каких-то типах, что шатаются по округе, и о том, что каждый,
видите ли, добропорядочный гражданин должен их опознать,
связать и доставить куда следует, или уж донести на них. И
за это. Грумс, давали хорошие деньги! О-о, мне бы эти денеж-
ки, комиссар! Уж я бы нашла, что с ними делать! Но, ладно,
чего это я?! Короче, искали каких-то бандитов, а кое-кто на-
мекал, что и не бандитов вовсе! Какие у нас бандиты, так,
наркоты вонючие, да и те по своим углам сшиваются, боятся на
люди вылазить. Но намекали, комиссар! Дескать, и шпионы это,
и террористы, а совсем свихнувшиеся говорили будто пришель-
цы! Вы не смотрите на меня так! Я вам прямо скажу, если бы
не видала собственными глазами, я б такую ахинею и повторять
не стала. Только мне кажется, что это и не пришельцы, Грумс.
Это был дьявол, вот что я скажу. Грумс сочувственно улыбнул-
ся, кивнул.
- Да вы не смейтесь! А то замолкну вот сейчас, и ни
словечка вы из меня не выдавите!
Грумс сделал постное лицо. Но теперь он был уверен - не
замолкнет, старая погремушка, не остановится. Он налил себе
еще немного из бутылки, выцедил. Было жарко и душно. Грумс
обливался потом, его мучила жажда.
- Или нет, не дьявол... это был, - Савинская запнулась.
- Это был высокий человек в маске, мадам.
Савинская снова ударила кулаком по столу. Лицо ее скри-
вилось.
- Ну нет! Раз уж вы собрались слушать, так не переби-
вайте! - почти прокричала она. Но тут же успокоилась, про-
должила: - Так вот, он все ходил внизу, скрипел, пыхтел,
охал...
- Кто, мадам, дьявол или человек в маске?
Савинская задумалась, выкатила свои базедовые глаза, и
без того выпученные, болезненные, непроницаемо черные.
- Вы меня не сбивайте! Внизу ходил старик Савинский,
мой муж! Потом он выключил приемник, забрал ружье...
- Значит, вы видели, как он забрал свое ружье? - очень
тихо и очень деликатно спросил Грумс.
- Ну конечно же, нет! До чего вы тупой, комиссар! Я ле-
жала наверху и ничего не видала, не могла видеть! Я потом
уже обратила внимание, утром, когда рассвело, что его ружья
и пистолета не было на месте.
- Так, значит, был еще и пистолет?
- Разумеется, был! Попробуйте-ка пожить в наших краях
без оружия, Грумс! Вас тут быстренько обучат уму-разуму! У
вас-то у самого, небось, под мышкой кольт висит, а под дру-
гой - автомат, так ведь?
- Нет, мадам, - комиссар широко распахнул обе полы сво-
его светлого просторного пиджака - ничего у него там не бы-
ло, кроме пропотевшей и оттого темной рубашки. - Мне это без
необходимости.
- Ага, так я вам и поверила, - теперь Савинская, впер-
вые за время беседы, широко улыбнулась. - Ладно, слушайте.
Он забрал все и ушел. Я не знала, куда он ушел, но потом уже
сообразила, что он пошел в сторожку. Для чего он туда пошел.
Грумс, как вы думаете?
- Наверное, там было попрохладнее? - предположил комис-
сар.
- Нет! Я тоже так думала сначала. А потом я поняла - не
в этом дело! Он пошел туда, наслушавшись этих бредней по ра-
дио! Он пошел туда и залег. Понимаете, залег в засаду. Он
знал, что эта проклятая тварь придет сюда!
- Не буду спорить, мадам, но зачем нам предполагать
что-то? Откуда мы можем знать, зачем пошел Савинский в сто-
рожку. Может, он просто захотел в одиночестве раздавить бу-
тылочку любимого винца? Так ведь?!
- А чтоб у него не отобрали стакана, он вооружился до
зубов?! Меня поражает ваша логика, комиссар! Считайте, что я
вам заработала не недельное, а месячное жалованье! Он пошел
туда именно с целью залечь в засаду, ясно?!
- Ну, хорошо. Я больше не буду вас перебивать. Давайте
все по порядку. Итак, он ушел в сторожку.
Савинская уселась поудобнее, победно взглянула на этого
глуповатого борова Грумса. Она и не ожидала, что беседа, по-
началу бывшая непереносимой, становилась чем-то даже увлека-
тельной. Ничего, она еще не такая дура! Она еще сумеет по-
раскинуть мозгами и любого заткнет в этом деле!
- Я лежала в полудреме. Но я все слышала. Можете сме-
яться надо мной, но мне казалось, что я слышала и мысли мое-
го старика. Да-а, мозги у него шевелились как тяжеленные
жернова. Но мыслишка-то была совсем простенькая - прихлоп-
нуть этого самого, который скрывался в лесу, или всех их
прикокошить, вот что! И отхватить приз! Хотите верьте, хоти-
те нет, но он размышлял именно об этом. Эх, и простофиля же
был муженек, царство ему небесное! Упокой, Господи, душу ра-
ба твоего!
- По-моему, вы рановато начинаете отпевать мужа. Факт
смерти не засвидетельствован.
- А мне и не надо никаких свидетельств, Грумс. Вы вида-
ли то место, где стояла эта лачуга?
- Конечно, мадам! Я облазил там каждый вершок и вдоль и
поперек. Там ни черта нету. Вы мне скажите прямо, припомните
хорошенько - может, вы на этом самом месте недельку-две на-
зад жгли сено или еще чего-нибудь? Только не спешите, не то-
ропитесь, пожалуйста, с ответом.
Савинская налилась багрянцем, глаза ее стали злыми.
- Там стояла лачуга, понятно! Наша маленькая сторожка!
Нет, вы все-таки дождетесь, я вас вышвырну вон, Грумс! Не
надо шутить над старой и больной женщиной! Что вы себе поз-
воляете?!
Следователь не стал извиняться, оправдываться. Он лишь
пониже склонил голову. Пускай выкричится, старая перечница!
Пускай, пускай! Может, из нее желчь-то вся и выйдет, станет
помягче да несговорчивее, потолковее.
Но Савинская уже успокоилась. Ее даже подзадорили слова
Грумса. Теперь она не собиралась ни пяди. Хоть где, хоть на
суде перед присяжными, хоть пред самим Господом Богом, она
повторит то же самое, не прибавив и не убавив ни одного сло-
вечка! И пускай не строят из нее дуру! Она пока что в своем
уме! И ум этот получше, чем у некоторых!
- Лачуга испарилась в одно мгновение! Даже мгновения не
прошло, а вот так - есть! и нету!. Со всеми железяками,
стекляшками - знаете, там были и замки, и цепь какая-то, и
сетки, и разная дребедень... Все это исчезло, вспыхнуло и
пропало! Даже ружье с пистолетом! Я уж не говорю про моего
бедного мужа Савинского! - она вспыхнула и надолго замолча-
ла. Грумс деликатно выдержал паузу.
- Я вам соболезную, - сказал он полушепотом.
- То-то! Поверили! - посмотрела на него теплее Савинс-
кая. - А еще говорили, факта нет, не засвидетельствовано!
Следователь и теперь не верил во все эти сказки. Он
предпочитал не обострять и без того обостренных отношений, а
потому готов был поддакивать, какую бы околесицу ни несла
эта выжившая из ума баба. Все равно что-нибудь да просколь-
знет в ее болтовне, какая-нибудь зацепочка да попадется!
- Я выглянула в окошко за минуту до того, как вдруг
включилось освещение, понятно вам?! Вы, наверное, заснули?
- Я очень внимательно слушаю, мадам.
- Так вот, была ночь, вы правы. Но и ночью кое-что вид-
но, так?
Грумс кивнул.
- И я не шизофреничка, не истеричка, комиссар, я нор-
мальная женщина, у меня не бывает видений. Даже, как вы из-
волили выразиться, спросонья!
- Виноват, мадам, - вставил следователь галантно, с
наклоном головы. И мысленно послал Савинскую к черту.
- Я видела все! Эта тварь стояла у заборчика, у самого
входа в дом. Я сначала рассмотрела черный силуэт, знаете,
такой огромный, странный, на двух ногах, с двумя руками, ес-
ли бы я увидала нечто подобное за двести или триста метров,
я бы могла сказать - да, это человеческая фигура... Но вбли-
зи, нет, меня не проведешь! Это был не человек, Грумс!
- Ну, а кто же?
- Это был не че-ло-век, Грумс! У людей, даже у гиган-
тов, не бывает таких голов, не бывает таких жутких рож!
Следователь снова улыбнулся.
- Опишите мне, пожалуйста, эту маску, что была на голо-
ве вашего незваного гостя.
Савинская опять приподнялась над столом. Казалось, гла-
за ее вот-вот вывалятся из глазниц.
- Слушайте, комиссар, мне ничего не стоит разглядеть ту
маску, что вы напялили на себя, ясно?! Но на этой твари не
было никаких масок! Я это видела даже в темнотище! А когда
вдруг вспыхнуло освещение, когда наши прожектора ее ослепи-
ли, я чуть не грохнулась в обморок. Вы видели когда-нибудь
чешуйчатого ящера на картинках?
Следователь помялся.
- Я давненько не брал учебников в руки, мадам, мне так
трудно сразу ответить.
- Вот и надо вас гнать со службы, ничего-то вы не знае-
те! Напрягите свое жалкое воображение и представьте: круглая
морда - два глаза, дырки вместо носа, пасть, а сверху -
пластины, как чешуя, только толще и больше! А глаза?! Чтоб
мне до гробовой доски таких не увидать! Разве у масок бывают
глаза, Грумс? Живые глаза?! Нет, вы ошибаетесь, комиссар.
Эти глаза мне теперь каждую ночь снятся, в них пропасть,
Грумс, в них сам ад!
Следователь поморщился. Даже его железного терпения не
хватало. Он начинал уставать. А от жары и жажды было просто
некуда деваться. И как эта мерзкая карга живет тут, в этом
проклятом пекле! Как она еще не окочурилась! Чтоб ей наяву
явились все эти фантомы с глазами!
- Что было надето на нем... на ней, этой твари? - спро-
сил он вяло.
- Серый балахон, - выпалила Савинская, - такой, знаете,
как эти самые носят... нет, не балахон! Что-то вроде комби-
незона - и куртка, и штаны, все вместе, такие сейчас для ма-
лышей шьют.
- Та-ак-с, - задумчиво произнес следователь, - а на но-
гах?
- Вот вы попали в точку! - Савинская сильно волнова-
лась. - Ни ног, ни рук у этой твари не было! Зачем же гово-
рить о том, что у нее было надето на ногах! Вы послушайте,
это были когтистые лапы, черные, страшные.
- Где, внизу или вверху?
- И там и тут! На такую лапину с когтями ни башмака, ни
сапога не натянешь! А в верхней она держала штуковину, как
мячик, круглую. Только вспыхнул свет, как эта тварь оберну-
лась к сторожке, где был мой бедный муж - и сразу резануло
по глазам, словно молнией резануло! Я ослепла даже, но лишь
на мгновенье... а потом я видела, как эта тварь потопталась
немного и бросилась в лес. Бегом! Она неслась, как никто на
земле не может нестись! А сторожки не стало!
Савинская уперлась локтями в столешницу, обхватила лицо
руками и зарыдала. Разговаривать с ней далее было бессмыс-
ленной затеей.
- Спасибо, мадам, - сказал Грумс, вставая, - я думаю,
мы разберемся с этим делом. Прощайте!
Он задержался на минуту у заборчика, на том самом мес-
те, где, по рассказам этой выжившей из ума бабы, стоял
кто-то в ту ночь. Подобрал маленький черный шарик, сунул его
в карман. Никаких следов не было, это задолго до него опре-
делили эксперты. И потому он не стал задерживаться. Покло-
нился еще раз. И тяжело отдуваясь, проклиная жарищу и весь
этот лесной ад, побрел к маленькому вертолетику, где его
поджидал скучающий пилот.
Желтолицый Ким не был рожденным. Он был сотворенным. Но
это вовсе не означало, что он не умел любить или ненавидеть,
чувствовать, переживать, нет, все ему было доступно. И вдо-
бавок ко всему этому многое другое, чем не были наделены
рожденные.
Когда Гун Хенг - Орот Две тысячи семьсот тринадцатый,
Великолепный и Навеки-Проклятый, распался на молекулы и
растворился в земном воздухе, Ким сунул аннигилятор в зап-
лечный ранец, снял свою форменную кепку с длинным козырьком
и несколько минут простоял в молчании над этим скорбным мес-
том. Памятника или какого-либо иного надгробного знака Наве-
ки-Проклятому не полагалось, он должен был исчезнуть бесс-
ледно. Не умереть, не сгинуть, не пропасть, а именно исчез-
нуть - полностью и насовсем!
Но Киму было жаль Гуна, на его взгляд, Проклятый был
ничуть не хуже, чем все прочие обитатели Системы. А как он
вел себя здесь, на Земле? Всего несколько случайных жертв,
раздавленные при посадке пантера с детенышем, обломанные
ветви... и все! Гун практически не наследил здесь. А это
удалось бы далеко не каждому.
Ким не знал Гуна прежде. Он его узнал лишь на Земле. И
он не отказался бы от такого товарища. Но у Кима не было вы-
бора - еще в Системе, прежде чем свернуть в биогранулу и за-
пихнуть в ячейку капсулы, в его мозг заложили программу. Хо-
тел того Ким или не хотел, но он был запрограммирован на
убийство Проклятого. И он его убил!
Что же делать, такая была раскладка! Но кто помнил в
Системе о каком-то там сотворенном Киме, когда его свертыва-
ли и запихивали в капсулу, обреченную на вечное скитание по
Вселенной? Да никто! Проклятый совершил тягчайшее преступле-
ние - открыл вход в Систему для непосвященных, для рожденных
вне Системы. Его наказали, его обрекли на смерть. Точнее, на
невоскрешение - ведь вероятность того, что капсула попала бы
в подходящие условия, где мог сработать механизм воскреше-
ния, была бесконечно малой. Но все думали о Проклятом, все
заботились о его судьбе. А кто-нибудь хоть на миг разве
вспомнил про то, что сотворенные имеют душу, что вместе с
Гуном в мрак небытия отправляется еще одно существо, то са-
мое, что должно в том невероятном случае, если Проклятый
оживет и сумеет встроиться в чужой мир, разыскать его и
убить?! Нет, на сотворенного смотрели как на кусок пластика,
как на аннигилятор или саркофаг Проклятого, как на любую,
даже самую незначительную деталь капсулы. Жители Системы не
хотели пачкать рук, не желали быть даже косвенно замешанными
в убийстве.
Гун Хенг-Орот боролся за жизнь до последней секунды, он
цеплялся за нее как больной, обреченный на смерть и вдруг
начавший выздоравливать. Но ему не оставляли ни малейшего
шанса. То, во что верил воскресающий Проклятый, было лишь
маленькой оттяжкой. Живое орудие смерти опустилось на плане-
ту вместе с Воскресшим. Все было продумано до мелочей.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг