Он садился на брюхо, но не ползал на нём,
Он уснул - не проснулся, он запел - не допел,
Так что я вот вернулся, вернулся, ну а он не сумел.
Кто-то скупо и чётко отсчитал нам часы
В нашей жизни короткой, как бетон полосы.
И на ней кто разбился, кто взлетел навсегда.
Ну, а я приземлился, ну, а я приземлился, вот какая беда.
После Высоцкого вспомнили о Розенбауме. И Никита спел сначала "Чёрный
тюльпан": "В Афганистане, в "Чёрном тюльпане", с водкой в стакане мы молча
плывём над землей...", затем - "Камикадзе":
Парашют оставлен дома,
На траве аэродрома.
Даже если захочу - не свернуть.
Облака перевернулись,
И на лбу все жилы вздулись,
И сдавило перегрузками грудь.
От снарядов в небе тесно,
Я пикирую отвесно,
Исключительно красиво иду.
Три секунды мне осталось,
И не жаль, что жил так мало
Зацветут ещё мои деревья в саду!..
Не обошли вниманием и классиков: "Мы летим, ковыляя во мгле...", и
современников: "Кто в нём лётчик-пилот, кто в нём давит на педали?.."45.
Перебрав песни профессиональных авторов и сделав небольшой перерыв,
сдобренный водочкой, стали выяснять, кто чего знает из "народного"
творчества. Под аккомпанемент Усачёва старший лейтенант Лукашевич исполнил
песню полярных авиаторов: "Кожаные куртки, брошенные в угол..."46. А
комендант Подвицкий припомнил удалой гимн вертолётчиков: "Впереди большая
трасса - ас-са, ас-са, ас-са!..". Наконец Громов, захмелевший и
раздобревший, отобрал у Никиты инструмент и собственноручно изобразил свою
коронную, неизменную, с притопами и прихлопами:
Над Старыми Щербинками, "Швейцарией" и Ляховым
Летит ПО-2, расчалками звеня-а-а!
Моторчик задыхается, инструктор матом лается -
Эх, жизнь авиационная моя-а-а!
Коробочка построена, машина успокоена,
Иду я на посадку не спеша-а-а!
Вдруг вспомнил я далёкую, подругу синеокую -
Эх, жизнь авиационная моя-а-а!
Убрал газок, спланировал, но очень низко выровнял
И резко дёрнул ручку на себя-а-а!
И вытащил рогатую, скотину бородатую -
Высокого и резкого "козла-а-а"!
За это благородное домашнее животное
Я бегал за машиною три дня-а-а!
Язык на плечи высунешь, ногами еле двигаешь -
Эх, жизнь авиационная моя-а-а!47
(Как и любой фольклорный текст, эти куплеты имели длинную предысторию.
Самолёт первоначального обучения ПО-2, упоминавшийся в тексте, очень
известен. Его первый полёт (а тогда он именовался У-2, то есть "учебный
второй") состоялся аж в 1928 году. Разработал ПО-2 замечательный
конструктор Николай Николаевич Поликарпов, в честь которого самолёт и был
назван впоследствии.
ПО-2 был необычайно дёшев и прост: фюзеляж из фанеры с полотняной
обшивкой, узлы из мягкой стали, простые двухлонжеронные крылья, шасси на
ленточных расчалках. Отличаясь неприхотливостью и добрым нравом, самолётик
быстро завоевал сердца курсантов. Хорошо зарекомендовал он себя и в годы
Великой Отечественной. В боевых условиях ПО-2 использовали как лёгкий
ночной бомбардировщик. Когда война закончилась, самолётик вернулся к своим
прямым обязанностям - обучению курсантов премудростям воздушного
маневрирования.
ПО-2 является идеальной машиной для тех, кто ещё толком не сидел за
штурвалом. Для того, чтобы завалить ПО-2 в штопор, нужно было очень
постараться: статическая продольная устойчивость "второго учебного" вошла
в легенды.
Впрочем, даже при всей своей легендарной устойчивости и этот самолётик не
был застрахован от промахов, сплошь и рядом совершаемых по глупости или
безрукости. Одним из классических промахов такого рода считается "козёл".
"Благородное домашнее животное", как вы, наверное, уже догадались, имеет
лишь косвенное отношение к рассматриваемому вопросу. Согласно общепринятой
в авиационных кругах терминологии, "козёл - повторное отделение самолёта
от земли при посадке". То есть фактически самолёт вместо того, чтобы, как
пишут очеркисты, "слиться с взлётно-посадочной полосой", начинает резво
подпрыгивать, в буквальном смысле разваливаясь на ходу. "Козление" может
произойти по трём причинам: грубое приземление на три точки на большой
скорости, резкое опускание носового или хвостового колеса, значительная
неровность грунта в месте посадки. Лирический герой куплетов, которые
пропел майор Громов, по всей видимости, "словил козла" по второй из
перечисленных причин. В этом случае инструкции советуют добавить газу и
вывести самолёт на режим планирования, чтобы осуществить посадку по всем
правилам. Как поступил лирический герой, нам неизвестно, но наказание за
ошибку было суровым.
Нынче ПО-2 забыт (он был снят с серийного производства в 53-м году),
курсанты летали на "Як-18", "МиГ-15", а позднее - на чешских "L-39" и
"L-410", но песня осталась в памяти народной; её продолжают петь,
вспоминая с ностальгией свои собственные первые полёты, страх перед
"козлом" и наказанием, которое за этим воспоследует. Как говорится, за
козла ответишь).
Офицеры разошлись заполночь, очень довольные жизнью, с вновь обретённой
верой в будущее. Троица виновников торжества посидела ещё с часик, болтая
о разных пустяках; Стуколин пытался наигрывать на гитаре, но получалось у
него плохо, и он быстро отставил это занятие. Об историческом захвате они
старались не вспоминать: азарт прямого участия в необъявленной войне
прошёл, а разум подсказывал, что нет в акции захвата беззащитного
"Геркулеса" ничего героического. Пираты - они пираты и есть. "На сундук
мертвеца, йо-хо-хо! И бутылка рома!" Да и само действо всё больше
смахивало на дурной фарс: сначала чуть ли до голода не довели, а потом
вместо того, чтобы повиниться и взяться за ум, по-барски приказали: а ну
вперёд, жрать хотите - отрабатывайте. Будто бы не кадровые офицеры перед
ними, а наёмный сброд. Портить вечер разговорами о своих оскорблённых
чувствах не хотелось. Пилоты и не стали.
Не проигнорировал внезапное празднество и рядовой личный состав. В первые
же дни после захвата норвежского транспорта Громов и другие офицеры стали
замечать, что рядовые срочной и сверхсрочной службы постоянно находятся в
"приподнятом" настроении. При этом все они вдруг полюбили свежий чеснок, и
характерным запахом этого овоща из рода луковичных разило от них за
версту. Громов подумал и вызвал к себе Женю Яровенко.
(К слову сказать, замполита в воинской части 461-13"бис" не было. Его
уволили из рядов больше года назад с мотивировкой "не соответствует
занимаемой должности". Ещё в начале девяностых подобное было бы
невозможно. Даже если провинился замполит, учудил чего-нибудь непристойное
по пьяной лавочке - пожурят и всё; в крайнем случае в другую часть
переведут. Но тут грянуло сокращение штатов, а замполит перед
тренировочным вылетом умудрился убрать шасси при выруливании на ВПП. И,
что характерно, был при этом абсолютно трезв. Недаром в народе говорят:
"Курица - не птица, замполит - не лётчик". Взамен этому деятелю комполка
Свиридов обещал прислать свежеиспечённого офицера по воспитательной работе
(теперь это так называется), но маховик увольнений в запас раскручивался
всё быстрей, и нового "воспитателя" в части 461-13"бис" так и не
дождались. Кончилось тем, что его обязанности по работе с личным составом
принял на себя майор Громов. В частности, именно ему предстояло выявить
причины столь внезапной любви рядового состава к чесноку).
"Ну что, герой, где ликёроводочными изделиями разжился?" - спросил майор
Женю.
"Никак нет, товарищ майор", - отвечал Женя, стоя навытяжку и преданно
глядя Громову в глаза.
"В какой смысле?" - удивился майор.
"В смысле, не разжился", - пояснил Женя.
"Хорошо, - сказал Громов с усмешкой, - сформулируем вопрос по-другому. Где
бухло берёшь, скотина?"
"Не могу знать!" - упорствовал Женя.
"А если на гауптвахту? А если на десять суток?"
"За что, товарищ майор? Я же ничего не сделал".
Отправлять Яровенко на гауптвахту без видимых на то причин действительно
было бы для Громова перебором. Даже взыскание накладывать майор по
большому счёту не имел права. Поэтому он ограничился намёком, что, если
военнослужащие части 461-13"бис" будут и в дальнейшем замечены в
злоупотреблении чесноком, первым от этого серьёзно пострадает некто
Евгений Яровенко, сержант. Женя, разумеется, изобразил оскорблённую
невинность, но намёк Громова был ко вниманию принят, рядовые перестали
жрать чеснок и выглядеть на вечерней поверке слишком уж весёлыми. Двумя
днями позже комендант прямо на общей кухне случайно обнаружил пустую
бутылку из-под прекрасного шотландского виски. Тайна раскрылась: выходило,
что Женя во время разгрузки транспорта исхитрился заныкать несколько
бутылок этого благородного напитка и проделал это так ловко, что
присутствовавший там же старший лейтенант Стуколин ничего не заметил.
Теперь Громов рассердился уже не на шутку. Он снова вызвал Женю и
потребовал от него честного ответа - нет, не на тему, кем и сколько было
выпито, а кому и сколько он, Женя, успел растрепать о норвежском
"Геркулесе". Яровенко почуял, что пахнет жареным, и побожился, что никому
и никогда, что он государственную тайну понимает, чем рискует, знает, и
вообще... На этот раз майор ему поверил. И инцидент себя исчерпал.
А в общем и целом, настроение у всех в части 461-13"бис" было радужное, и
думать о том, что, возможно, ещё много раз придётся пиратствовать, ни
Громову, ни его друзьям не хотелось. Поэтому звонок от господина советника
Маканина командиру части 461-13"бис" радости не доставил.
- Готовьтесь к вылету, - сказал Маканин без обиняков.
- Когда? - спросил Громов; у него вдруг запершило в горле, и он
прокашлялся.
- Завтра.
- Понял.
- Штурман вас выведет.
- Не сомневаюсь.
- Удачи.
- Вам того же.
И весь разговор. Громов со вздохом положил трубку телефонного аппарата на
рычаг, надел фуражку и пошёл разыскивать остальных участников предстоящей
акции. Старшего лейтенанта Стуколина он обнаружил в ленинской комнате -
развалившись на стуле, тот смотрел телевизор.
- Не, ну ты глянь, что творят! - воскликнул старший лейтенант, завидев
майора и тыча пальцем в светящийся экран.
Громов посмотрел. На экране симпатичная ведущая с дежурной улыбочкой на
устах произносила некий текст. У неё за спиной майор разглядел весьма
условно нарисованную карту Российской Федерации.
- Представляешь, - говорил Стуколин, поднимаясь со стула и в возбуждении
размахивая руками, - эти козлы умудрились два "сухих"48 продать. С полной
боевой подвеской. На металлолом, представляешь? А военная прокуратура
только сейчас докопалась!
Громов пожал плечами. Эта новость его совсем не удивила. Он и не такого
наслышался за последние годы. Если уж подводные лодки иностранным фирмам
сдают и ураном приторговывают, что говорить об истребителях. Так же,
видимо, считали и работники телевидения. Сюжет о "сухих" не шёл в блоке
сенсаций дня, а рассматривался как курьёз, потому что сразу после этого
вызвавшего стуколинский гнев сообщения начались спортивные новости. Громов
не стал вникать в детали, а сказал Алексею, чтобы тот готовился к отъезду
на "полосу".
- Как?! - вскричал Стуколин. - Уже сегодня?
- Уже сегодня, - подтвердил майор. - Игра продолжается, Алексей. Забирай
Женю и отправляйся.
- Будет исполнено, - сказал Стуколин с готовностью; он направился к двери,
но на пороге приостановился и, обернувшись, спросил: - Слушай, Костя, они
чего, идиоты?
- Кто?
- Натовцы.
Майор, несколько минут назад размышлявший о том же самом, чуть помедлил,
прежде чем ответить:
- Знаешь, я надеюсь, что они не приняли нас всерьёз, недооценили... в
первый раз... И тогда всё вполне объяснимо... логично... - он запнулся.
Старший лейтенант хоть и тяжеловат был на подъём, но тут что-то сообразил,
и голос его зазвенел, когда он задал свой новый вопрос:
- А если мы их тоже недооцениваем?
Громов покачал головой:
- Может быть, и так, и эдак, - не сумел определиться он. - Что нам гадать?
Просто будь осторожен, Алексей, лишний раз не высовывайся.
Майор знал, что совет этот представляется Стуколину "чепуховым": если дело
дойдёт до рукоприкладства (или, не дай Бог, до стрельбы), старший
лейтенант и не вспомнит, о чём предупреждал его командир, бросится в
свалку, а там уж... там как повезёт...
- Будь спокоен, - отмахнулся Стуколин.
Лукашевич воспринял новость без энтузиазма, но готовность и дальше
участвовать в операции "Испаньола" выказал. Только буркнул:
- Становится похоже на конвейер.
После этого они вдвоём с Громовым отправились к зампотеху Никите Усачёву,
чтобы "порадовать" его приказом готовить к вылету два истребителя. Усачёв
в свою очередь необычайно удивился возросшей активности командования
округом, назначившего новый внеплановый тренировочный полёт через неделю
после первого.
- Чего это они? - зачесал Усачёв в затылке, недружелюбно разглядывая
вошедших. - Воевать, что ль, собрались?
У него были основания для того, чтобы удивляться и делать столь мрачные
прогнозы. В годы, которые принято называть "застойными", снабжению армии и
флота уделялось повышенное внимание, и нормой налёта для кадрового офицера
ВВС считалось сорок часов в год - меньше просто нельзя. Однако времена
изменились, топливо нынче государство предпочитало продавать за границу, а
не жечь "попусту", и норма сократилась до двадцати, а позже - до
пятнадцати часов в год. При том, что натовский пилот не считается боевым
лётчиком, не налетав сто часов. Почувствуйте, как говорится, разницу.
- Тушёнку отрабатывать надо, - попробовал пошутить Лукашевич, высказав
таким образом мысль, которая давно вертелась на языке, но Громов так на
него глянул, что всякая охота балагурить на эту тему у Алексея мгновенно
пропала.
К утру следующего дня два "МиГа" были подготовлены и выведены из ангаров.
(Кольский полуостров, сентябрь 1998 года)
В день второго вылета в рамках операции "Испаньола" погода не задалась.
Приближался сезон осенних дождей, и с утра лило так, будто где-то в
небесном клозете прорвало наконец ржавую трубу и миру теперь грозил новый
потоп. Ко всему дул холодный северный ветер; на Рыбачьем, где последние
сто тысяч лет ничего не росло, кроме мхов, укрыться от него было негде, и
это создавало дополнительную проблему для тех, кто сегодня собирался
подняться в небо по взлётно-посадочной полосе, тянущейся с востока на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг