пострижения Джованни Доменико! Так знайте, господин Фрезер, что и Франсуа
Рабле*, впервые сказавший, что в царство будущего не войдут сутяги и
менялы, скряги и подхалимы, сыщики и ревнивцы...
- И в первую очередь святоши, господин Годар, в первую очередь святоши
и ханжи! - отпарировал Фрезер. - Так было когда-то написано на вратах
Телемской обители!
- Правильно, - согласился Годар, - правильно: прежде всего не войдут
святоши и лицемеры! А писал эти чудесные строки монах! И Франсуа Рабле
имел духовный сан.
- Монах, скрывавшийся от мести католической церкви! - возразил Фрезер.
- Осужденный попами на смерть!
- Но не богом, господин Фрезер, не богом осуждались эти великие ученые
и светлые умы, а фанатиками, с. их неразумным усердием!
- Вы хотите доказать, Годар, что из людей, связанных с церковью, вышли
многие замечательные ученые, вышли те, кто разрушил религиозные
построения, кто вместо выдумки принес человечеству нечто гораздо более
замечательное - науку!.. Так откуда же им было прийти?! Находясь в
монастырях, где они имели досуг и где собраны были книги, они могли
думать, сравнивать, изучать. Они могли подробно разбирать догматы веры и
сравнивать слово и дело церкви... И находить правду, прямо противоположную
слову церкви. Разве ваше слово, Годар, может искупить страшные дела
церкви?!.
Так и закончился этот бурный, неожиданно вспыхнувший спор. Он, однако,
сыграл свою роль. Мир между моими друзьями наконец наступил. Фрезер
перестал называть Годара за глаза "наш поп". Годар перестал опасливо
коситься на Фрезера...
Разве я мог подумать тогда, что этот, казалось, такой оторванный от
жизни спор вскоре приобретет новый и страшный смысл?
А как всем нам была нужна дружба! И как я благодарен моим друзьям,
которые подавили рождающуюся друг к другу антипатию и показали пример
терпимого отношения!.. С этого дня начались наши поиски. Найти
противоядие, помочь пострадавшим рабочим - стало задачей наших сердец и
умов.
Наш маленький коллектив начал поиски. Многое нужно было обсудить. И
новый день наступил для нас неожиданно. В моем кабинете пластами висел дым
от сигарет Фрезера, под утро закурил и Годар. Я подвел итоги, и мы
разошлись по своим комнатам. Через несколько часов мы вновь встретились в
кабинете. И Фрезер, который так и не смог уснуть, поделился своими
соображениями.
- Не могу забыть странного поведения рабочих... Они слышали,
поднимались, когда им кричали, некоторые делали шаг-два, потом забывали,
что им нужно было делать. Забывали и не видели... Вспомните, Карл, наш
опыт, когда я в этой комнате разбил ампулу. Только теперь ясно, насколько
он был рискованным. Вспомните, как наступила странная полуслепота, и вы
ничего не видели и ничего не помнили.
- Не совсем так, - сказал я, вспоминая свое состояние. - Не совсем...
Ничего не помнил и почти ничего не видел! Почти!
- Да, да!- - Фрезер заволновался, по-видимому, я подтверждал какую-то
его догадку - Да, да, все верно! Я последнее время очень интересовался
литературой по кибернетике, и одна мысль мне все время сверлит голову.
Почему для передачи телевизионного сигнала необходимы очень высокие,
сверхвысокие частоты, а человеческий глаз обходится низкими, чрезвычайно
низкими частотами?
- Я не вижу, какое это имеет отношение...
- Самое тесное, самое близкое! - заторопился Фрезер. - Совсем недавно,
из любопытства перебирая статьи по кибернетике - этой совсем новой науке,
что выросла на стыке математики и физиологии, электроники и психологии, -
я обратил внимание на связь между памятью и передачей изображения... в
телевидении! Оказалось, что нет надобности каждый раз передавать зрителю
те участки изображения, которые остаются неподвижными, неизменными. Вот,
например, я говорю, а вы с нетерпением на меня смотрите. Почти все мое
лицо неподвижно, движутся только губы. Значит, если соединить телевизор с
запоминающим устройством, то передавать нужно будет только движения губ...
- Понимаю! - перебил Годар. - По-видимому, подобный процесс происходит
при передаче изображения из глаза в мозг. Передаются только те элементы
изображения, которые изменяются, а все остальные удерживаются памятью.
- Послушайте, друзья, ведь это уже отчасти решение проблемы! Во всяком
случае, теперь многое ясно!.. - воскликнул я.
Но Годар и Фрезер также начали что-то кричать, возбуждение было
невероятным.
- Постойте, Жак, Рене! - сказал я, когда все немного успокоились. -
Ведь если это верно, то теперь мы, очевидно, сможем объяснить очень многие
факты.
Для меня сейчас ясно, что этот злосчастный газ действовал на зрительную
память, ослабляя ее, и именно поэтому наступала частичная слепота. Я,
например, видел, как вверх по реке медленно шла весельная лодка, я ее
видел все время...
- Потому что она двигалась! - воскликнул Фрезер.
- Но я видел и волны Мааса...
- Потому что был ветер и блики на волнах непрерывно меняли свои
очертания!
- Итак, - заключил Годар, - перед нами нервный, яд, ослабляющий
какой-то раздел "запоминающего устройства" человеческого мозга:
Сразу же перед нами стала задача создания модели. На чем, или, вернее,
на ком, проверять новые виды ядов? Совершенно ясно, что опыты, наподобие
того, что мы проделали вдвоем с Фрезером, были бы безумием.
С другой стороны, для опытов нам был необходим живой организм с
достаточно сложной и высокой организацией.
- Я взял бы собаку, - предложил Годар. - И по расстройству ее рефлексов
мы могли бы объективно судить о действии того или иного вещества.
Признаться, что "мы", которое вырвалось из уст капеллана, пришлось мне
по душе. И вскоре Годар показал себя таким знающим и неутомимым,
экспериментатором, что я и Жак привязались к нему всей душой.
Через несколько дней дом огласился дружным лаем десятка собак. Фрезер и
Годар сами оборудовали замысловатые клетки во дворе, построили сложные
станки, в которых привязывались собаки во время опытов.
Фрезер очень горячо включился в работу. Недюжинный радиотехник -
недаром именно Фрезер собирал и ремонтировал передатчики для партизанских
соединений в дни Сопротивления, - он теперь целыми днями не расставался с
паяльником и радиодеталями. Комната, в которой работал Жак, была наполнена
смолисто-сладким запахом канифоли и шеллака. Буквально каждый день
создавался какой-нибудь генератор, дававший в динамике то нестерпимый
визг, то грозное рокотание. Годар уверял, что они необходимы ему для
выработки различных рефлексов.
Я также не сидел без дела - два или три раза съездил в Брюссель,
закупил посуду, реактивы, разработал программу исследований...
Каждый вечер мы собирались и обсуждали события дня. Было решено создать
целую гамму нервных ядов с последующим опробованием их действия на
животных.
Мой старенький вытяжной шкаф уже не мог справляться, и пришлось
устроить дополнительную тягу.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Газ получен.
- Годар наконец проигрывает, партию в шахматы и учит Альму говорить
I
Сообщения из Льежа были неутешительны. В клинике, правда, оставались
теперь только четыре человека, трое уже вернулись домой, но полной
уверенности в их выздоровлении у врачей не было. Обретя вновь дар речи,
они подробно описали свои переживания, что было сделать тем легче, что их
состояние характеризовалось прежде всего скудостью ощущений и провалом
памяти. В тот злополучный день они видели, как и мы с Фрезером во время
опыта с ампулой, только тонкие очертания движущихся предметов.
Нами были синтезированы десятки веществ. Некоторые вообще не оказывали
действия на нервную систему, другие вызывали немедленную смерть морских
свинок, на которых мы проводили предварительные испытания. Мой кабинет был
уставлен прозрачными, похожими на аквариумы кубиками-клетками. К ним
подводился по шлангам газ, а после окончания опыта подавался чистый воздух.
Огромная, сделанная для наглядности, таблица опробованных нами
химических соединений, которую я повесил в своем кабинете, все больше и
больше заполнялась. Мне выточили из цветной пластмассы, эбонита и
органического стекла модели атомов тех веществ, которые входили в состав
молекулы:
углерода и водорода, кислорода и брома. Каждый такой "атом" походил -на
сплющенный шарик, снабженный штырьком или выточкой для соединения. Я
часами нанизывал мои "атомы" один на один. Со стороны могло показаться,
что я впал в детство и занят какой-то детской игрой-головоломкой.
Постепенно я начал связывать ту или иную особенность получаемого мной
газа с определенной группировкой атомов в молекуле. Поиски стали более
осмысленными. Теперь, получая тот или иной газ этой группы, я почти с
уверенностью мог предсказать его свойства. Мы наконец смогли сразу же
исключить сильно токсичные, отравляющие яды - у них оказалась очень
характерная группа атомов. Я чувствовал, что решение где-то близко, где-то
рядом... Совершенно необходимы были углубленные теоретические поиски, но
уходить в теорию не особенно хотелось, нужно было спешить, спешить! Ведь
люди всё еще болели!
И вот, как-то, проводя синтез вещества, от которого можно было ожидать
нужного нам действия, я вдруг почувствовал внутри моего сознания какой-то
странный толчок... Будто я пришел в какое-то новое состояние.
Наконец-то я ясно представил себе, какой должна быть молекула нашего
вещества-противоядия, заочно названного нами "мнемонал". Вот она, молекула
мнемонала! Но что со мной, я ее вижу! Вот я мысленно пробегаю по двум
бензольным кольцам, вот четырехчленное присоединенное кольцо с
бронированным "хвостиком" углеводородных атомов. В составе молекулы
тридцать пять атомов, и я их вижу... Ну конечно же, только такое
соединение может обладать действием, противоположным тому нервному яду,
который вызвал заболевание рабочих!
Я стоял перед своей установкой, цветная жидкость переливалась и кипела
в ее прозрачных узлах... И вдруг я перестал видеть - моя установка
исчезла! Это вовсе не была слепота; напротив, была видна все та же
молекула, но теперь мне казалось, что я плаваю внутри ее разросшихся
гигантских ветвей, я могу ощупать блестящую поверхность каждого атома... Я
только подумал о том, что внешний объем любого атома определяется его
электронной оболочкой, - и каждый атом молекулы тотчас же заискрился.
Только сейчас я понял все. Газ, который мы искали, получен!
- Фрезер! Годар! - закричал я. - Откройте двери, окна, бегите из дома!..
Свет! Погасите свет общим рубильником! Там, внизу, Фрезер, ты знаешь
где? В кабинет не входить!
Я старался не двигаться. Вскоре электроплитка, подогревавшая колбу с
исходным веществом, стала остывать. Процесс прекращался. Вот появилась
огненная полоса заката. Там - окно! Я подобрался к нему на ощупь и
распахнул его. Внутреннее видение сразу же исчезло. Привычный реальный мир
вошел в мои глаза.
Допоздна мы обсуждали случившееся. Я отыскал и устранил небольшую течь
в установке, через которую выходил найденный нами газ.
Назавтра я выехал в Льеж. В клинике, с недоверием отнеслись к нашему
предложению, но пообещали попробовать. Я остался на несколько дней, чтобы
помочь в дозировании мнемонала, так как врачи решили провести довольно
длительный курс лечения. Что ж, они, по-видимому, были правы,
II
В Динане работа кипела. Годар засыпал меня самыми различными применениями
найденного нами вещества.
- Это новый вид наркоза, по меньшей мере, - говорил Рене. - Сознание
настолько отвлекается, что почти не ощущается боль...
Я продолжал изучение мнемонала, а когда убедился в том, что он хорошо
растворяется в воде, подшутил над Годаром.
В сифон для шипучей воды я ввел немного мнемонала и отправился вниз, к
Годару, который, нетерпеливо переставлял фигуры на шахматном столике,
готовясь выиграть у меня партию-другую. Рене настолько привык к быстрым и
легким победам, что ходов через десять, когда мое положение стало
действительно тяжелым, захотел было смешать фигуры. Я остановил его.
- Но положение безнадежно! - заявил Годар.
- Не считаю... - возразил я и, осторожно налив в стакан газированную
воду из сифона, отпил глоток, - Не считаю положение плохим:
Годар насмешливо на меня поглядывал, постукивая по доске только что
отнятым у меня ферзем, а перед моими глазами, застилая окружающую
обстановку, возникла... шахматная партия. Только так можно было определить
это чудесное зрелище: передо мной возникла огромная этажерка, каждую
полочку которой представляла шахматная доска. Ясные, четкие фигуры были
расставлены на каждой из досок. На первой полочке этажерки стояли еще не
тронутые рукой игрока фигуры. Вот на второй полочке первый ход Годара и
мой ответный...
Доска над доской - ход за ходом. Я легко разобрался в переплетении
ходов, и, как только подумал о продолжении партии, передо мной стали
возникать гигантские, уходящие ввысь этажерки. Я отбрасывал вариант за
вариантом.
Стоило мне подумать: "нет, не то..." - и вся надстройка исчезла. Я
увидел путь к ничьей, и мой ход вызвал довольный смех почти невидимого
Годара, Вот он уже не смеется, он увидел, что теперь ему нужно думать не о
выигрыше, а о ничьей. Я едва видел доску, но как хорошо видел путь к
победе!..
Через десять ходов Годар сдался.
- То, что Карл Меканикус нанюхался мнемонала, мне ясно! - сказал он. -
Но как, где? В начале партии ты вел себя вполне нормально, то есть
проигрывал с обычной скоростью...
Я пододвинул Годару сифон с растворенным мнемоналом, и Рене все понял.
Он налил воду в свой стакан, сделал глоток, помолчал и неожиданно
произнес:
- Карл, у меня будут большие неприятности, теперь это для меня ясно.
Ведь я после демобилизации отказался от церковного прихода. Мне не
простят!..
Я рассмеялся и предложил ему сразиться со мной на равных началах и
записать партию.
- Это будет шедевр! - сказал я.
- Погоди, Карл! Я ясно представляю примаса Бельгии, вот его рабочий
стол...
А-а, конечно, это мое письмо у него в руках!..
- Чудак, ты совсем сходишь с ума, Рене! Газ не может сообщить дар
ясновидения, поверь мне, - он только необыкновенно усиливает память. Мы
отчетливо видим все, о чем думаем.
- А мы можем это проверить! - предложил Годар. - Карл, ты выйдешь в
соседнюю комнату, а я скажу, что ты делаешь. Попытаюсь представить...
Годар жадно выпил несколько глотков воды и осоловело уставился в одну
точку.
Я поспешил выйти из комнаты.
В коридоре я остановился в задумчивости. Действительно, что мне сделать
такое, о чем Годар не догадался бы?
- Ты сейчас чистишь свое пальто... чистишь щеткой, Карл! - закричал
Годар. - Я это ясно вижу!
- Ничего ты не видишь, это все фантазирование!
- Тогда ты... ты сел на пол! Да, Карл?
- Нет, я еще не придумал, что бы мне сделать.
Годар успокоился, но как он все-таки был прав - церковь не любит
расставаться с теми из своих слуг, в которых есть хоть искра таланта.
III
Годар сейчас работает день и ночь. Скрытый и глубокий интерес к
естественным наукам проявился в нем с необычайной силой, стал его
страстью. Письма со штампами церковных организаций нераспечатанными
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг