Дважды за период обучения в разведшколе Ивана Ивановича навещал Чёрный
Пёс. В Анкаре он одевался и выглядел совсем по-другому. Здесь он носил
длиннополый восточный халат и чалму - вылитый мулла (маула) из арабской
сказки. При встречах с Иваном Ивановичем Чёрный Пёс осведомлялся о
здоровье, успехах в учёбе и общем настроении. Иван Иванович (не враг же он
себе) отвечал, что всё хорошо. Оглаживая бородку, Чёрный Пёс спрашивал,
нет ли у Ивана Ивановича каких-нибудь затруднений или проблем. Иван
Иванович, разумеется, отвечал, что никаких проблем нет, что лучше не
бывает, он полон энтузиазма и готов послужить Родине. Закончив беседу,
Чёрный Пёс передавал Ивану Ивановичу тоненькую пачку писем с Родины и
просил ответить на них в течение суток. Иван Иванович послушно забирал
письма, благодарил и отправлялся к себе в комнату, чтобы тут же
подготовить ответ. Ему писали мать и два старших брата. Им было сказано,
что Иван Иванович выполняет задание особой важности - отчасти это было
правдой. Цель задания замалчивалась, однако родственники не нуждались в
дополнительных объяснениях - им всё было ясно и так. Мать, например,
писала, что по-настоящему гордится сыном, будто когда он работал
таможенником в Таллинне, у неё не было для этого оснований. Всё это
выводило Ивана Ивановича из себя, но ничего поделать он не мог, строчил
ответы, передавая их Чёрному Псу и зная, что эти "весточки" будут с полным
вниманием изучены и запротоколированы соответствующей специальной службой.
Он был под колпаком и предпочитал не дёргаться.
В очередной раз Чёрный Пёс появился уже на выпускных экзаменах. Как и в
любой школе подобного уровня, экзамены проводились в индивидуальном
порядке; выпускная комиссия мучила Ивана Ивановича полный рабочий день,
задавая каверзные вопросы, испытывая его эрудицию и сообразительность.
Любопытно, что экзамен проводился сразу на нескольких языках. Всё это
время Чёрный Пёс сидел за столом между членами экзаменационной комиссии и,
насупившись под чалмой, наблюдал за Иваном Ивановичем. Он не задал ни
единого вопроса, но Иван Иванович видел: он главный здесь, он - заказчик,
все остальные - исполнители.
Иван Иванович выдержал экзамен. Чёрный Пёс был удовлетворён и его
знаниями, и его настроем (Иван Иванович прошёл курс актёрского искусства и
скрывать свои истинные чувства умел теперь намного лучше, чем прежде). Это
выяснилось на банкете, устроенном в честь окончания Иваном Ивановичем
разведшколы. Банкет был скромный, без алкоголя и свинины. Иван Иванович к
отсутствию этих продуктов на официальных турецких мероприятиях уже привык,
к тому же повар разведшколы побаловал присутствующих пилавом из молодой
баранины, а это блюдо деликатесное и при правильной готовке способно
удовлетворить вкус самого придирчивого гурмана.
После того, как каждый из участников (а это были всё те же преподаватели
школы и приглашённые консультанты по спецдисциплинам) отведал главное
блюдо, воздавая должное кулинарному мастерству повара и запивая это дело
айраном43, Чёрный Пёс пересел к Ивану Ивановичу и сказал,
воспользовавшись, как и прежде, одним из наречий нахского языка:
- Я вижу, ты всё понял правильно. Лучше жить и бороться во имя отечества,
чем умереть под забором, как беспородная собака...
Иван Иванович был согласен. Он считал, что ещё слишком молод, чтобы
умирать.
- ...Ты закончил обучение, - продолжал Чёрный Пёс. - И я увидел, что ты
приложил для этого немало сил...
Иван Иванович поблагодарил за столь высокую оценку его более чем скромных
успехов на поприще разведки и диверсионной деятельности.
- ...Но это всего лишь учёба. А скоро тебе предстоит вступить в настоящую
войну...
Иван Иванович выразил радость от скорой перспективы участия в "настоящей
войне".
- ...Ты должен быть готов к тому, что эта война будет долгой и
кровопролитной...
Иван Иванович и в этом не сомневался.
- ...На этой войне у тебя не раз возникнет соблазн изменить нам. Ты можешь
устать, ты можешь почувствовать разочарование, ты можешь усомниться в
правильности нашего общего дела. Я хочу предостеречь тебя. Аллах не
прощает измены, и мы не простим её тебе. Все твои заслуги будут забыты в
тот день, когда ты изменишь нам...
Иван Иванович изобразил огорчение, демонстрируя собеседнику свою
лояльность и как бы даже удивление, что ему (ему!) до сих пор не доверяют.
- ...Я хочу, чтобы ты это знал и помнил.
Чёрный Пёс замолчал, требовательно глядя на Ивана Ивановича. Чего он ждал
от него? Что тот прекратит игру и честно признается в своём нежелании
работать на какие-либо разведки?
"Это просто смешно", - подумал Иван Иванович.
- Я знаю, - сказал он, не моргнув глазом (чужой пристальный взгляд его
тоже научили держать). - И помню.
На этом беседа закончилась. Их пригласили отведать кофе и шербеты.
(Санкт-Петербург, январь 1997 года)
Новый, тысяча девятьсот девяносто седьмой, год Иван Иванович встретил на
платформе Московского вокзала. Он был один - наконец-то без опеки. Он
прошёлся по скрипящему снежку, глядя на огромные светящиеся буквы над
зданием вокзала: "САНКТ-ПЕТЕРБУРГ"; в руке Иван Иванович нёс простой
кожаный портфель, в котором находились смена белья, зубная щётка и свежий
номер "Огонька", купленный в поезде. Во внутреннем кармане пальто Ивана
Ивановича лежал паспорт с мурманской пропиской. Резидент по фамилии Иванов
вдохнул морозный воздух и улыбнулся.
(Мурманск, сентябрь 1998 года)
Раз в неделю Иван Иванович собирался и ехал на южную окраину Мурманска, на
один из городских рынков. Для того, чтобы добраться туда, необходимо было
сесть на троллейбус, идущий по "шестому" маршруту, и проехать на нём с
полчаса по Кольскому проспекту. Затем следовало сойти на остановке под
названием "Улица генерала Щербакова", отшагать ещё метров полста от
проспекта к заливу мимо шеренги бабушек, приторговывающих ширпотребом
российско-китайского производства, после которых начинался собственно
рынок, размещавшийся в нескольких павильонах.
День двенадцатого сентября, когда Ивану Ивановичу снова понадобилось
покинуть свою двухкомнатную квартиру на проспекте Ленина и отправиться на
рынок, выдался в Мурманске сырым и холодным. С утра зарядил дождь, да и
тянуло ветром с залива. Настроение Ивана Ивановича (и так невысокое с того
момента, как, проснувшись и выглянув в окно, он увидел серую хмарь
подступившей к городу осени) ещё ухудшилось, едва он оказался на улице.
Сначала сильный порыв едва не сломал зонтик в его руках, затем Иван
Иванович оступился в подворотне, ногой заехав в лужу и попав под настоящий
водопад, хлещущий из пролома в водосточной трубе. Холодная струя потекла
Ивану Ивановичу за шиворот, и он громко выругался.
Троллейбуса, идущего по маршруту номер "шесть", пришлось ждать довольно
долго. Маршрутные такси недавно образованной компании "Арктик-Лайн" тоже
не появлялись: руководство этой коммерческой организации, видно, решило,
что при такой погоде добрый хозяин не только собаку на улицу не выгонит,
но и сам туда не сунется. К счастью, навес над остановкой на протекал, и
Иван Иванович даже с некоторым комфортом устроился на лавочке, глубоко
засунув руки в карманы плаща.
Наконец подошёл страшноватый от налипшей грязи троллейбус. Иван Иванович
влез в полупустой салон, расплатился с кондуктором и стал ждать, когда его
привезут на улицу имени генерала Щербакова. При тех деньгах, которыми Иван
Иванович ворочал, будучи резидентом, он легко мог бы приобрести себе
автомобиль любой марки, какой только заблагорассудится, даже несколько
автомобилей. Однако руководство (сам Чёрный Пёс) строго-настрого запретило
ему пользоваться личным автотранспортом. В нынешней России владелец
автомобиля находился в своеобразной "зоне риска": его мог остановить любой
гаишник, решивший срубить денег по-лёгкому; на него могли "наехать"
бандиты, привыкшие решать квартирный вопрос общеизвестным, но от того не
ставшим менее экзотическим способом; он в конце концов может попасть в
серьёзную аварию с реанимацией и последующим длительным судебным
разбирательством. Понятно, что разведчик-нелегал не может себе позволить
оказаться в любой из вышеперечисленных ситуаций, ибо в этом случае он
окажется на виду и тогда... нет необходимости объяснять, что будет тогда.
Помимо запрета на владение автомобилем, шефы Ивана Ивановича определили
ему ещё несколько ограничений. Например, он не мог заниматься частным
бизнесом, а потому работал на малозначительной должности в администрации
Мурманского рыбного комбината и платил налоги с более чем скромной
зарплаты в полторы тысячи рублей; он не должен был лично принимать участие
в политических собраниях и ходить на митинги; ему было запрещено
обращаться с какими-либо просьбами в городскую администрацию, кроме
жилищно-эксплуатационного управления, и так далее, и тому подобное. Иван
Иванович все эти ограничения принимал и руководству подчинялся: лишние
проблемы ему самому были не нужны. Однако в такие вот промозглые дни
осенью или зимой он, родившийся под жарким солнцем Кавказа и половину
жизни проведший под ласковым солнцем Прибалтики, подумывал, что запрет на
автомашину - это перестраховка и глупость, вроде фамилии "Иванов"... Ну
ладно ещё личный автомобиль, но почему на такси-то нельзя ездить?!
Впрочем, да, на положенную государством зарплату не разъездишься, а
афишировать свои истинные доходы частыми вызовами на дом такси не стоит...
"Наши люди в булочную на такси не ездят"...
- Улица генерала Щербакова, - объявил записанный на магнитофонную ленту
голос. - Рынок.
Иван Иванович встрепенулся и устремился к выходу из троллейбуса. На улице
снова пришлось раскрыть зонтик, потому что дождь всё шёл и шёл, и
конца-просвета ему не было видно.
Несмотря на сырость и холод, у рынка, как обычно, толпились
бабушки-торговки. В нелепых дешёвых дождевиках из полиэтиленовой плёнки,
съёжившиеся и усталые, они производили самое жалкое впечатление, и Иван
Иванович, проходя мимо них, подумал вдруг, что даже не разваливающаяся
армия есть признак конца российской государственности, а вот именно они,
эти измученные жизнью и забытые всеми женщины (чьи-то матери!) - последний
приговор для Руси, под которым подписалась сама История. Но когда он вошёл
в цветочный павильон, всякая философия вылетела у него из головы, потому
что начиналось дело.
В цветочном павильоне, разумеется, торговали цветами. В основном здесь
была представлена продукция местных теплиц, но и конкурентов из южных
республик тоже хватало. Каждую субботу Иван Иванович лавировал по проходам
между длинными прилавками, приглядываясь и принюхиваясь к выставленным на
продажу букетам, а иногда даже совершал покупки. Чтобы его ботанический
интерес не вызвал у кого-нибудь подозрений, Иван Иванович начал собирать
коллекцию кактусов, коих на рынке хватало с избытком. Само собой, кактусы
он терпеть не мог, хотя по части теории их разведения мог дать фору любому
специалисту. К примеру, знал, что по науке кактусы называются ксерофитами
или ещё пуще - суккулентами. Когда же этих колючих "уродцев" в квартире
Ивана Ивановича накапливалось слишком много, он без всякого сожаления
спускал часть в мусоропровод, предварительно измельчив в зелёную пахучую
кашицу.
На самом деле резидента Иванова интересовало в цветочном павильоне совсем
другое. А именно - цветы, которыми торговала в третьем ряду у стены
толстая пожилая армянка с большой бородавкой на подбородке. Букеты,
которая составляла эта женщина, имели для Ивана Ивановича огромное
значение. От того, из каких именно цветов состоял букет, зависело, пришло
новое сообщение от руководства или нет, каким именно контейнером следует
воспользоваться, чтобы принять или отправить сообщение, необходима ли
встреча со связником для получения более детальных инструкций, и если
необходима, то где и когда она должна произойти.
Заподозрить, что невинные букеты используются в качестве условного
сигнала, не смог бы и Господь Бог. С одной стороны, Иван Иванович и
пожилая армянка не были представлены друг другу (Иван Иванович не знал,
кто она и откуда; женщина же, скорее всего, вообще не догадывалась о том,
как её цветы воспринимает завсегдатай-кактусовед). С другой стороны,
отношения между исторической Родиной Ивана Ивановича и Республикой Армения
были, мягко говоря, натянутыми: разница в вероисповедании44 плюс помощь,
которую оказали земляки Ивана Ивановича Республике Азербайджан в войне за
Нагорный Карабах.
Сегодня Иван Иванович рассчитывал увидеть на прилавке алые розы. Должна
была прийти весточка от Чёрного Пса, на три недели она задерживалась, и
резидент Иванов уже начинал беспокоиться. С независимым видом Иван
Иванович приблизился к прилавку, за которым возвышалась армянка. На неё он
даже не смотрел, всё своё внимание отдавая букетам. И обалдел.
Иван Иванович даже не сразу понял, что он видит перед собой. На прилавке
не было цветов - на прилавке в аккуратных горшочках стояли кактусы.
Иван Иванович не должен был останавливаться, но он остановился. И поднял
глаза. Армянка была на месте. Она озорно улыбнулась ему и произнесла с
характерным акцентом:
- Здравствуй, дорогой. Говорят, ты кактусы уважаешь? Для тебя специально
выставила.
Иван Иванович почувствовал резкую боль в груди; ноги у него подкосились.
"Неужели провал? - мелькнула паническая мыслишка. - Неужели всё? Так
глупо".
- Да ты, дорогой, промок весь, - продолжала лопотать армянка. - Заходи к
нам, согрейся, чаю попей.
Она была само гостеприимство, но Иван Иванович в великом страхе оглянулся,
уже представляя себе, как оперативники из ФСБ рванутся к нему, сметая
прилавки и топча букеты, швырнут на пол, согнут, зафиксируют наручниками...
Никакие оперативники за спиной не проявились. Обычный рынок, обычная
суета, обычный день.
- Да что с тобой, дорогой? - продолжала проявлять заботу толстуха. -
Побледнел... Заболел, что ли?
Иван Иванович глянул на неё ошалело. Он не понимал, почему до сих пор не
арестован. Ещё раз оглянулся украдкой.
- Пойдём, пойдём, дорогой, - зазывала продавщица. - Чай хороший есть.
Настоящий армянский.
В стене за её широкой спиной со скрипом приоткрылась дверь, ведущая в
подсобные помещения. А толстуха, продолжая громко и настойчиво уговаривать
попить чайку, вдруг схватила Ивана Ивановича за рукав. Резидент дёрнулся,
но разом высвободиться ему не удалось.
"Уйти не дадут, - подумал он тоскливо; сердце защемило ещё сильнее. - Уйти
всё равно не дадут".
Нехотя, очень нехотя он подчинился, позволив увлечь себя в подсобку. Они
прошли по длинному, плохо освещённому коридору с низким потолком и грязным
полом. Армянка фактически уже волокла резидента за собой. Наконец перед
ними открылась новая дверь (на двери был наклеен плакат - полуобнажённая
красотка в прозрачном кружевном белье от Gucci), а Иван Иванович
приготовился к самому худшему.
То, что он увидел за этой, последней, дверью с рекламным плакатом,
одновременно принесло ему и невероятное облегчение, и новый стресс, а всё
вместе вызвало вспышку неприкрытой злости.
- Что за шутки? - спросил он звенящим голосом.
Чёрный Пёс (а одним из двух, присутствующих здесь, был именно он) медленно
повернулся. Выглядел начальник разведки как обычно в этих местах: трость,
поношенный "ветеранский" пиджак, мешковатые штаны, стоптанные башмаки с
острыми носками.
- Шутки? - переспросил Чёрный Пёс, словно и не понимал - скотина! - о чём
идёт речь. - Я никогда не шучу.
- Вы... вы!.. - Иван Иванович задохнулся, но потом взял себя в руки и
почти спокойно сказал: - Вы нарушили все правила конспирации. Вы вскрыли
мою легенду. Вы понимаете, что это означает для нашей сети?
Высказавшись таким образом, он посмотрел в сторону третьего из
присутствующих (армянка тихо вышла, прикрыв за собой дверь) и снова
утратил дар речи. За одним столом с Чёрным Псом сидел Мурат.
По происхождению Мурат был чеченцем, но подобно Ивану Ивановичу покинул
родину в возрасте семнадцати лет. Поступив в воздушно-десантное училище,
Мурат претендовал на звание офицера советской армии, но за неуживчивость
характера и общую безалаберность был из училища изгнан. В Чечню он не
вернулся, воспользовавшись предложением одного из своих земляков "принять
участие в благом деле". Под "благим делом" понимались рэкет, торговля
наркотиками, разборки с конкурентами и заказные убийства. Первоначально
Мурат не имел никакого авторитета в криминальной среде. Однако со временем
и накоплением опыта он становился всё более известен, и его даже пригласил
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг