страна, церквей да монастырей насчитывалось больше, чем во всех
европейских державах вместе взятых, по большим дорогам от богомольцев было
не протолкнуться, юродивый Христа ради почитался вторым человеком после
генерал-губернатора, Закон Божий молодежь твердила, как впоследствии
историю КПСС, - и что же? А вот что: стоило большевикам объявить, что Бога
нет, "а все одна химия", как остроумно заметил Зощенко, и немедленно
народ-богоносец бросился крушить церкви, отстреливать попов, отапливаться
иконами и по "красным уголкам" возводить напраслину на Христа. И десяти
лет не прошло, как встретить искренне верующего человека было уже труднее,
чем рогатую обезьяну. Из этого, главным образом, следует, что русский
народ нетрудно воодушевить какой-нибудь новой, спасительной религией,
которую принял бы и труженик, и криминалитет, и мыслитель, и диссидентура,
и деградант.
Совсем стемнело, и, словно нарочно, по всей улице Брута выключились,
как отрезало, фонари. Впрочем, приятели уже были в минуте хода от площади
имени 50-летия Октября; по периметру ее плотным кольцом стояли женщины
возраста преимущественно пожилого, как бы застывшие в каком-то народном
танце, которые торговали тушенкой, хлебом, дешевыми сигаретами, детскими
поношенными вещами, носками из собачьей шерсти, вяленой корюшкой,
навесными замками, старыми учебниками и прочим нужным и не нужным товаром
- это судя по злобе дня.
Напротив кирпичного дома, дававшего начало улице Брута, горел большой
мусорный бак, возле которого, по-слепецки простерши руки, обогревалась
компания босяков; было в этой жанровой сценке что-то жутковатое, что-то
настораживающе неземное.
6
Сразу после ужина, на который больным подавали пшенную кашу с кусочком
жареного минтая, проведать Яшу пришел Бидон; он принес две бутылки водки,
копченую курицу и охапку пунцовых роз. Бидон положил розы в ногах у Яши,
как-то по-звериному разорвал курицу и разлил водку на всю компанию -
каждому досталось ровно по двести граммов. Подняв чью-то эмалированную
кружку двумя пальцами, он сказал:
- Я этого змея, хирурга вашего, накажу!
Видимо, Бидон считал себя виноватым в несчастье Яши и желал хотя бы
отчасти загладить свою вину.
- Чего уж теперь, - с печалью в голосе сказал Яков. - Стрункин обратно
руку не пришьет, хоть ты его убей.
- Зато теперь ты домовладелец, - сказал Бидон и вытащил из кармана
своего романтического пиджака дарственную на строение N_17 по улице Брута.
- Собственность - это тебе не баран чихнул!
Яша Мугер отродясь недвижимостью не владел и поэтому не знал, как
отнестись к своему новому положению, но на всякий случай он приятно
улыбнулся Бидону, а товарищам по банде многозначительно подмигнул, давая
понять, что проблемы "малины" больше не существует.
- Так за что пьем? - весело спросил Робинзон Папава. - За погибель змея
Стрункина, за нового домовладельца или за широту славянской души?
Компания было зашумела на разные голоса, но тут в палату вошла
медицинская сестра Вера, сказала:
- Кто тут Бидон? К телефону!.. - и осеклась; наступила короткая пауза,
а затем Вера сделала компании нагоняй: - Чего это вы тут развели кабак?!
Это, в конце концов, шалман или медицинское учреждение?! Ну, совершенно
вы, парни, осатанели!
- Вот что, сестра, - распорядился Бидон, вытаскивая пригоршню
скомканных ассигнаций, - организуй по-быстрому удлинитель и телефонный
аппарат предоставь сюда. Потом, скажи своим санитарам, чтобы они притащили
того-сего... ну, мяса, фруктов и, само собой, ящик хорошей водки.
То ли Веру обворожила могучая фигура Бидона, то ли покорил его
спокойно-повелительный тон, не подразумевающий возражений, но она вскоре
действительно принесла в палату телефонный аппарат, а маляры, подновлявшие
фасад морга, доставили выпивку и съестное.
Через полчаса все были крепко навеселе. Яша Мугер спрашивал то и дело:
- Вер, а Вер! Когда руку отрезают, то девают ее куда?
- Собакам отдают на съеденье, куда ж еще!..
- Нет, я серьезно.
- Если серьезно, то плавает твоя рука в чане с формалином, студенты по
ней потом будут анатомию изучать.
Александр Маленький вопил в форточку:
- В гробу я видал ваш Моральный кодекс строителей коммунизма, да! Это
сколько же лет через него пошло псу под хвост! Ну ничего, дорогие
соотечественники: дайте только выписаться из больницы, я вам устрою...
этот... как оно называется - "рыбный день"!
А потом, оборотясь, хитро ухмылялся и спрашивал у Папавы:
- Скажи, Робинзон, а как по-грузински будет ж..?
- Тори.
- Это, по-моему, у англичан есть такая политическая партия?..
- У англичан партия, а у нас ж...
Вера смеялась, по-девичьи захмелев:
- Сознавайтесь, сукины дети, кто вывернул лампочку на посту?
Бидон разговаривал по телефону:
- Але! Это Селиверстов? Слушай, Селиверстов: тут у нас в больнице имени
Парацельса есть один злостный хирург, Стрункин его фамилие. Так вот этого
Стрункина надо показательно наказать, а то он, понимаешь, отрезает у людей
конечности налево и направо, и хоть бы хны! Арестуй его, к чертовой
матери, уголовное дело за членовредительство заведи, но главное, пусть его
твои ребята поучат в отделении, чтобы он знал, змей, как у народа
конечности отрезать!..
Ваня Сорокин волынил свою волынку:
- По учению йогов, у каждого человека есть прана, и даже у животного
каждого она есть, и даже у всякого неодушевленного предмета, вроде гайки и
кирпича. Вообще прана - это совершенно отдельное вещество. Вот, например,
у меня есть душа внутренняя, а прана - это душа внешняя, которая окружает
меня на манер того, как атмосфера окружает Землю в сколько-то там слоев.
Через эту самую прану передаются мысли на расстоянии, нах... как
сказать... нахлынывают случайные воспоминания, и если ты хочешь вылечить у
человека воспаление легких, то воздействовать нужно не на легкие, а на
прану...
Часу в одиннадцатом вечера все заснули: Александр Маленький за столом,
Яша Мугер с Робинзоном Папавой по своим местам, Вера с Бидоном на дальней,
свободной койке, а Ваня Сорокин почему-то примостился на коврике у двери.
Напоследок Яша спросил, уже обретаясь в состоянии полусна:
- Вер, а Вер! Когда руку отрезают, то девают ее куда?
- Собакам отдают на съеденье, - заплетающимся языком отвечала
медицинская сестра Вера, - куда ж еще...
- Нет, я серьезно.
- Если серьезно, то плавает твоя рука в чане с формалином, студенты по
ней потом будут анатомию изучать...
На дворе сильно похолодало, и вдруг за окном запорхал снежок; при
полном безветрии снежинки были похожи на задумчивых мотыльков, то и дело
повисающих в воздухе и точно прикидывающих, в каком направлении двигаться
предпочтительней, веселей. Палата спала так крепко, что никто не слышал,
как за стеной дико визжала онкологическая больная, как нагрянул наряд
милиции и арестовал пьяного Стрункина, который в знак протеста безобразно
матерился и бил посуду, как пришли маляры, собрали пустые бутылки и
унесли.
Яша Мугер проснулся посреди ночи, что обыкновенно с ним случалось после
обильной пьянки. На душе было тоскливо, муторно, не по-доброму
предчувственно, - словом, нехорошо. Яша смотрел в окно, бледно светящееся
во мраке, и спрашивал себя, отчего бы это у него на душе было так нарочито
нехорошо... Мало-помалу он пришел к заключению, что причиной всему рука;
донельзя, до слез было жалко ампутированной конечности, кровной ткани, по
глупой случайности отторгнутой от родимого целого и плавающей теперь в
одиночестве, в формалине, в кромешной тьме. Такое было ощущение, словно
вместе с рукой у него отняли часть его суверенной личности, либо одно из
чувств, вроде обоняния, без которого, конечно, жить можно, но это уже не
то; Яше припомнилось, что точно такая же тоска на него свалилась в тот
год, когда жена Вера Марковна ушла к зубному технику Альпенштоку.
Вдруг Александр Маленький резко, одним движением сел, как заводной
болванчик, пристально посмотрел на спящих в обнимку Бидона с Верой,
сказал:
- Это еще что за промискуитет!.. - и рухнул на столешницу, словно
внезапно умер.
Яков еще полежал немного, глядя в бледно светящееся окно, потом
поднялся, сунул ноги в тапочки, перешагнул через храпящего Ваню Сорокина и
вышел в едва освещенный одной лампочкой коридор. Пройдя коридор, он
спустился по лестнице на первый этаж, а затем в подвал, где начинался
тоннель, соединявший клинику с учебными корпусами; тут было сумрачно, сыро
и тихо по-особому, как-то по-кладбищенски, только слышался звук капели,
которой сочились перепутавшиеся трубы, похожие на кишки. Яша уверенно шел
вперед, как если бы его вел за собой невидимый проводник, бегло
оглядывался по сторонам и вскоре, точно, увидел массивную дверь
анатомического театра. Видимо, тут работала ночная смена прозекторов,
которые отлучились перекусить, ибо створки двери были открыты настежь, а в
помещении театра не было ни души. Яша сторожко шагнул через порог, увидев
у дальней стены металлические столы, накрытые простынями, испуганно взял
налево и как раз оказался в чулане, уставленном пластиковыми баками,
похожими на мусорные контейнеры старого образца. На одном из баков было
цинично написано коричневой краской "руки"; Яша двумя пальцами приоткрыл
крышку и сразу увидел родную длань с малиновым пятном возле локтя,
глубоким порезом предплечья, запечатлевшимся в шраме неестественно белого
цвета, как будто кто тут мелком прошелся, с армейской татуировкой в виде
литеры "я" с крыльями по бокам и сломанным ногтем на среднем пальце. Не
долго раздумывая, он выудил свою руку из бака, хотя это нисколько не
входило в его намерения, а требовалось только повидаться с отторгнутой
плотью, по которой изнылась отравленная душа, и, прихватив ее щепотью, как
прихватывают рыбу, купленную на базаре, осторожно понес наверх. Вернувшись
в палату, Яков положил свою руку в пакет, который Бидон использовал под
гостинцы, пакет спрятал в тумбочку, тумбочку запер на миниатюрный замок, а
ключ положил в носок. Зачем он выкрал руку из анатомического театра, -
этого Яков не мог понять.
7
Наутро отравленники выписывались из больницы. Яше Мугеру претила
перспектива остаться одному в девятиместной палате, и он порешил бежать.
Медицинская сестра Вера самочинно оформила все бумаги, похмелила на
прощанье разведенным спиртом, и около полудня Яша Мугер уже ехал домой в
4-м трамвае, прижимая к груди пластиковую сумку, от которой разило
формалином на весь вагон. Спирт сделал свое дело, и дорогой Яков переживал
неординарные чувства по отношению к своей длани: с одной стороны, это была
тоска по значительному куску собственной плоти, которому впредь суждено
какое-то отдельное бытование, тоска, впрочем, немучительная, окрашенная
пастельно; с другой стороны, он испытывал легкую жуть перед мертвой тканью
самого родного происхождения, которая являла собой как бы модель кончины
всего его существа, вроде бы бесконечно отдаленной во времени и в
пространстве; в-третьих, его посетило такое чувство, вернее, соображение,
- в мертвой плоти на самом деле нет ничего ужасного, мясо и мясо, вроде
куска говядины по тысяче целковых за килограмм; наконец, показалось
немного странным, что собственную руку можно хоть щипцами терзать - и
нисколько не будет больно. Уже подъезжая к дому, Яков отвлекся от этих
мыслей и напомнил себе о том, что на ближайший понедельник, на три часа
дня в доме N_17 по улице Брута назначена первая встреча банды.
Жил Яша Мугер в двухэтажном бараке, в большой коммунальной квартире, в
десятиметровой комнате возле кухни. Войдя к себе, он первым делом спрятал
в холодильник пакет с рукой, потом включил телевизор, уселся перед ним в
кресло и задремал. Снились ему похороны Бидона; будто бы полгорода вышло
проводить тело в последний путь, остановились трамваи, автомобили
салютовали процессии тревожными, продолжительными гудками, сразу за гробом
шли одетые в траур вдовы, а впереди гроба шествовал милиционер
Селиверстов, державший в руках алую подушку с медалью "За спасение
утопающих", которой Бидон был якобы награжден в 1963 году, еще будучи
агентом "Заготзерна". Проснувшись, Яша спросил себя, что бы мог означать
сей сон, и вдруг его осенило: ампутированную руку нужно предать земле.
Тогда он принес из кухни дощатый ящик из-под картошки, раскурочил его на
доски и примерно за час сколотил форменный гробик, который еще и обил
изнутри голубым сатином. Затем он вытащил из холодильника пластиковую
сумку, достал из нее руку, уже скукожившуюся до такой степени, что она
напоминала лапу какой-то огромной птицы, аккуратно уложил ее в гробик и
приколотил крышку двумя гвоздями.
Похоронить свою руку Яша решил в заброшенном, старом парке,
расположенном совсем близко, только трамвайную линию перейти, в котором до
середины восьмидесятых годов еще работала пара-тройка аттракционов, но
потом культурная часть как-то сама собой захирела, парк взялся подлеском,
уже повсюду валялись разбитые чугунные урны - Яша всегда удивлялся, как их
вообще можно разбить, - множество бумажного сора и какие-то ветхие
металлические конструкции, а в девяностых годах тут пили местные пьяницы,
регулярно насиловали девиц легкого поведения да с наступлением темноты
охотились за случайными прохожими озорники из Коровинской слободы.
В парке, давно оголившемся и как будто застывшем в ожидании новых
пакостей от погоды, Яков облюбовал место возле ржавых останков "чертова
колеса" и принялся копать землю; когда яма была готова, он вложил в нее
гробик и принял позу молящегося человека, хотя на самом деле в голове у
него почему-то крутились строки: "Тятя, тятя, наши сети Притащили
мертвеца", затем он стряхнул с себя оцепенение и стал зарывать могилку.
Мимо прошли двое мужчин интеллигентного вида, и один из них спросил Яшу:
- Вы, товарищ, случайно не клад нашли?
Яша нахмурился, но смолчал.
Вернувшись домой, он опять уселся в кресло перед телевизором и затих,
соотносясь со своим внутренним голосом, от которого он ждал ответа на
вопрос: полегчало у него на душе или не полегчало... Выходило, что нет, не
полегчало, и с течением времени этот отрицательный ответ постепенно
перерос в противно-нервное беспокойство, - Яше снова было до слез жалко
своей руки, которая теперь скучала одинокая в холодной, сырой земле возле
останков "чертова колеса" и, может быть, как-то по-своему взывала о
воссоединении и томилась, как томится по хозяину брошенная собака. Яша еще
немного посидел в кресле напротив телевизора и отправился в старый парк.
На матово-темном небе висела половинчатая луна, похожая на обсосанный
леденец, под ногами трещал ледок, костяк "чертова колеса" принял совсем уж
фантастическое обличье. Яша выкопал гробик, вскрыл его, переложил руку в
пластиковую сумку и скорым шагом пошел домой. В глубине парка раздался
выстрел, потом душераздирающе женщина закричала, и снова наступила тишина,
только под ногами трещал ледок.
Зачем он эксгумировал свою руку, - этого Яша не мог понять.
8
В понедельник Яша Мугер первым явился в дом N_17 по улице Брута,
каковой накануне ему подарил Бидон; дверь Яше открыла древняя старуха,
которая представилась "бабой Верой" и при этом посмотрела на него как-то
артистически, с удивлением и восторгом.
Яков по-хозяйски повесил в сенях на гвоздик пластиковую сумку с рукой и
отправился осматривать помещения. Больше всего ему понравился чердачок,
похожий на его комнату возле кухни; Яша уселся в старинное кресло-качалку
и зажмурился от удовольствия, точно кто ему нашептывал ласковые слова.
Слышно было, как по крыше ходили птицы, скорее всего вороны, в правом углу
верещал сверчок, снизу долетал голос:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг