озорной гудок?
"Волга" окликнула целующихся. Они вздрогнули, потом недовольно
посмотрели на машину и, не узнав ее водителя, побрели, взявшись за руки, к
перелеску.
А Николай Олимпиевич узнал и Сережу и Руфину. Это почему-то не
обрадовало его, но, прибавив газку, вспугнув притаившегося грача, он стал
думать о Лидочке Сперанской.
Как странно иногда одна мысль рождает другую. Он вспомнил, что в
дирекции давно пустует место референта по новинкам зарубежной техники. Его
следует занять Лидочке. Она окажется на виду и обязательно обратит на себя
внимание и найдет свое счастье. И он будет рад этому. Что же касается
"веселого ветра", который шевельнул некоторые мысли сегодня, то это все
следует считать такой же ерундой, как и любование Руфиной, похожей на ее
тетку Евгению.
Сегодня утром Руфина, может быть, и хотела всего лишь проверить силу
своих чар на Сергее. Может быть, она три часа назад чем-то и повторила
юность своей тетки Евгении, но не теперь, когда Сережа, смеясь, рассказал
ей о письме на кальке. И чем больше он потешался над собой, тем серьезнее и
старше выглядел в ее глазах. Значит, он вырос настолько, что уже может
критически посмотреть на свою первую мальчишескую любовь.
- Но, Сережа, - сказала ему Руфина, когда они уселись в березняке, -
все-таки эта первая любовь принадлежала мне. И меня она теперь трогает до
глубины души.
- Мне она тоже не кажется такой пустой, как я сейчас рассказываю о
ней. Но я и теперь, Руфина, боюсь поверить тебе и себе и этому дню, -
признавался Сережа. - Может быть, все это только так. Воскресный день, в
который, как ты сказала, случается больше всего глупостей. Но все равно,
всегда, всю жизнь я буду благодарен этому дню.
- За что же, Сережа?
Она хотела подробностей, хотела признаний. И Сережа стал признаваться:
- Руфина, ты одна, которой я могу сказать, что для меня не может быть
другой. В тебе нет ничего, что бы могло не нравиться мне. Я не умею
говорить, как мой брат. Я не вырос на бабушкиных сказках, и меня не
приносила птица Феникс из-за семидесяти семи лет. И я верю, что я ты
когда-нибудь полюбишь меня как равная равного. Конечно, ты и теперь
чувствуешь свое превосходство надо мной. Оно в каждом твоем взгляде. И я
понимаю, что стоит тебе только свистнуть... Прости за такое слово... Стоит
тебе только мигнуть... Еще раз прости. У меня нет настоящих слов. Стоит
тебе только поманить пальчиком, и возле тебя окажется любой из этих Миш
Деминых, Саш Донатовых и всех этих опытных молодцов, играющих на гитарах и
умеющих хорошо носить свои пиджаки. Но можешь ли ты с уверенностью сказать,
что не окажешься потом такой же несчастной, как Лидочка Сперанская?
Сережа произнес эти слова с дрожью в голосе, отвернувшись, не желая
показывать Руфине своих глаз. А она хотела видеть их, поэтому повернула его
голову и, держа ее в своих руках, смотрела ему в глаза.
- Говори все, Сергей. Говори... наверное, я стою этого...
- Не надо так, Руфа. Ты же знаешь, я не могу унизить тебя. Ты никогда
не очутилась бы в положении Лидочки Сперанской. Но если бы оказалось, что
Миша Демин или кто-то другой покинул потом тебя, так же, как Андрюшка
Кокарев Лиду, то все равно я бы пришел к тебе и предложил назваться
Векшегоновой.
Этого признания не ждала Руфина. Так ей не признался бы никто и
никогда. И если бы даже признался, то можно ли было бы поверить его словам?
Вот он, этот заводской человек, о котором говорила мать. Вот оно,
повторение ее отца. Вот человек, который, если понадобится, выроет нору и
поселится там, выдолбит дупло и назовет его домом. Может схватить ее в
охапку и вынести через горящий лес.
Руфина взяла руку Сергея и, прильнув к ней, поцеловала. Рука пахла
порохом и ружейным маслом.
- Какая у тебя большая душа, Сергей Романович Векшегонов. И чтобы
отплатить тебе за то, что ты сказал, я обещаю исполнить любое твое желание.
Руфина, легко вспрыгнув, сбросила разлетайку, накинутую на плечи
поверх сарафана, и пустилась в пляс.
- Тра-ля-ля! Тра-ля-ля! Тра!.. Ля, - напевала она знакомую мелодию из
"Кармен", придумывая новые слова. - Ни для кого еще так не плясала
зазнайка-девчонка... Любуйся, мой милый Сережа... Сгорая от счастья, сожгу
я тебя. А дальше мне слов не придумать для песни... Придумай их сам.
Тра-ля-ля...
Пляска, продолжавшаяся без слов, словно повторяла Сереже обещание
исполнить любое его желание. И он сказал:
- Руфина, пусть Миша Демин не приходит к вам в гости.
- Только-то и всего? - спросила Руфина, положив голову Сережи на свое
плечо. - А я думала, что ты попросишь встречаться только с тобой.
- Это уж как ты захочешь, Руфина. Я ни во что не могу верить...
И они долго сидели обнявшись. Кругом было тихо.
Прыгали кузнечики. В траве розовела полевая земляника.
С тех пор Сережа и Руфина встречались ежедневно. В июле, августе,
сентябре... Они встречались всю осень и всю зиму. И чем дольше были их
встречи, тем они казались короче.
V
Сближение Руфины и Сережи снова сдружило Векшегоновых и Дулесовых. Они
снова начали бывать друг у друга. Чайку попить, пирог добить, масленицу
отметить. Мало ли причин. Было бы желание.
- От судьбы, видно, не уйдешь, - начала давно задумываемый разговор
Анна Васильевна Дулесова. - Но и судьбе надо помочь, чтобы она не ушла от
них.
Разговор сразу же повернулся практической стороной.
- А где они жить будут? - спросила Любовь Степановна.
Такой, казалось бы, второстепенный вопрос вдруг вызвал серьезные
обсуждения. В большую квартиру Романа Векшегонова, оказывается, Руфа не
могла перейти потому, что "когда-никогда" мог вернуться Алексей, а
встречаться с ним при всех обстоятельствах ей было бы затруднительно.
Дулесовский дом старомоден, неудобен и тесен. На квартиру в новом доме
хотя и можно было рассчитывать, но не на такую, что была когда-то уготована
для Алексея и Руфины. Возникнут обидные сравнения, появятся ненужные слова
и все такое...
Дулесова предложила построить для молодых домик.
Векшегоновых вначале это испугало, а потом обрадовало.
- Это можно бы, - оживился Роман Иванович Векшегонов. - Только в
городе нынче с земельными участками теснее тесного. Хуже некуда.
Вот тут-то и начала Анна Васильевна излагать свой план, который был
тотчас же принят. Она начала с того, что двор и огород Дулесовых,
перешедшие к ним от дедов, по нормам нашего времени слишком велики.
- Оно, конечно, - заметила Анна Васильевна, - хотя пока на
Старозаводскую улицу никто руки не заносит, но и до нее дойдет. А если
дойдет, то как скажешь тому же городскому Совету, что мы хотим владеть
тридцатью тремя сотками земли, не считая палисадника, и не желаем этой
землей ни с кем делиться, как родовой и дедовской.
- Жулановская голова! - похвалил жену Дулесов. - Пропасть бы мне без
нее.
- Молчи, - мягко угомонила мужа Анна Васильевна. - А если мы на старом
фундаменте, который был кладен еще в кои веки отцом деда Андрея Андреевича,
срубим новый дом, то уж никому и в голову не придет урезать нашу землю.
Это всем понравилось. И в тот же вечер пошли смотреть старый
дулесовский фундамент. Он прятался в сухих стеблях прошлогоднего репейника
и крапивы. Но час дружной работы по прополке обнажил его гранитную
"вековечность".
- В те годы гранит-то дешевле кирпича был. Сажень вглубь идет. Никакие
морозы не подведут, - принялся нахваливать Андрей Андреевич старый
фундамент. - Нашему бы дому на нем стоять, да некуда было переехать тогда
из старого дома, пока новый ставился. А ставился он чуть ли не три года.
Обсуждение было продолжено и завершено за чайным столом, в присутствии
Руфины и Сергея.
- Три комнаты, кухня, ванная с умывальником, центральное отопление с
малым котелком. Впоследствии водопровод от колонки и прочая канализация, -
проектировал Роман Иванович Векшегонов.
Деньги общие. Против каждого дулесовского рубля - векшегоновский
рубль. Ударили по рукам, запили рюмкой перцовочки и, по второй, белой
водочки, - решили не откладывать.
Разрешение на приобретение материалов было получено до того, как
Сергей, Руфина и техник-строитель Андрюшка Кокарев нашли на чертежной доске
строительное решение применительно к периметру старого фундамента.
Это были увлекательные вечера. Пересмотрев десяток строительных
альбомов, заимствуя из них расположение комнат, выбирая фасад, сечение
крыши, фасоны дверей и рам, они остановились на доме с башенкой. Крутая
крыша, чтобы не надо было сгребать снег, и башенка, начинающаяся выступом
эркера с фундамента и вырастающая потом из правого ската крыши вторым
этажом, привлекательно завершалась ветровым штоком.
В проекте дома продумывалось все до мельчайшей детали, даже
расстановка мебели, томящейся в ящиках на пустующем сеновале.
Сережа много раз перерисовывал фасад, ища краски наружным стенам,
наличникам, орнаментам карнизов и ветровым доскам. И с каждым новым
рисунком домик выглядел сказочнее, захватывая все существо Сережи,
нашедшего теперь едва не потерянное счастье и гнездо, где начнется его
семья, долгожданная семья Векшегоновых-Дулесовых.
Отцы и матери не менее своих детей воспламенились предстоящим
строительством. Роман Векшегонов и Андрей Дулесов, сообразовав свои
отпуска, решили своими руками заготовить бревна для стен. Они получили
разрешение на вырубку лиственниц в заводских дачах. И они из всего леса
выбрали самые погонистые деревья.
Полностью ушли отпускные дни Романа Ивановича и Андрея Андреевича,
помогавших плотникам, зато - результат налицо. Стены сели на старый
фундамент. Башенка поднялась выше конька крутой крыши. Стропила стали на
место, укрепленные временными раскосинами в ожидании обрешетника, а за ним
оцинкованного железа, которое не надо ни олифить, ни красить.
У справных Векшегоновых и запасливых Дулесовых хотя и были сбережения
на... светлый, в данном случае, день, все же строительство в таком темпе
потребовало некоторого напряжения. Дулесовы кое-что продали из лежавшего
впрок. А Любовь Степановна Векшегонова посчитала возможным воспользоваться
брошенной на ее попечение и, наверно, уже забытой Алексеем сберегательной
книжкой, на которую все еще поступали начисления по экономии от его
изобретений и перерасчеты по премиям за рационализацию, когда-то заниженно
подсчитанным осторожными бухгалтерами "предварительно и впредь до выяснения
окончательного эффекта".
Алексей, как видно было из редких писем, не нуждался материально, да и
к тому же разве он сказал бы хоть одно слово, если бы узнал о тратах на
своего родного и любимого им брата... И на одного ли его? И на Руфину,
вольно или невольно обиженную им.
В еще с осени застекленном доме и зимой не прекращались работы по
внутренней отделке.
И когда строительство близилось к концу и счастливая пара торопила
день свадьбы, неожиданно приехал Алексей Векшегонов.
VI
О приезде Алексея было известно и Векшегоновым и Дулесовым. В одном из
своих коротких писем он писал матери: "Собираюсь весной побывать в родных
местах, полагая, что мой приезд теперь уже никому не помешает". Речь дальше
шла об отдыхе, а потом он должен был вернуться в Сибирь, перейти на новый
завод и осесть там.
Намерение Алексея приехать никого не удивляло. Должен же сын
повидаться с отцом и матерью, с дедом и бабкой. Не может же он из-за
несостоявшейся свадьбы не появляться в родных местах. К тому же все
сходились на том, что Алексей тогда поступил разумно. И его даже склонны
были благодарить за единственно правильное решение. Теперь уже все
понимали, что, если бы Векшегоновым и Дулесовым удалось в ту весну помирить
Алексея и Руфину, это был бы не мир, а вынужденное короткое перемирие,
которое неизбежно закончилось бы куда более страшным - разрывом.
Разрывом не между женихом и невестой, а между мужем и женой.
И Руфина, кажется, была благодарна своему бывшему жениху. Она теперь
не могла и представить себя вместе с ним. С этим, каким-то рассудочным и
каким-то "очень правильным" человеком, который, как хочется верить Руфине,
"выдумал сам себя" еще, может быть, в детские годы, а потом, под гипнозом
деда и бабки, перевоплотился в образ, созданный ими, и поверил, что это и
есть он сам.
Так Руфине казалось. Так, может быть, она хотела, чтобы ей казалось.
И, догадываясь об этом, обеспокоилась Анна Васильевна Дулесова.
- И принесла же его нелегкая именно тринадцатого числа, - жаловалась
она мужу. - Я не жду ничего хорошего от его приезда. На ней лица нет. Будто
кто подменил ее. И надо же ей было вчера пойти на станцию! Как рок
какой-то... Как злой глаз.
- Да будет тебе, Анна, - успокаивал жену Андрей Андреевич. - Уж
кого-кого бояться, только не Алешкиного глаза. Добрее-то его и придумать
трудно. Тактично остановился у деда... Какого еще рожна надо... Намекнуть
только ему - и как ветром сдует. Не будет же он, в самом деле, становиться
поперек дороги родному брату. Ты что?
- Я ничего, Андрей... Я ничего... Только вчера вечером Руфина
сказалась больной и не пошла, как всегда, в новый дом, где ждал ее Сережа.
Он работал один допоздна. Не было еще такой дочери, которая могла бы
обмануть материнское сердце. Хоть и не говорит она ничего, а знаю, что
встретила вчера Алексея - и все как будто и не умирало в ней.
А дело было так.
Руфина, получив за вечернюю переработку отгульный день, отправилась на
станцию за журналом мод, оставленным для нее в газетном киоске. Когда она
подходила к главному входу вокзала, увидела Алексея Векшегонова.
Он предстал перед нею таким же, как три года назад. Тот же синий,
пытливый взгляд. Тот же упрямый, будто литой из стали, подбородок. Те же
писаные, унаследованные от матери, брови. Тот же передаваемый из поколения
в поколение прямой и тонкий, с еле заметной горбинкой у переносицы,
векшегоновский нос. И ямочки... Знакомые ямочки на щеках. Только они теперь
стали глубже, как и косая поперечная складка на лбу.
Ему можно было дать и двадцать и сорок лет. Как и три года назад, на
лице Алексея отражалось состояние его души. Оно - то как солнечный день, то
как пасмурное утро, то как тихий вечер. Это было лицо, которое не могло
скрыть ни одной мысли, ни даже самого малого движения души.
Встретив его, Руфина обомлела:
- Ты приехал, Алеша!
Алексей вздрогнул. Остановился. Потом, будто переступая из одного мира
в другой, преобразился. Теперь в нем улыбалось, смеялось, радовалось все. И
глаза, и брови, и ямочки, и, кажется, даже его маленькие уши.
- Руфина!.. Как я рад, что ты первой из всех наших встретилась мне.
Здравствуй!..
Они обнялись и поцеловались. Поцеловались так звонко, что обоим стало
весело-весело. Они так громко смеялись, будто никогда никакая черная кошка
не пробегала между ними.
- Давай, Алеша, я тебе помогу нести второй чемодан...
- Нет, нет, - отказался Векшегонов. - Расскажи лучше, как живешь. Ты
уже замужем, Руфина?
- А ты женат, Алеша? - вместо ответа задала вопрос Руфина.
- Я?.. Ну что ты, Руфа. Я человек, мало подходящий для женитьбы... Ну
да зачем об этом говорить.
- Ты надолго?
- Даже не знаю. Как поживется. У меня вынужденный перерыв. С одним
заводом покончил, а другой еще не готов. Я теперь пока перелетная птица, но
скоро осяду.
- Нашел Ийю? - спросила Руфина. Спросила, кажется, неожиданно и для
себя.
- А я и не искал. Зачем искать потерянное? Да и Сибирь не
Старозаводская улица, где все наперечет.
- Да, конечно, конечно, Алеша...
Дальше разговор не пошел. Вскоре они остановились у ворот
векшегоновского дома. Остановились и простились.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг