что больше не будет ни Ивана Грозного, ни Лаврентия Берии, то мне вас от
сердца жаль.
С этими словами медицинская сестра Вера подошла к койке Якова Мугера,
держа в левой руке проспиртованную ватку, а в правой шприц. Яша немного
сдрейфил; он не боялся смерти, хулиганов, несчастий и даже внезапных
звонков в ночи, но уколов он с детства не переносил, и от вида шприца ему
стало сильно не по себе.
- Это еще зачем? - спросил он, подозрительно сдвинув брови.
- Затем! - строго сказала Вера. - И вообще мое дело маленькое, что
Стрункин назначит, то я вам, антисоветчикам, и ввожу.
После того как сестра сделала инъекцию и ушла, Яков справился у Папавы,
кто таков этот всевластный Стрункин; Робинзон в ответ:
- Первый алкаш восточного полушария. Вообще он заведующий хирургическим
отделением, но прежде всего - алкаш. С ним надо ухо держать востро, он
пьяным делом голову оттяпает, а потом напишет в истории болезни, что так и
было.
На беду, совет держать ухо востро, по всем вероятиям, запоздал: Яша
стал как бы удаляться мало-помалу, впадая в истому приближающегося сна;
уже приятно смешались мысли, уже голоса соседей долетали до него, словно
из-за стены, уже тело набухло дополнительным, нервным весом, неудержимо
влекущим куда-то вбок и по кончикам пальцев забегали крошечные иголки, -
короче говоря, у Якова не было никакой возможности держать ухо востро, как
советовал ему Робинзон Папава.
Очнулся он в той же палате, на той же койке, тем же самым Яковом
Мугером, но - без одной руки. В том месте, где прежде была десница,
которой Яков писал объяснительные записки, искусно владел "бархатным"
напильником, открывал и закрывал двери, голосовал на открытых партийных
собраниях, ласкал девушек, женщин и даже, было дело, одну старушку,
впрочем, еще вполне годную, занозистую старушку, торчал щедро
забинтованный обрубок длиной сантиметров в двадцать, казавшийся нелепым,
как ноготь на кончике носа, и одновременно похожим на какой-то новый,
экзотический член, какого еще никогда не было у людей.
Яша довольно долго соображал, что же такое стряслось с его правой рукой
и куда она, собственно, подевалась, пока ему не пришло на ум, что, верно,
это Стрункин пьяным делом ампутировал пораненную конечность, в то время
как он пребывал в бессознательном состоянии и не имел возможности дать
отпор. Поначалу Якову не так было жалко руки, как разбирало зло на
коварного алкоголика Стрункина, которому, видимо, было лень приладить к
суставу оторванную мышцу бицепса, но потом злость как-то сама по себе ушла
и стало непереносимо жалко своей руки. Яша Мугер безмолвно лежал на койке,
смотрел в потолок и сердечно печаловался по ней, пока ничего не слыша, так
как у него почему-то еще не включился слух. Он вспоминал свою руку во всех
подробностях: родимое пятно возле локтя, глубокий порез предплечья,
запечатлевшийся в шраме неестественно белого цвета, как будто кто тут
мелком прошелся, армейскую татуировку в виде литеры "я" с крыльями по
бокам и сломанный ноготь на среднем пальце. Эти воспоминания были
печальны, трогательны, нежны, то есть они до того были печальны,
трогательны и нежны, что у Якова возникло такое чувство, точно он
соседского ребенка похоронил. Хотелось разрыдаться или хотя бы всплакнуть,
но что-то ни плакалось, ни рыдалось.
Вдруг возвратился слух.
- ...в городе Гомеле, - говорил Ваня Сорокин, - в каком-то
научно-исследовательском институте, вывели такие бациллы, которые вызывают
разные массовые настроения. В одной пробирке, положим, сидит бацилла,
которая может взбунтовать целый областной центр, в другой бацилла отвечает
за небывалый подъем во всех слоях населения, в третьей бацилла внушает
доверие к руководству. И вот я думаю: а здорово было бы обзавестись такой
отдельной пробирочкой и навести в нашей больнице шмон. Представляете:
являюсь это я в приемный покой и командую медицинскому персоналу:
"Становись! На первый-второй рассчитайсь! Где у вас тут можно начальству
опохмелиться?" С понтом я генерал в отставке...
- Вы как хотите, мужики, - сказал Александр Маленький, - а я вот
выпишусь из больницы и сразу пойду в бандиты. Попрошусь в какую-нибудь
шайку, скажу "надоело мне, ребята, ишачить на это поганое государство", -
по-моему, должны взять...
- А не проще ли свою банду организовать? - предположил Робинзон Папава.
- Ты чего ехидничаешь-то?! - обиделся Александр.
- Я не ехидничаю, я положительно говорю.
- Мужики, - произнес Яша Мугер голосом на слезе, - а ведь мне этот сука
Стрункин отрезал руку!..
- Мы тебя предупреждали, - сказал Маленький. - Ну ничего, не горюй,
дело, если не наживное, то, по крайности, не табак. Еще скажи спасибо, что
он тебе, действительно, голову не ампутировал, с этого алкаша станется,
потому что он спьяну уже не понимает разницы между скальпелем и ножовкой.
Потом у людей, слава Богу, две руки, это все же не голова...
- Я теперь из-за этого Стрункина так озлился, - с чувством продолжал
Яша, - что тоже желаю пойти в бандиты.
Ваня Сорокин его спросил:
- Да как же ты без руки собираешься воровать? Или тебе надо придумать
какой-нибудь сенсорный протез на полупроводниках, или это будет отдельный
случай в истории воровства.
- Ничего, - сказал Робинзон Папава, - адмирал Нельсон тоже был
однорукий, а разгромил первоклассный французский флот. И писатель
Сервантес де Сааведра был однорукий, а написал такую великую книгу, как
"Дон Кихот". Короче, парень, мы тебя берем, будешь воровать на общих
основаниях, хоть ты, по всей видимости, и еврей.
- Чтобы еврей да воровал, - засомневался Маленький, - это, я извиняюсь,
то же самое, что непьющий русский: восьмое чудо света.
Яша сказал:
- Нужда заставит калачи есть. Только я предвижу серьезные технические
затруднения. Поддельные документы потребуются - это раз, оружие нужно -
это два, а в-третьих, необходимо найти "малину".
- А что такое "малина"? - поинтересовался Ваня Сорокин, сделав
заинтригованное лицо.
- Ну, это что-то вроде штаб-квартиры, где разрабатываются планы
ограблений, делится добыча и устраиваются безобразные кутежи.
- С "малиной" дело плохо, - сообщил Робинзон Папава. - Мы ведь, парень,
живем в стройгородке, где все на виду, даже трахаются люди под столом, на
котором мужики в домино играют. Правда, с наступлением темноты...
Разговор на эту разбойную тему продолжался в палате еще часа полтора. В
конце концов бесповоротно решили образовать банду налетчиков и с
ближайшего понедельника начать воровскую жизнь, правда, при том условии,
что их криминальная деятельность будет направлена исключительно против
бывших партийных и советских работников, а также публики из дельцов.
Детали, вообще техническую сторону дела, решено было обсудить по выписке
из больницы, чтобы их воровские разговоры часом не подслушала медицинская
сестра Вера, которая и без того сулит им отсидку в далеком московском
узилище для борцов.
Ваня Сорокин не утерпел до понедельника и потихоньку вывернул
электрическую лампочку на посту.
5
Мячиков и Попов без затруднений нашли на улице Брута дом N_17, где
обитала разговаривающая собака; дом был старый, деревянный, одноэтажный, с
затейным крыльцом, несколько подавшимся от ветхости вбок, и четырьмя
русскими окнами по фасаду. Дверь, как ни странно, была открыта.
Сначала приятели вошли в сени, где стояла огромная бочка, испускавшая
кисло-капустный дух, затем миновали коридорчик со скрипучими половицами,
освещенный маленьким окошком, выходящим на двор, и уперлись в
двустворчатую дверь с матово сияющей медной ручкой. За дверью был слышен
голос:
- Мальволио говорит... Вы с ума сошли, господа, или что вы такое? Не
знаете вы, что ли, ни стыда, ни приличия, когда в такое позднее время
горланите, словно медники? Или вы хотите обратить дом моей госпожи в
кабак, когда выкрикиваете свои оглушительные песни, нисколько не жалея и
не сдерживая голосов? Значит, у вас нет никакого уважения ни к месту, где
вы находитесь, ни к лицам, - нет никакого такта... Сэр Тоби ему в ответ...
Нет, сударь, мы все трое пели в такт. Отправляйтесь к черту! Мальволио:
сэр Тоби, я обязан сообщить вам безо всяких обиняков слова барыни. Она
приказала вам сказать, что хотя и приютила вас у себя как родственника, но
что тем не менее она нисколько не родня вашим безобразиям. Можете
распрощаться с неприличным вашим поведением, и она будет весьма вам рада.
Если же нет, благоволите расстаться с нею, и она охотно скажет вам -
"прощайте". Сэр Тоби... Нет, каково?! Говорит, что нет никакого такта!
Врешь, почтеннейший! Что ж ты такое? Дворецкий, не более! А потому что сам
воздержан, воображаешь, что не бывать уж ни пирогам, ни пиву?
Наступила пауза; Попов постучал, и они вошли. Посреди опрятно убранной
комнаты стояла старуха в бледно-сером шерстяном платье и огромных валяных
сапогах.
Первым заговорил Мячиков:
- Какой-то странный, бабушка, у вас перевод Шекспира и, в сущности,
любительский, безобразный. Если мне не изменяет память, это дело рук
киевлянина Каншина.
Старуха Красоткина ответила:
- Так и есть. Издание Южно-русского книгоиздательства Иогансона, одна
тысяча девятьсот третий год, Киев, угол Крещатика и Прорезной.
- Не будем отвлекаться, - сказал Попов. - На что жалуетесь, старушка?
- Да вот, разговаривает собака, - это же парадокс!
- О чем же она разговаривает?
- Чтобы она дискуссии разводила, я этого не скажу, но в другой раз
может немного поговорить.
- Как зовут животное?
- Собакевич.
- А ну, Собакевич, иди сюда!
Из-под дивана сторожко вылез беспородный лохматый пес, приблизился к
Попову, присевши задом, и вперил в него взгляд, который, казалось, просил
то ли ответа на какой-то острый вопрос, то ли сочувствия, то ли ласки.
- Скажи что-нибудь, - приказал Попов.
- Московское время, - откликнулась собака, - одиннадцать часов
пятнадцать минут.
- А ну еще, Собакевич!
- В Москву-у! В Москву-у!
- Н-да... - пробормотал Попов и взялся за подбородок. - Специфическая
собачка. Вы вот что, старушка, не кормите ее совсем. Думаю, через
недельку-другую с нее эта блажь сойдет.
Старуха Красоткина закивала обещательно головой и протянула Попову
почтовый пакет с гонораром за консультацию.
- А что, бабушка, - сказал Мячиков, - в вашем репертуаре один Шекспир?
- Нет, почему... В моем репертуаре буквально все.
- Например?
Старуха Красоткина приняла картинную позу и завела:
- Хуа Юнь... Раньше думала, что я самая счастливая на свете. Где бы мы
ни были - гуляли ли в парке, в саду, или шли по улице, - малышка одной
ручонкой держалась за мою руку, а другой - за его. И все, кто с нами
встречался, завидовали нам. Как я гордилась своим счастьем! И как мне было
жаль одиноких женщин, рядом с которыми шагали маленькие существа, с
пеленок не знавшие отцовской ласки! А теперь одна... Лян Шанцзюнь... Как
мне хотелось бы облегчить твои страдания! Ну скажи! Я все сделаю для
тебя!.. Хуа Юнь... Спасибо тебе, Шанцзюнь, что в такую тяжелую минуту ты
рядом со мной... Лян Шанцзюнь... Если ты будешь плыть в море страданий и
не найдешь ни травинки, ни деревца, за которое могла бы ухватиться,
рассчитывай на меня... Знаю, знаю, Шанцзюнь. Твое сердце не так уж далеко
от моего. Я ценю твою дружбу. Но, прошу тебя, не надо думать о другом! Мое
сердце превратилось в подводную скалу, и ты можешь поранить свое...
Нет-нет, Хуа Юнь! Ради тебя я готов на все! Я так люблю тебя!.. Шанцзюнь,
прошу, ни слова больше! Наша дружба чиста, как родниковая вода, пусть же
ее не замутит ни одна песчинка! Прости меня, Шанцзюнь, если я причиняю
тебе боль. Но ты должен понять, что мое сердце - точно растревоженный
улей. Оно не выдержит, если в него влетит посторонняя пчела. Да, я забыла
тебя спросить, куда ты ездил на прошлой неделе?.. Лян Шанцзюнь... Я ездил
в Цзяньпиньсянь... В уезд Цзяньпиньсянь?.. Да, два дня катался, был и в
деревне твоего мужа... Как у них дела с кооперативом?.. Э-э! Как можно
создавать кооперативы, раз нет подходящих условий! Чжоу Миндэ был прав. Не
надо преувеличивать сознательность масс. Не могут же крестьяне так быстро
идти к социализму...
Из подвала донесся тяжелый вздох.
- Кто это у вас там стонет? - насторожившись, спросил Попов.
Мячиков сострил:
- Мало вам, бабушка, говорящей собаки, еще и привидение завели.
- Именно что привидение и стонет, - подтвердила старуха Красоткина и
простонародным жестом утерла уголки рта.
- Привидение... так сказать, кого? - еще больше насторожившись, спросил
Попов.
- Даниила-заточника. Был такой праведник в стародавние времена.
- Все ясно, - сказал Попов, положил конверт с деньгами в боковой карман
своего пальто и сделал старухе Красоткиной знак рукой.
Когда приятели вышли из дома N_17 и тронулись вверх по улице Брута в
сторону площади имени 50-летия Октября, Попов сначала молчал, а потом
сказал:
- Собака сумасшедшая, старуха сумасшедшая, домик этот с привидением
сумасшедший, - удивительная страна!
По-прежнему шел мелкий дождь вперемешку со снегом, под ногами хлюпала
жижа, изредка ветер налетал на прохожих и забирался своими ледяными
струями, как руками, под юбки и за воротники, заметно потемнел воздух,
словно на город набросили темно-прозрачную кисею. Посреди улицы стоял
сгоревший автобус, неподалеку светился каким-то фальшивым светом частный
ларек, похожий на бронемашину, в котором торговали противозачаточными
средствами, жевательной резинкой, хной и голландским спиртом.
- А я вот давно ничему не удивляюсь, - сказал Мячиков. - Даже если у
нас в июле случится вьюга, то я не удивлюсь. И, разумеется, мне нисколько
не представляется странным, что в России испокон веков перебои с хлебом,
но зато водятся говорящие собаки и привидения. Хотя, может быть, за это я
ее и люблю. Ведь ты знаешь, Сережа, я страстно, до помешательства люблю
нашу Россию, несмотря на все ее выверты, грязную бедность,
беспорядочность, одним словом, несмотря на то, что Россия по всем статьям
отъявленная страна. То есть я отлично понимаю, что, в сущности, любить ее
не за что, тут, как писал Гоголь из Рима, только снега да дураки [у
Гоголя: "...снега, подлецы, департамент"], - вот вам и вся Россия, а между
тем я ежечасно исхожу по ней мучительным чувством, замешанным на
сострадании и любви. Так, наверное, сохнут по загадочным
женщинам-дурнушкам, которые сами любить не могут, но, как назло, источают
магическое, какое-то отрицательное обаяние, подчиняющее себе самое
выдержанное сердце, самый серьезный ум...
- Не знаю, не знаю, - сказал Попов. - Я бы, положим, эмигрировал
куда-нибудь, к чертовой матери, только лень.
- И совершил бы трагическую ошибку! Потому что в развитии, в
беспрестанном движении существует одна Россия, а, как известно, где
движение, там и жизнь. Еще несчастные десять лет тому назад у нас шло
строительство развитого социализма, сегодня набирают обороты приватизация
и капиталистический способ производства, завтра откроется еще какая-нибудь
чума, а послезавтра Россию объединит спасительная идея. Только вот в чем
все дело: замесить ее необходимо уже сейчас.
- Опять ты за старое! - с чувством сказал Попов. - Да пойми ты,
блаженный, что все эти идеи в России от недоедания, а завали ты ее вареной
колбасой по два двадцать, и сразу она встанет на положительную стезю!
- О, как ты неправ! - воскликнул Мячиков и привычно всплеснул руками. -
Напротив: истинно русский человек потому и недоедает, что ему
перво-наперво подай сюда решить мировой вопрос! Иначе он не довел бы до
такого запустения свою страну, иначе он так легко не выпадал бы из одной
религии и так охотно не впадал бы в чужую веру. Тому пример, и пример
разительный, как русский народ предал Иисуса Христа в первый же год
коммунистической деспотии. Ведь, кажется, Россия христианнейшая была
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг