другое - уже сегодня мизер в сравнении с человеческим обществом. А ведь
интеллектуальный разрыв между индивидом и человечеством продолжает расти.
- Иными словами, происходит инфляция индивида?
- Можно сказать и так. Удельный вес человека в человечестве падает.
Ко времени возникновения современной формации - "человека разумного"
индивид составлял примерно одну миллионную долю всего человечества, а к
двухтысячному году составит лишь немногим более одной десятимиллиардной.
Добавлю, что и вклад индивида в сокровищницу человеческой цивилизации
непрерывно снижается: представьте себе дробь, числитель которой все,
созданное человеком в течение жизни, а знаменатель - все, созданное
человечеством за сотни тысячелетий исторического развития.
- Не пессимист ли вы, профессор?
- Пессимизм проявляется в упаднических настроениях. Не скрою, они у
меня случаются, особенно после неудач и неприятностей.
- Вот видите!
- А оптимизм - это вера в лучшее будущее, в возможность торжества
добра над злом, справедливости над несправедливостью. Значит, я все-таки
оптимист, так как верю в такую возможность. Но, по моему разумению,
возможность надо еще воплотить! Так вот, разочаровавшись в величии
индивида, я тем более остро сознаю величие человечества. Человечество
переживает переходный возраст, переносит свойственные этому возрасту
болезни. Мои страхи скорее всего действительно надуманны. Возможно, многое
само собой станет на круги своя. И все же, сохраняя оптимизм, не изменим
заповеди Юлиуса Фучика: "Люди, будьте бдительны!"
27
Три года назад в институт пришел новый ректор - молодой (сорок с
небольшим), но известный профессор, доктор наук Игорь Валерьевич Уточкин.
Он сменил на этом посту "холодного" (то есть не имевшего степени доктора)
профессора Марьина. Марьин, старый, опытный служака, много лет болевший
астмой, был типичным консерватором. Институт стал при нем тихой заводью. С
местным начальством Марьин ладил: не приставал с просьбами по
хозяйственным нуждам, не требовал фондов на строительство, безропотно
выделял студентов для всякого рода неотложных дел областного, городского и
районного масштабов. Министерское начальство до поры терпело Марьина, но
нередко вызывало на ковер: институт из года в год устойчиво занимал
предпоследнее место среди родственных вузов.
Достигнув пенсионного возраста, Марьин резонно рассудил, что лучше
уйти с почетом, чем дожидаться, пока тебя "уйдут", и подобру-поздорову
отбыл в теплые края.
Уточкин принялся за дело рьяно. Начал он с переоборудования
ректорского кабинета, который счел непрестижно скромным. Кабинет отделали
дубовыми панелями и кожей, в стены встроили шкафы, пол во всю ширь
застлали ковром, мебель сменили. Смежное помещение (его прежде занимал
научно-исследовательский сектор) превратили в комнату отдыха, соединенную
с кабинетом скрытой - под панель - дверью. В комнате отдыха (злые языки
окрестили ее "будуаром") кожей были обтянуты не только стены, но и
потолок. Диван, кресла и стол на низких ножках создавали интимную
обстановку. Приглушенный свет подчеркивал ощущение уюта.
В этой комнате ректор принимал почетных гостей и особо приближенных
сотрудников. Здесь он позволял себе расслабиться, разговор обычно носил
доверительный характер, на столе часто появлялись коробка шоколадных
конфет и чашечки кофе.
Браницкий был впервые приглашен в "будуар" после довольно неприятного
инцидента...
Антон Феликсович воспринял назначение нового ректора с радостью. Его
давно тревожил застой, царивший в институте, и, когда Уточкин выступил с
программой предстоящих нововведений, он безоговорочно поддержал их. Ректор
представлял, каким должен быть современный вуз, чувствовал новые веяния,
обладал широтой взглядов, отличающей истинного ученого.
Правда, Браницкий быстро распознал, какая сила движет Уточкиным.
- К пятидесяти стану членкором, а там посмотрим... - откровенно
сказал тот Антону Феликсовичу чуть ли не при первом разговоре.
"В конце концов, если человек хочет сделать карьеру и у него есть для
этого основания, стоит ли обвинять его в карьеризме? - думал Браницкий. -
Пусть будет карьеристом, но для пользы дела!"
Уточкин вник в систему показателей, которыми оценивали работу вузов,
и в качестве ближайшего ориентира взял "среднеминистерские" баллы по всем
разделам.
В баллах выражали даже возраст преподавателей. И он оказался выше,
чем в среднем по министерству (а в данном случае "выше" означало "хуже").
Уточкин стал постепенно избавляться от "переростков". Конкурсная система
замещения вакантных должностей не позволяла уволить преподавателя до
истечения пятилетнего срока. Но зато ему можно было отказать в
переизбрании на очередной срок. И вот, отработав пятнадцать лет,
сорокалетний ассистент, не сумевший за это время обзавестись ученой
степенью и перейти в доценты или старшие преподаватели, оказывался за
бортом...
Один за другим из института уходили опытные педагоги, а на их место
принимали вчерашних студентов. В этом усматривался свой резон: смены
поколений не избежать, так не лучше ли заблаговременно сделать ставку на
молодых?
"Но коллектив преподавателей - не футбольная команда, - негодовал
Браницкий. - Уходят те, кто мог работать еще не один десяток лет, чей
драгоценный профессиональный опыт складывался годами... Ученая степень
желательна, но сама по себе она еще не определяет квалификацию
преподавателя, можно быть перспективным ученым и никудышным педагогом".
За сорокалетними ассистентами последовали шестидесятилетние доценты,
чей возраст также снижал показатели института...
И тогда Браницкий выступил на профсоюзной конференции:
- Мои годы, увы, тоже подошли к среднеминистерскому рубежу, имеющему
столь большое значение для Игоря Валерьевича. Начну подыскивать другую
работу...
Это был откровенный демарш: в институте вместе с ректором, Браницким
и тогда еще здравствовавшим профессором-механиком насчитывалось всего пять
докторов наук.
Антону Феликсовичу устроили овацию. После этого выступления он и
удостоился впервые приглашения в "будуар".
Ректор был подчеркнуто доброжелателен и уважителен.
- Дорогой Антон Феликсович! Мы с вами должны найти общий язык, и мы
его найдем. Возможно, я допускаю тактические просчеты, но стратегия моя
правильна! Мне нужна ваша поддержка. И на меня вы тоже можете
рассчитывать. Чашечку кофе? Нина Викторовна, угостите нас!
Секретарь ректора, приветливая женщина средних лет, словно радушная
хозяйка, налила в чашки густой ароматный напиток.
- А может, коньяку? - заговорщически шепнул ректор.
- Благодарю вас, - отказался Браницкий. - Мне импонируют ваши
стратегические замыслы, Игорь Валерьевич, и в этом постараюсь всячески вас
поддерживать. Что же касается тактических принципов, то здесь мы вряд ли
окажемся единомышленниками...
С тех пор их отношения напоминали строго соблюдаемый вооруженный
нейтралитет. Уточкин, надо отдать ему должное, руководствовался не личными
симпатиями или антипатиями к человеку, а исключительно ролью, которую тот
мог и должен был сыграть в осуществлении стратегического замысла.
Браницкий, пользовавшийся у коллег неоспоримым авторитетом, в шахматной
партии Уточкина (по крайней мере в ее дебюте) занимал положение если и не
ферзя, то уж во всяком случае одной из тяжелых фигур.
Ректор постепенно обзавелся трудолюбивыми помощниками и не только не
сковывал их инициативы, а, напротив, всячески ее поощрял, переложив на
приближенных некоторые из собственных функций. Впрочем, он ни на минуту не
выпускал узды и не давал никому забыть подчиненной роли.
Уже через год институт шагнул на несколько ступенек вверх. Уточкин
пригласил со стороны трех новых профессоров, два доцента защитили
докторские.
Число сторонников Игоря Валерьевича понемногу возрастало. Среди них
своей преданностью выделялся Иванов. Еще до защиты он вошел в ближнее
окружение ректора. На одном из последних заседаний Уточкин, улыбаясь, так
что трудно было понять, в шутку это говорится или всерьез, назвал Иванова
своей правой рукой...
28
- Посмотрите, какой нахал! - возмущался Иванов, передавая Антону
Феликсовичу брошюру.
Браницкий надел очки.
"В. В. Стрельцов. Моделирование возвратно-временных перемещений с
помощью аналоговой вычислительной машины. Автореферат диссертации на
соискание ученой степени кандидата физико-математических наук".
- Ай да Перпетуум-мобиле! Право, любопытный поворот: нельзя физически
переместиться в прошлое, но можно воссоздать его в настоящем. Недурно...
Историки до земли поклонятся... А кто оппоненты? Форов?
- И зачем ему понадобилось оппонировать, - попенял Иванов, - не
дорожит авторитетом!
- Авторитет Форова уже ничто не поколеблет. Кстати, автореферат
адресован мне, как он оказался у вас?
- Я подумал, что понадобится отзыв, и вот, подготовил.
Браницкий пробежал глазами три машинописных страницы и остановил
взгляд на последних строках: "Декан факультета... Заведующий кафедрой..."
- Я не подпишу это, - сказал он брезгливо.
- Тогда я пошлю за одной своей подписью.
- Ваше право. Но автореферат оставьте, он мне понадобится.
- Вы... хотите дать положительный отзыв?
- Вот именно!
- Это же беспринципно, профессор! В свое время...
Браницкий с трудом сдержался.
- В свое время я, к сожалению, действительно допустил
беспринципность.
- Что вы имеете в виду?
- Отзыв научного руководителя на вашу диссертацию, Иванов!
- Не пожалейте об этих словах, - сказал бывший аспирант и вышел из
кабинета.
29
Вот и еще один учебный год подошел к концу... Только россыпь
втоптанных в пол кнопок и сиротливые подрамники, на которых еще вчера
белели чертежи, напоминают об отшумевших защитах.
На столе перед Браницким - групповая фотография выпускников. С
обратной стороны рукой Тани Кравченко написано: "Дорогому Антону
Феликсовичу с уважением и любовью". Рядом свежий номер "Радиофизики" со
статьей, которую рецензировал Браницкий ("Как быстро летит время!").
Вечером в институтской столовой состоялся выпускной банкет. Профессор
грустно всматривался в неуловимо изменившиеся лица молодых людей: "Для них
я уже прошлое..."
Домой Антон Феликсович отправился пешком, Таня и Сергей пошли
провожать.
- Принципиальную разницу между человеком и машиной, - заговорил
Браницкий, вспомнив семинар, - видят в том, что машина работает по
программе. Это взгляд свысока. Вероятно, так думали патриции о плебеях,
американские плантаторы о черных невольниках, "арийцы" о представителях
"низших" рас. Мол, наше дело - составлять программы, а их - этим
программам беспрекословно подчиняться.
- А разве не так? - спросила Таня. - И вообще, допустимо ли
сравнивать машину с человеком, пусть невольником? Он ведь ни в каких
программах не нуждается...
- Неправда, Татьяна Петровна. Стоит человеку появиться на свет, и его
тотчас начинают программировать. Впрочем, генетическая программа руководит
им еще до его рождения. Она предопределила сроки внутриутробного развития,
наследственные признаки, безусловные рефлексы и инстинкты. И после
рождения жизнь человека подчинена ей же, но это лишь одна из программ.
Воспитание и образование...
- Тоже программирование, - закончил за Браницкого Сергей.
- Да замолчи ты, - рассердилась Таня.
- А что, разве тебя не приучали к горшку? А потом - держать ложку и
вилку? Одеваться? Мыть руки перед едой? Антон Феликсович прав!
- Речь тоже основана на программе, - продолжал Браницкий. -
Грамматика, синтаксис... На каждый школьный предмет, на каждую вузовскую
дисциплину - своя программа.
- Но ведь есть же такое понятие - свобода! - не сдавалась Таня.
- Свобода, за которую отдали жизни Байрон и Эрнесто Гевара, и
"свобода" в понимании американского президента, свобода, утраченная
узником, и "свобода", растрачиваемая бездельником, - что между ними
общего?
- По-моему, свобода - это отсутствие всякого подчинения и
принуждения!
- Значит, "свобода" делать пакости - тоже свобода? - снова вмешался
Сергей.
- Рассуждая о "правах" и "свободах", нужно помнить, что "права"
одного могут обернуться бесправием многих, что эгоцентрическая "свобода"
делать все, чего душа пожелает, на деле означает насилие над другими
людьми.
- Да согласна я с этим, Антон Феликсович! У меня по философии
пятерка. Но вот идеалисты считают, что свобода личности состоит в
независимости ее сознания от объективных условий, метафизики
противопоставляют свободу необходимости, волюнтаристы проповедуют
произвольность человеческих поступков, фаталисты же убеждены в их
предопределенности. А как считаете вы?
- Что толку провозглашать: "Мое сознание ни от кого не зависит - это
и есть подлинная свобода"? Свобода, которую нельзя воплотить в действие,
фиктивна. А если свобода заключается в том, чтобы упрямо противиться
необходимости, - она попросту глупа. Произвол вообще несовместим со
свободой. Предопределенность же поступков, если допустить, что она
существует, исключает возможность выбора, а без нее какая свобода!
- Поэтому мы и говорим о свободе как о познанной необходимости, да?
- И еще нужно осознать, что прогресс человечества все более
ограничивает свободу индивида, которому поневоле приходится подчинять свои
личные интересы неизмеримо более важным интересам общества.
- А если общественное устройство несправедливо? - спросил Сергей.
- Тогда и говорить не о чем... - нахмурился Браницкий. - Так вот, мы
придумали для машины первоначальную программу, а для нас ее предусмотрела
природа. Человек в ходе исторического развития занялся
самопрограммированием, начнет совершенствовать свои программы и машина.
- Позволят ли ей это? - с сомнением сказала Таня.
- Рано или поздно - да. Уже существуют самоусовершенствующиеся и
самопрограммирующиеся машины. И коль скоро человек доверил машине
усложняющийся интеллектуальный труд, то по логике вещей будет вынужден
доверить и совершенствование программ.
- Под своим контролем, разумеется?
- Вот здесь и возникают социальные проблемы. Что за человек воспитает
машину, какое наследие передаст ей?
- А возможность бунта машин? - добавил Сергей. - Если машина выйдет
из-под контроля...
- Почему обязательно бунт? - возразила Таня. - Ну, пишут об этом на
Западе, пугало из машины сделали, а сами возлагают на нее ответственность
за судьбы человечества, ждут, что она все предусмотрит и предпишет, как
лучше... А я вот о другом думаю. Допустим, машина унаследовала добродетели
человека, но убереглась от его пороков...
- Не пьет, не скандалит, чужое не присваивает?
- Да ну тебя! Так вот, стала машина воплощением высокой морали. Не
осудит ли, не запрезирает ли нас? Не захочет ли идеализировать, подменить
реального человека с его неизбежными недостатками этакой абсолютно
правильной, до абсурда совершенной моделью?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг