над голой спиной.
Я перевел дыхание, но в небе появилось еще одно крылатое чудовище. Они
кружили над одним и тем же местом, потом передвинулись, все время наполняя
воздух отвратительным визгом. Я насторожился, рука потащила из ножен меч,
ибо погоня, похоже, двигалась в мою сторону.
Беглец выскочил из тени скал. Гарпии завизжали, воздух наполнился тугими
хлопками крыльев, я ощутил ветер на лице. Беглецу оставалось пересечь
небольшое пространство, а там снова острые скалы.
Я вскрикнул:
- Держитесь, любезный друг! - пришпорил коня, ринулся к месту схватки.
Беглец опустился на колено, в руках мелькала короткая дубинка, но он ей
отбивался с необыкновенной ловкостью. Гарпии на лету били клювами,
царапали когтями, старались сбить с ног и вонзить когти в незащищенный
живот.
Я увидел темные полосы на бледной коже. Никто не заметил меня, налетающего
вихрем, и мой меч рассек одну гарпию пополам, вторая бросилась с бешеной
яростью, я подставил щит, когти впились в железо с такой легкостью, словно
щит был из сырой глины. Я поспешно махнул мечом, лезвие скрипнуло по
жестким перьям - и голова со страшным клювом отделилась от тела.
Беглец катался по земле, обхватив третью гарпию обеими руками. Я послал
коня вокруг, меч поднял для удара, но вскоре послышался уже знакомый мне
гадкий хруст. Гарпия взвизгнула, как кошка, крылья ее бессильно
распластались. Она не двигалась больше, но не двигался и беглец, чьи руки
были плотно сомкнуты на шее отвратительной твари.
Я забросил щит на спину, наклонился с коня. Огромные кожистые крылья
закрывали беглеца почти целиком. Я, держа меч в одной руке, другой ухватил
гарпию за крыло и подал коня назад. Руки беглеца расцепились. Я стащил с
него крылатое чудовище, конь пятился, дрожа. Когда я выронил гарпию ему
под ноги, конь задрожал, отпрыгнул и все норовил пуститься вскачь.
- Погоди, - сказал я ему внушительно, - надо посмотреть, он же ранен...
Но конь трясся, храпел, пятился. Я соскочил на землю, поводья забросил на
седло. Конь тут же попятился дальше, а я пошел к спасенному.
Луна выскользнула из-за облачка, мертвенный свет упал на землю. Я как раз
подошел к беглецу, мои ноги примерзли к земле. Человек, если это человек,
был страшен. Теперь, когда я сам на земле, начал понимать, что человек и
есть наверняка то, что называют великанами. Голова как пивной котел,
звериная морда, огромная бочкообразная грудь, длинные волосатые руки, но
все это я заметил лишь мельком, а глаза мои прикипели к морде
спасенного... нет, человека, к которому я пришел на помощь. Теперь я
чувствовал, что он справился бы со всеми крылатыми тварями и сам.
Весь он казался высеченным из камня. Возможно, он и есть из камня, ибо ни
ран, ни царапин на коже, только клочья сорванного мха. Из-под сильно
выступающих надбровных уступов блеснули красные огоньки. Ни зрачков, ни
радужной оболочки - только багровый огонь, что полыхает, казалось, внутри
каменного черепа.
- Ну... - сказал я и закашлялся, - ты... надеюсь... в порядке?..
Человек приподнялся, сел. Длинные руки упирались позади него в землю.
Пальцы без усилий вошли в твердую, как камень, землю, словно в сырое
тесто. Красные глаза следили за мной с интенсивностью радара,
запеленговавшего самолет без опознавательных знаков.
Я сделал осторожный шажок назад. Если оно кинется, от меня останется
мокрое место. Уже сейчас видно, что это... этот человек, даже сидя, почти
одного роста со мной, а по весу вдвое больше, чем мы с конем вместе.
- Отдыхай, - проговорил я неуклюже. - Если что, свистни! Буду близко,
приду на помощь.
Пятился, пока спиной не уперся в конский бок.
Конь, к моему удивлению на чудовище среагировал без страха, гарпия его
пугала больше. Даже мертвая. От чудовища не пахло волчьим или каким-то
звериным духом, а скал мой конь не страшился, будь они даже трижды живыми
- переживыми.
Когда я кое-как взобрался в седло - кое-как, потому что хоть конь и не
дрожал, но мои руки и ноги все-таки тряслись, - конь послушно развернулся,
я пустил его шагом. И вдруг сзади раздался пронзительный свист. Я
непроизвольно натянул повод.
Конь разом остановился, дрожа, присел. Я развернулся к седле. Человек уже
поднялся на ноги. Дубина отливала синевой. Теперь, когда свет падал
по-другому и все предметы обрели настоящую перспективу, я наконец-то
понял, что беглец не кажется великаном, а и есть настоящий великан.
Возможно, горный великан, а дубина его из металла. Он смотрел мне вслед,
дубина в правой, а левая поднялась в воздух. Я не верил глазам, он покачал
в воздухе широкой ладонью в жесте прощания.
Я помахал в ответ, отпустил повод, и конь с великой охотой и
старательностью понес меня дальше по залитой лунным светом долине. Взгляд
сразу ухватил большую груду камней, а в середине остов не то основания
башни, не то гигантской печи...
Руины оказались крохотной часовней. Я слез на землю, перешагнул через
каменные завалы - Бернард мог, если оказался раненым, заползти и сюда. Под
ногами каменный пол, в большом камне с отколотыми краями и сбитыми
надписями можно угадать алтарь. Но он весь изгажен нечистотами. Я сумел
разобрать только три буквы латинского алфавита, а потом еще две. По
гранитной плите явно били молотами, топорами, мечами. Есть даже крохотные
оспинки от стрел, а вот эти полосы...
Я зябко повел плечами. Страшные борозды, будто огромный зверь царапал
камень с такой же легкостью, словно стену из глины. Я, дитя своего века,
абсолютно нерелигиозен, мне смешны отцы города или члены правительства,
что кланяются иконам и целуют микробную руку пьяного попа, но любая
религия в своей основе подразумевает нечто чистое, возвышенное,
вытягивающее человека из дарвиновской твари в нечто наивно божественное,
так что равнодушие равнодушием, а осквернение коробит мою интеллигентную
душу, можно сказать, возмущает даже.
В моем мире я прошел бы мимо, не поведя бровью, сказал бы разве нечто
умное, нельзя, мол, так поступать даже с нелепым старьем. Воевать и
отвергать - да, но не глумиться, не гадить... Но сейчас я, перенесенный из
мира благих порывов в мир духовного экше-на, почти неосознанно сорвал
пучок травы и тщательно вытер алтарь. Я человек своего мира, где каждый
инстинктивно сражается со страшным давлением со стороны властей, налоговой
полиции, СМИ, начальства, коллег, родителей, инстинктивно следует
принципу: если дают линованную бумагу, то надо писать поперек. Я и сделал
поперек: вытер алтарь, чем немало удивил бы всех знакомых. Мне этот алтарь
не нужен, я не нуждаюсь ни в каком боге, уже сто раз это говорил и
повторяю это снова, но раз в мире есть богомольные старушки, так пусть
этот отесанный булыжник послужит, принесет утешение им, а также всем
слабым и трусливым.
Обыскав камни, я уже собрался выбираться к коню, как вдруг взгляд
зацепился за основание алтаря. Там, где я стер нечистоты, на камне
проступила четкая бороздка. Заинтересованный, я присел, нажал ладонью.
Каменная стенка подалась, я сунул руку в нишу, пошарил. Пальцы наткнулись
на нечто знакомое, но непривычное в этом мире.
В лунном свете находка показалась еще более странной, чем если бы достал
ее в жаркий полдень. Лунный свет - это вампиры, оборотни, эльфы и гномы, а
здесь обыкновенная книга, толстая, пухлая, читанная и перечитанная, с
"ослиными ушами", шелковой ленточкой Для закладки, золотым обрезом,
дорогим капталом. Впрочем, книга не совсем обычная, чересчур старинная, за
такие коллекционеры отваливают сотни баксов. А то и тысячи.
Книгу я сунул в седельный мешок, вскочил на коня и послал его легкой рысью
дальше.
- Бернард! Бернард!
И снова вспомнил, что не знаю, в какую сторону мне возвращаться. И не
удаляюсь ли я от места схватки в ту сторону, куда Бернард мог бы добраться
разве что на крыльях. Несколько раз привстал на стременах, покричал, но
голос мой жутко и одиноко разносился всего на десяток шагов, а там странно
глох, словно упирался в невидимые стены.
- Ну, - сказал я коню дрожащим голосом, - тогда надо как-то перекоротать
ночь...
Одно место показалось выше других, я пустил туда копытное, соскочил на
землю, оказавшись на вершине. Это выглядело, как бывший холм, что от
старости расползся в коровью лепешку. Дурость с моей стороны, надо бы,
напротив, выбрать место пониже да забиться в норку, ложбинку, затаиться в
ямке, но я чересчур дитя благополучного и безопасного века. Зато отсюда
все хорошо видно.
Вблизи отыскалось бревно, достаточно сухое, но такое огромное, что я
засомневался, что сумею поджечь. Однако костер вспыхнул таким ярким
пламенем, что стало ясно: если я и не найду никого больше, то уж меня
найти проще простого. Этот светящийся цилиндр света вытянулся до самого
неба, там уперся в небосвод, а звезды погасли. За освещенным кругом
абсолютная чернота, настоящий холодный и мертвый космос. Да ладно, пусть
видят, где я, друзья и враги, все равно хуже уже не будет.
Вытянулся возле костра, ноги гудят. Из мешка выдвинулась толстенная пухлая
книга. Я раскрыл из любопытства, раз уж такие в букинистике стоят бешеные
деньги, надо хотя бы посмотреть, что в них такое.
Полистал, убедился, что ценится разве что старая бумага, смануфактуренная
без всяких добавок, по старым рецептам, очень дорогим и непродуктивным, да
еще сам шрифт, нестандартный, каждая заглавная буква в киновари, а
начальная буква главы и вовсе изображает сценки из жизни святых. Или
угодников, не знаю.
Ага, после всех описаний жития идут практические советы. Типа справочника
молодой хозяйки: что варить в постные дни, что в разгрузочные, что
надевать, как украшать дома в праздники, какие молитвы творить в дороге
супротив Темных сил, а вот - какими средствами ограждаться, когда ночуешь
в темном чужом лесу.
Это я прочел с жадным интересом. Я не в лесу, но в мире достаточно темном,
к тому же в дороге, к тому же дитя урбанизации, вся жизнь в помещениях,
над головой всегда крыша, будь это потолок квартиры, офиса, метрополитена
или автобуса.
Запинаясь, я прочел молитву вслух, все равно никто из знакомых меня не
увидит и не расхохочется в лицо, повернулся и поклонился на все четыре
стороны света. По-моему, последнее уже лишнее, явно языческое проникло в
чисто христианское логово, как православие почти целиком вобрало языческие
обряды и праздники.
Веки отяжелели, я отчаянно зевал, выворачивая челюсть. Спать на открытом
месте страшновато, но если просижу у костра всю ночь, то все равно засну
утром, что намного хуже. Похоже, я заснул, как бревно, крепкое, мореное,
пролежавшее в песке лет сто, потому что, когда сквозь сон услышал голоса,
ощутил одновременно, что поспать успел, не совсем, но все-таки...
Костер наполовину прогорел, бревно уже рассыпалось на крупные багровые
уголья. Те, что ближе к краям, покрылись толстым слоем серой золы.
Багровеет только россыпь посредине, похожая на крупные рубины. Освещенный
круг сузился, я опасливо подтянул ноги, а то подошвы тонут во тьме. Вдруг
что-то страшное цапнет и потянет в темноту... А там в самом деле слышатся
веселые голоса, смех, хихиканье.
Я сунул конец толстой палки в угли, дождался, пока вспыхнет ярким
пламенем, поднял над головой, сам встал и сделал шажок в сторону голосов.
На фоне звездного неба три молодые девушки. Все три смотрят с живейшим
интересом. Одна толкнула подругу локтем.
- Смотри-смотри, - услышал я быстрый шепот, - молодой какой!
- И красивый, - добавила вторая игриво. Третья посмотрела мне в глаза,
отблески пламени играли на ее удлиненном лице. Глаз рассмотреть не
удавалось, но свет красиво выхватывал из полутьмы аристократические скулы,
белые зубы, высокие брови, тонкую шею. Из одежды на девушках настолько
свободные одеяния, что я принял их за наброшенные прямо на голые тела
легкие одеяла.
- Незнакомец, - сказала третья, голос ее был чист и нежен, - нам,
странствующему народу, нечасто приходится встречать в путешествии героев.
Я кашлянул, спросил осторожно:
- Это я герой?
Она раздвинула губы в улыбке.
- А кто еще осмелится ночевать в Заклятой степи? Даже храбрейшие рыцари
проезжают только днем, да и то в сопровождении больших отрядов воинов!.. А
ты - один. Приди к нам, в наши шатры. Мы разделим с тобой нашу скромную
трапезу. Ты расскажешь о своих подвигах, а мы предостережем тебя о
ловушках, что лежат на твоем пути.
Я поднял факел выше. В полутьме угадывались очертания не то шатров, не то
кибиток, доносилось фырканье коней. Я сделал пару шагов вперед, теперь
свет выхватил край ближайшего шатра. Там как раз двое мужчин разжигали
костер, пожилая женщина свалила со спины вязанку хвороста и со стоном
разогнула натруженную поясницу.
- Пусть там пока готовят скромную трапезу, - предложил я, - а вы давайте к
моему костру. У меня есть сыр и хлеб, даже немного сладостей.
Одна захлопала в ладоши.
- Сладости! Как я их люблю!
- Иди сюда, - предложил я. Она поколебалась, оглянулась на мужчин у шатра.
Плечи ее поникли.
- Не могу, - донесся ее тихий жалобный голос. - Наша вера запрещает
принимать пищу у чужих костров. Иначе мы исчезнем как народ.
- Ага, - сказал я понимающе, - цыгане. А вы обманите своих... мужей?
Девушки расхохотались все трое. Третья, видимо старшая, объяснила:
- Мы не замужем. У нас девушки выходят замуж только тогда, когда родят
хотя бы одного ребенка. Желательно от чужака, чтобы влить свежую кровь в
наше древнее племя, самое древнее на земле. Так что сейчас-каждая из нас
будет очень стараться, чтобы ребенок родился именно у нее.
Вторая хихикнула:
- Но ты можешь постараться, чтобы родился у каждой из нас!.. Мы же сестры.
И друг друга любим.
В голове пронеслись красочные образы, как и что я с ними проделываю, все
такие свеженькие и сочные, даже без привычной смуглости, ведь я сам
слыхал, что в ряде племен гостям подкладывали девственниц, чтобы
разнообразить племя. А уж к ложу героев так и вовсе выстраивается
очередь...
Я нагнулся, взял с земли седельную сумку, сделал шаг. Девушки смотрели на
меня во все глаза с жадным ожиданием. Одна в нетерпении шевельнула
плечами, одеяло сползло на землю. Я все еще держал в одной руке факел,
пламя осветило ее обнаженную фигуру, стройную и в то же время
необыкновенно чувственную.
Вторая вскрикнула ревниво:
- Кенга, это нечестно! Мы должны все вместе... Она тоже сбросила одеяло, я
ахнул - такой фигуры еще не видел, и тут одеяло сбросила третья. Я
прикусил губу, тяжелая кровь со всей периферии сразу пошла густым тяжелым
потоком по назначению, я еще никогда не видел такой сексуальности, даже на
порно-сайтах Интернета, где можно выставить все, что угодно, подрисовав в
нужных местах...
Чересчур красива и эротична, мелькнуло в голове острая мысль. Такие из
королевских спален руководят странами, затевают перевороты, объявляют
войны, сменяют самих королей и возводят в короли любовников.
- Да сгинут перед лицом твоим ненавидящие его, - сказал я, почти не двигая
губами. - Да исчезнут яко дым...
Торжественные старинные слова прозвучали в ночной тишине достаточно
отчетливо. Яркий трепещущий свет ударил по глазам. Я отшатнулся, тут же
над головой сухо и страшно треснуло, раскололось, лопнуло, и лишь потом в
стороны прокатились тяжелые раскаты грома.
Вместо женщин на кратчайший миг возникли серые чешуйчатые звери. Пасти
распахнуты, капают слюни, зубы блестят - затем тьма, я слышал только
шипение, легкий треск, пощелкивание. Ослепленные глаза медленно привыкали
к прежнему лунному свету.
Я вздрогнул, ноги ослабели. Слева всего в сотне шагов чернеет высокая
страшная башня. Как я ее не увидел, ума не приложу. Или мне кто-то умело
отвел глаза, так это называется. Я видел все, что угодно, только не эту
башню, от которой так и веет злом, ужасами, предательством. Правда, вместо
чудищ я тоже увидел не совсем то, что было, но тут, видимо, они
побаивались, что я пробуду в круге света всю ночь, а их сила, видимо,
срабатывает только в ночи.
Я добрался до коня, успокоил, тот дрожал, почти как и я, но я человек, а
не тварь дрожащая, взял себя в руки, хоть и противно, поставил ногу в
стремя, готовясь взлететь в седло с первой попытки, заставил себя
опомниться.
Зловещая башня смотрела черными провалами окон. Яркий лунный свет увязал в
той тьме, я почти физически ощутил этот плотный, как протекторная шина,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг