чувствия сержанта прошибло потом.
- Ну чего ты, сучонок хренов, - прошептал он совсем тихо
Ральфу, - учуял, что ли? Ну?! Ну, давай, веди!
Пес никуда сержанта вести не собирался. И тогда Тукин
поступил наоборот, он ослабил поводок, чтобы проверить себя.
Ральф рванул назад. Но Тукин, не пустил его туда. Тогда
Ральф потянул влево, потом вправо - он готов был бежать на
все три стороны, но только не к сосне.
- Молодец, Ральфушка, - приласкал его Тукин.
И поволок пса за собой. Чем сильней упирался тот, тем
больше был доволен сержант, тем уверенней себя чувствовал.
Он снял с предохранителя автомат, висящий на правом плече.
Положил палец на спусковой крючок. Было страшновато идти од-
ному. Но Тукин не хотел дожидаться своих ребяток, не хотел
он и делиться по праву принадлежащим ему и только ему солид-
ным кушем. Он уже чувствовал, как карманы оттягивают тугие
пачки купюр, как жжет сердце через нагрудный кармашек кре-
дитная карточка.
Рассмотрев вход в пещеру, Тукин понял - этот тип должен
быть там. Он выпустил из руки поводок, чтобы не тянуть за
собой упирающегося пса, лишнюю тяжесть и помеху. Ральф,
словно за ним гналась стая гепардов, помчался в сторону па-
латок.
Усмиряя нервную дрожь, сержант Тукин достал фонарь, еще
плотнее прижал к телу автомат и шагнул в пещеру.
Он сделал всего три или четыре шага, прежде чем яркий
сноп света армейского фонаря вырвал из тьмы странную фигуру.
Какой-то непомерно большой человек в сером изодранном бала-
хоне сидел, привалясь спиной к земляному своду. Сидел прямо
на растрескавшейся сырой глине. Голова его в непонятном и
нелепом головном уборе была свешена на грудь, и потому лица
Тукин не видел. Но он понял, что никакой это не человек! И
даже не человекообразная обезьяна или еще какая тварь, о ко-
торых постоянно травят байки по телеку и в газетах. Больше
всего поразили сержанта руки или лапы, он не знал как наз-
вать. Они лежали на коленях и производили жуткое впечатление
- Тукин даже не смог сосчитать, сколько на каждой пальцев,
сколько черных поблескивающих отточенных когтей. Такими же
страшными были и нижние конечности.
Тукин невольно отшатнулся, попятился к выходу. Но все же
он нашел в себе силы, остановился. Он заметил, что существо
сильно дрожало. И понял - с этой тварью что-то неладное, она
или больна, или сильно ранена. Никакого оружия рядом с сидя-
щим не было. И Тукин решился. Не спуская ствола автомата с
груди существа, он как-то неуверенно крикнул:
- Эй ты, а ну встать! Давай, давай...
То, что показалось Тукину головным убором, вовсе не было
им. Сержант это сразу понял, когда существо медленно подняло
голову. Ничего более страшного и уродливого Тукин не видал
на свете. Его даже передернуло. Он чуть было не нажал на
спуск от неожиданности. Усеянное мелкими и крупными пласти-
нами лицо существа постоянно меняло выражения, но при этом
все равно казалось неестественной маской, жуткой и чудовищ-
ной.
На любое движение сержант без промедления ответил бы
выстрелом. Но существо не двигалось. Оно лишь смотрело на
Тукина одним-единственным глазом. И был этот большой круглый
глаз напоен такими переполнявшими его болью, страданием,
безнадежностью, что Тукин чуть не выронил автомат. Нет, он
не мог стрелять в эту тварь. Да не то что стрелять! Он не
мог себя заставить отвернуться, выйти, крикнуть своим...
Эта тварь, это обессиленное существо вызывало в сержанте
страх и отвращение. Он готов был ненавидеть уродливого приш-
леца. Но не мог... Он не мог даже пойти и выдать эту страда-
ющую, умирающую тварь. Все мысли о причитающемся ему куше
растворились, развеялись в туманно-розовой дымке. А наяву
оставались лишь сконцентрированные в одной маленькой точке
боль, страдание, безнадежность. Тукину стало не по себе.
Он видел, как существо, собрав, наверное, остатки сил,
воли, медленно приподнялось, опираясь спиной и руками о сво-
ды. Но не шевелился. Теперь он знал, что оно не сделает ему
ничего плохого.
Но он знал и другое - то, что и он не сделает ничего пло-
хого этой жуткой, но беспомощной твари с однимединственным
уцелевшим глазом и подгибающимися ногами.
Сержант вышел из пещеры и, не оглядываясь, побрел прочь.
Он не понимал - с какой это стати, почему он должен жалеть
пришлеца. Но это было не столь важно. Он будет молчать, он
обойдется без всех этих хреновых наград и поощрительных!
Нужны они ему больно!
У кустов стоял Ким и широко улыбался. Одна рука у Кима
была за спиной.
- Никого нет, начальник? - вежливо спросил он. Тукин про-
сипел недовольно:
- Опять?! Все вы тут охренели, разболтались, вот что я
скажу! Ты мне ответь, рядовой Ким, почему у тебя такой козы-
рек неуставной, где кепарь шил?!
Ким заулыбался шире прежнего. Но не ответил. Какой-то он
был сегодня странный. И Тукину это не понравилось.
- Чего молчишь?
Козырек кепаря затрясся. Но Ким уже не улыбался. Глаза
его были расширены и совсем не походили на обычные щелки.
- Так, значит, никого?
- Ты что это... - начал было Тукин.
Но Ким его перебил:
- Сам говоришь - никого. Значит, никого и не было.
Ким вытащил из-за спины какую-то круглую штуковину, похо-
жую на большой апельсин, прошептал тихо еще раз: "Ни-ко-го!"
- и протянул штуковину сержанту.
Но когда тот сделал ответный жест, вытянув вперед раскры-
тую ладонь, из штуковины вырвался совсем небольшой пучок
света. И сержант Тукин повалился лицом вперед на землю.
- Ни-ко-го-о, - пропел Ким бесстрастно, потом оглянулся и
поднял рацию сержанта.
Штуковину он сунул в карман, отчего тот страшно оттопы-
рился, Но это не смутило Кима.
Центр отозвался сразу:
- Седьмой? Что там у вас?
Ким широко улыбнулся, прежде чем ответил. Его лицо было
сегодня не таким уж и желтым. Да и сам он не был похож на
обычного угодливого и простодушного парня.
- Капитан, докладывает рядовой Ким. У нас потери! Да! Эта
тварь прикончила сержанта! Мы так все любили его, так уважа-
ли! Что? Что?! Она уходит, но мы держим след! Мы ей зададчм
жару! Что?! Есть, капитан, принимаю команду на себя.
Ким выключил рацию. Постоял над телом сержанта. Потом
пнул его беззлобно ногой и пошел к пещере, возле входа в ко-
торую росла высокая и красивая сосна.
Когда планетянин вышел, Гун понял - он спасен. Он умел
чувствовать, он понимал, он проникал в души и видел в них.
Ему было совсем плохо. Но он знал: приступ пройдет и все на-
ладится. Главное, чтобы его не тревожили, дали бы отлежать-
ся. Развеются страхи и тревоги, кончатся преследования - не
век же ему в бегах пребывать! И все наладится, все пойдет
своим чередом. Он приспособится к этой новой жизни, он ста-
нет частью этой планеты.
Пошатываясь и оседая на слабеющих ногах, Гун подошел к
высокому гладкому дереву. Прислонился к нему, обдирая мягкие
чешуйки коры. Он не чувствовал опасности. Чутье никогда не
подводило его.
Но тот, кто окликнул его сзади, не был живым существом. И
Гун от неожиданности вздрогнул. Повернулся не сразу.
Узкоглазый говорил, не разжимая губ. Все было и так по-
нятно. Гун прикрыл глаза и потянулся за ножом. Он уже сжал
рукоять, когда рука внезапно онемела, повисла плетью. Трехг-
ранное лезвие вонзилось в землю у ноги.
- Не надо. Это лишнее, - проговорил узкоглазый. - Ты не
сердись на меня, Проклятый, и вообще не сердись, ведь на мо-
ем месте мог быть и другой, верно?
Гун молчал.
- Система не рассчитывала на Чудо. Ты меня понимаешь? Чу-
да не должно было быть, это ошибка. Извини!
Узкоглазый вытащил из кармана аннигилятор, кивнул на про-
щание собеседнику и как-то жалко улыбнулся.
Но Гуну Хенг-Ороту Две тысячи семьсот тринадцатому по
рождению и четырнадцатому из осужденных к смерти, Великолеп-
ному и Навеки-Проклятому, уже не нужны были ни улыбки, ни
извинения, его могучее и страдающее тело, вместе со всеми
мыслями, чувствами и самой Душой, исчезло в пламени анниги-
лятора, обратилось в мельчайшую невидимую пыльцу, которой
было суждено вечно пребывать в этом мире, до его гибели.
Следователь был мягок и вкрадчив. Он заходил то с одной
стороны, то с другой. И терпения ему было не занимать - вид-
но, сама профессия да многолетний опыт выработали в нем при-
вычку относиться к допрашиваемым так, как относится много-
мудрый и убеленный сединами учитель-наставник к капризным и
бестолковым ученикам.
- И все же я очень прошу вас, вспомните, как выглядел
этот человек? - спросил он, широко улыбаясь. будто заранее
желая погасить обаятельной улыбкой возможное раздражение.
Савинская ударила кулаком по столу.
- Черт бы вас побрал! - произнесла она глухим усталым
голосом. Произнесла медленно, разборчиво, делая ударение на
каждом слове. - Ну сколько раз вам можно повторять одно и то
же?! Это был не человек! Понимаете, не че-ло-век!
Улыбка следователя стала еще обаятельней и шире. Он от-
кинулся на спинку стула, и тот заскрипел под тяжестью плот-
ного упитанного тела. Маленький носик следователя сморщился
так, словно его обладатель вот-вот чихнет, и совсем потерял-
ся меж полных румяных щек, серенькие крохотные глазки заиск-
рились, доверчиво, по-детски. Савинской показалось, что этот
жирный боров сейчас громко, в голос, расхохочется.
Но следователь не чихнул и не захохотал. Он лишь пони-
мающе развел руками и сказал тихо:
- Разумеется, ночь, темнота... спросонья всякое могло
показаться.
После той жуткой, кошмарной ночи что-то изменилось в
характере Савинской. Из спокойной и равнодушно относящейся к
подавляющему большинству житейских передряг женщины она
превратилась в нервное, озлобленное и недоверчивое существо,
она высохла, почернела лицом и как-то сразу состарилась. Ес-
ли бы старик Савинский увидал сейчас свою толстуху Машу, он
ни за что бы не признал ее, а если бы и признал, то сбежал
бы из дому в тот же час. Но старика Савинского, судя по все-
му, не было в живых. Правда, и трупа его не удалось найти.
Но это ничего не меняло.
- Вы меня порядком утомили, Грумс! И вам наверняка вле-
тит от начальства! Я вам это гарантирую! Ну что вы ломаете
мою мебель, а?! - Савинская привстала, оперлась, руками о
столешницу. - Какого дьявола вы привязались к вдове убитого?
Я вас спрашиваю, милейший комиссар Грумс! Вместо того, чтобы
бежать с высунутым языком по следу убийцы, вы сидите здесь,
развалясь, и издеваетесь над беззащитной женщиной!
Следователь не обиделся. Он лишь прикрыл свои маленькие
глазки, закивал понимающе. Стул под ним перестал скрипеть.
- Все в интересах дела, мадам Савинская, все для вашей
же вещей пользы, служба-с! - Грумс помедлил и смущенно доба-
вил: - Не угостите ли чайком, мадам?
- А может, вас еще и накормить и стаканчик поднести, а?
И спать с собой уложить?! А убийца будет разгуливать на сво-
боде?!
- Ну, зачем же так? Поймаем, будьте уверены, поймаем.
Савинская вытащила из ящика бутылку прохладительного,
достала откуда-то снизу запыленный стакан, поставила и то и
другое перед следователем.
- Пейте и выматывайтесь отсюда! - сказала она. - Мне
все равно добавить больше нечего.
Грумс вытащил из бокового кармана мятый клетчатый пла-
ток, протер краешек стакана и плеснул в него теплой шипучки.
- Надо же, какая дрянь, - пробурчал он, выпив чуть
больше половины стакана. - Я такой гадости со времен войны
не пивал. Прямо-таки болотная водица.
И все же он проглотил остатки. Выпучил заслезившиеся
глазки на Савинскую и умоляюще поднес сложенные пухленькие
ручки к подбородку.
- Еще раз, - произнес он сиропным голосом, - еще разо-
чек! И с самого начала, мадам.
Первым желанием Савинской было схватить бутылку за гор-
лышко и ударить ею по башке этого наглого типа. Ее выводили
из себя уравновешенность и спокойствие следователя, мало то-
го, приводили в бешенство. Нахал! Да как он смеет! Да откуда
он вообще взялся на се голову! И что это за несчастье такое
- на седьмом десятке, когда бы доживать в тишине и покое ос-
тавшиеся годы и не тужить ни о чем! Нет, она этого так не
оставит! Она найдет управу на всех этих негодяев!
И все же она сдержала себя.
- Ладно! Но я потом вас выставлю!
- Вот и прекрасненько, мадам! - обрадовался Грумс.
Они сидели на веранде деревянного двухэтажного дома,
стоявшего на довольно-таки большой поляне прямо посреди дре-
мучего, малопроходимого леса, на той самой поляне, где все и
произошло.
- Я слышала его шаги, - начала Савинская, - он все че-
го-то колобродил внизу, все включал приемник, слушал, курил
- до меня долетал дым этих вонючих сигарет. Вы помните, о
чем тогда трепались по радио наши местные болтуны?
- Нет, - соврал Грумс с самым простодушным видом.
- Ну, тогда я права, - заключила Савинская, - гнать вас
надо! В шею гнать! Это что же получается - все про все зна-
ют, вся местная публика только об этом и говорит, только и
чешет без передышки свои языки на эту тему, а наши блюстите-
ли ни черта и не слыхали, не в курсе? А за что мы налоги
платим, Грумс? Я вас спрашиваю!
Грумс вздохнул тяжко. Развел руками. Виновато покачал
головой. Но про себя он порадовался - развязался-таки язык у
этой старой патлатой ведьмы. А то он думал, она и вовсе оди-
чала в глуши, забыла, как следует обходиться с представите-
лями властей. Но ничего, теперь все пойдет как по маслу. Те-
перь эту мегеру не остановишь, и она выложит все до капель-
ки, раскроется! Грумс был уверен, что из старухи можно вы-
жать ценную и столь необходимую ему информацию. Он даже пое-
жился в предчувствии чего-то такого...
- Ладно, я вам скажу! Считайте, что я заработала для
вас недельное жалованье, комиссар. Тогда по радио болтали о
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг