившим ту же фамилию, что и недобитый
генерал-губернатор. Он даже успел полюбить молодую красивую учительницу
словесности Марию Васильевну, пригласившую Валериана на свой открытый урок.
Сегодня утром, после безумной ночи любви, она наконец согласилась стать его
женой!
И все-таки Валериану было плохо... Он вышел на воздух из гостиницы, где
проживал, покуда достраивался обкомовский дом, где ему обещали двухкомнатную
квартиру и где он собирался счастливо зажить с Марией Васильевной, вышел и
направился к краеведческому музею. Позавчера Винчевский стал директором
этого музея вместо несчастного Кулемина, госпитализированного с неприятным
диагнозом; краевед стал кричать на всех перекрестках, будто труп того
неизвестного юноши и есть пропавшее тело революционера.
Путь Валериана лежал мимо исторического дуба, точнее, мимо того места,
на котором еще недавно росло знаменитое дерево, а теперь вот светлел свежий
спил... Винчевский горячо поддержал идею строительства на месте сорившего
желудями дуба прекрасного мемориала в честь павших борцов! Смертельно
уставший террорист присел на широкий пень, вздохнул и внезапно ощутил во
всем теле страшную боль, он почувствовал себя неким хрупким сосудом, и этот
скудельный сосуд некто огромный и сильный со всего маху хрястнул о мостовую,
так что только брызнули осколки...
Рассказ, как сейчас помнил Чистяков, заканчивался донесением тайного
агента охранки Булатова, внедренного в подпольную организацию с целью
подготовить покушение на генерал- губернатора, не сработавшегося с кем-то
там из петербургского начальства. Булатов нижайше доносил, что примерно
через месяц после неудачного теракта на тайную квартиру, единственную
оставшуюся после повальных арестов, явился собственной персоной Валериан
Винчевский. Одет он был в странный шуршащий плащ, вероятно, американский, и
шапку, похожую на те, что носят бедные селяне и называют "треухами", но
только пошитую из ондатры. Воскресший террорист заявил немногим уцелевшим
членам некогда мощной подпольной организации, что якобы благодаря взрыву
бомбы, попал в будущее, воротился назад и теперь знает, к чему приведет их
борьба! "Так вот кто, значит, предал нашу организацию!" - вскричал Булатов,
опасавшийся черт знает откуда взявшегося Винчевского. "Я был там... я все
понял! - твердо ответил Валериан.- Слушайте!.." "Смерть провокатору!"-
оборвал его Булатов, выхватил револьвер и выстрелил юноше прямо в грудь.
Ночью завернутое в холстину тело осторожно вынесли из дома и бросили на
пустыре за трактиром...
Заместителя главного редактора из партии не погнали, ограничились
строгим с занесением, хотя Чистяков в своем выступлении говорил и о "ложной
идейно-художественной концепции рассказа "Провокатор", и о прямой клевете на
историю нашего освободительного движения". Стоя перед членами бюро, седой
мужик с орденскими планками на пиджаке расплакался, как мальчик. Выяснилось,
что он страдает запоями. Страдает давно, с войны, а началось все с тех самых
"наркомовских ста грамм". Привозили из расчета на роту, а от роты после
атаки и взвода не оставалось... Вот с тех пор он так и живет: полгода как
человек, а потом вдруг на неделю точно в яму с помоями проваливается.
Спасибо, хоть сослуживцы всегда с пониманием относились, прикрывали - запрут
в кабинете и отвечают: отъехал, вышел, вызвали наверх... Потом пришел новый
ответственный секретарь, который сразу же прицелился на место заместителя,
он-то и подсунул тот дурацкий рассказ для ноябрьской книжки: мол, все
тип-топ, про революционеров... Кому взбредет, что про революционеров можно
как-то не так... Ну, не читая подписал... А у цензора в тот день было
отчетно-выборное профсоюзное собрание, он у них там в Главлите
культурно-массовой работой занимается, торопился и тоже проштамповал не
глядя... "Простите, товарищи, если сможете! До пенсии полгода осталось!"
Наверное, его все-таки погнали б из партии, но всех возмутило
выступление редактора, гладкощекого демагога, выкручивавшего из тонкого
молодежного журнала себе столько, сколько не выкручивали старорежимные
латифундисты из орловского чернозема! Он сообщил, что, к сожалению, когда
случилось это безобразие, находился в Австралии на конференции "Детство в
ядерный век", а то, разумеется, прочитав одну только строчку, сразу бы снял
рассказ... И вот теперь, уезжая в Штаты на симпозиум, он просто не решается
оставить журнал на пьющего и небдительного человека. "А вы не оставляйте!" -
побагровев, посоветовал Ковалевский - последний раз он был за границей два
года назад, в Венгрии. "Что?" "А то самое! Разъездился... Вы редактор
журнала или путешественник Пржевальский?" Путешественник только дрогнул
усами... Потом, когда Ковалевского катапультировали, друг детей припомнил
ему этот разговор и в газете "Правда" в разгромной статье "Мастодонты
застоя" хорошенько поплясал на косточках Владимира Сергеевича. В общем,
историю с рассказом спустили на тормоза: заму - строгача, главному - на вид.
А вот имя Соломина попало в какое-то закрытое письмо о бдительности и
идеологическом чутье. С тех пор Олегу не то что рассказ, объявление в
бюллетене обмена жилой площади было не напечатать... Чистяков представил
себе, как Надя утешает своего засушенного богомола, разозлился и выбросил из
головы всю эту историю.
Заведующим отделом Валерий Павлович проработал три года. Однажды, сидя
под яблоней на даче и попивая домашнее вино, Николай Поликарпович задумчиво
спросил: "Валера, а не пора ли тебе подрасти?" Через месяц Валерий Павлович
стал секретарем райкома по идеологии, самым молодым в городе... Теперь
отвозила его на работу и привозила домой черная "Волга", обедал он теперь не
в большой общей зале, а в специальной обшитой деревом комнате вместе с
Ковалевским, другими районными боссами и заезжими величинами. Вчерашние
коллеги - заведующие отделами - резко перешли с "ты" на "вы", и даже дядя
Базиль, продолжая называть Чистякова "барбосом", стал вкладывать в это слово
особый, уважительный смысл. Теперь Валера не переписывал доклады за
нерадивых инструкторов, а только тоненьким карандашиком помечал, где и как
нужно переделать. И даже Кутепов стал иногда обращаться к Валере за помощью:
один раз, чтобы устроить на работу в районе дочь одного хорошего человека,
другой раз - чтобы пробить гараж известному массажисту- экстрасенсу.
Конечно, трезво мыслящий Чистяков понимал, что пока еще остается
обыкновенным малозаметным муравьем в этой огромной всесоюзной куче, но
одновременно он ощущал, как трепещут и разворачиваются на ветру недавно
выросшие, нежные, прозрачные крылышки. Еще немного - и полетишь! Увы, Валера
размяк и не сумел по достоинству оценить опасности, связанной с роковым
приходом БМП.
Да, Чистяков немного расслабился. У него завязался хороший, спокойный
романец с разведенной журналисточ-кой, одиноко существовавшей в уютной
кооперативной квартире, куда можно было приехать, предварительно позвонив, в
любое время, чтобы отдохнуть телом и душой.
Семейная жизнь тоже наладилась. Все то, за чем раньше Лялька бегала к
папе, теперь можно было получить от мужа. Она успокоилась, поступила в очную
аспирантуру, занялась влиянием Бердслея на русскую графику начала века, и
Чистяков через Академию художеств устроил жене трехмесячную стажировку в
Лондоне. Единственное, что осталось у Ляльки от былых загульных времен,- это
увлечение разной чертовщиной: например, спиритизмом. Подружек она своих
растеряла, отношения поддерживала только со вдовой эмвэдэшника (он
застрелился на следующий день после падения Щелокова), вдвоем они частенько
по вечерам крутили блюдечко, и однажды Лялька взволнованно сообщила
Чистякову: "Знаешь, что сказал нам сегодня дух Чапаева?!" "Что?" "По коням!"
Ковалевского и Кутепова освободили от занимаемых должностей в один и
тот же день, на одном и том же заседании бюро горкома партии. Случилось это
через месяц после прихода БМП. Николай Поликарпович держался молодцом, выйдя
из зала, он пошутил со случившимися рядом аппаратчиками про отставку без
мундира, прошел в свой кабинет, заперся, достал баян и полчаса играл
вальс-каприз: заканчивал и начинал снова. Потом он позвонил домой и сказал
Людмиле Антоновне, с самого утра томившейся неизвестностью: "Сняли". Людмила
Антоновна только в ответ захрипела и начала, как рассказывала потом
присутствовавшая при сем Лялька, медленно заваливаться на бок - сердечный
приступ... В больнице Людмила Антоновна не хотела даже видеть Николая
Поликарповича и отворачивалась к стене, когда он приходил ее проведать: не
могла простить Кутепову, что за месяц до роковой развязки тот сдал дачу под
профилакторий для инвалидов с детства. Чистяков понял, что положение нужно
исправлять, и организовал своему поверженному тестю шесть соток в хорошем
садово-огородном товариществе где-то под Чеховом. Сам же Валерий чувствовал
себя прочно и даже однажды на совещании удостоился похвальной реплики нового
городского руководства, которому понравилась чистяковская молодость...
Бусыгин обрушился на Краснопролетарский райком, как ураган "Джоанн" на
курорты атлантического побережья.
Знакомясь с аппаратом, он сразу заявил: "Кто не чувствует сил работать
в новых условиях, пусть поднимет руку!" Никто, разумеется, не поднял, ибо
последним человеком, осознавшим, что не может работать в новых условиях, был
отрекшийся от престола государь- император Николай Александрович.
Из райкома стали исчезать люди. Заведующий промышленным отделом, три
года назад перетянутый Ковалевским из парткома производственного
объединения, а ранее бывший начальником лучшего цеха,, проговорив с
Бусыгиным пять минут, вышел из кабинета со слезами на глазах и тут же
написал заявление... А БМП, как Гарун аль-Рашид, благо в лицо его покамест
не знали, ходил по магазинам района и невинно интересовался у продавцов,
куда девались мясо и колбаса, точно и в самом деле не знал, куда они
подевались! Продавцы отвечали дежурным хамством, тогда Бусыгин скромно
стучался в кабинет директора магазина, снова выслушивал торгашеское хамство,
но уже на руководящем уровне, а в тот самый момент, когда, призвав на
подмогу дюжего продавца мясного отдела, его начинали вытряхивать из
кабинета, доставал свое новенькое удостоверение - и владыка жизни, директор
продмага, распадался на аминокислоты.
Бусыгин на встрече с избирателями пообещал закрыть в райкоме спецбуфет
и закрыл. Пообещал провести праздник района и провел: с тройками,
скоморохами, лоточницами, сбитеньщиками... "Народ покупает, кошкодав!" -
сказал об этом дядя Базиль. Было у БМП еще два пунктика: тиры, чтобы пацаны
не шастали в подворотнях, а готовились к службе в армии; и бани-сауны, чтобы
рабочий человек после трудового дня мог передохнуть и попариться... И если
какой-нибудь директор завода, не выполнявшего план, закладывал у себя на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг