"Фу ты! Идиот и есть! - выбранил я себя. - Забыл концовку письма?
Самому надо было догадаться, что Обтекушин здесь жить не может!" Но
адрес-то он назвал именно этого дома. Стало быть, никакого иного адреса у
него тогда и не было... Но что мне теперь было забивать голову заботами и
тайнами Обтекушина? Или недоразумениями, с ним связанными?
А не выставить ли мне "Столичную" на доминошный столик и не отвести
ли душу в разговоре с совершенно незнакомым мне человеком? Не таскаться же
с бутылкой по городу. Однако мысли о том, что прежде пришлось бы объяснять
предполагаемому собеседнику, что мне Обтекушин и зачем я его ищу, подавили
во мне искушение.
- Спасибо за справку, - сказал я.
- Не за что, молодой человек...
Я вышел в Институтский переулок и побрел неведомо куда. Можно даже
сказать, поплелся. Переулок был тих и пуст, только белая "Волга" стояла
позади меня у тротуара. Минуты две пробрел я в бестолковых раздумьях и
раздражении и вдруг почувствовал, что "Волга" едет за мной. Причем катит
не спеша, не резвее меня. "По мою душу, что ли? Наконец-то!.." Метрах в
двух впереди меня машина остановилась, передняя дверца ее распахнулась, и
я увидел Вику, Викторию Ивановну Пантелееву.
- Василий, садись, пожалуйста...
- Я что - арестован?
- Нет, не арестован. Задержан.
- И то слава Богу. Но у меня нет желания садиться в ваш автомобиль.
- Ну прошу тебя, хоть на пятнадцать минут...
- Мне было обещано, что ваше семейство отстанет от меня.
- Отстанет. Завтра я улетаю в Лондон. И беспокоить тебя более никто
не будет.
- Ладно. Пятнадцать минут.
Я уселся рядом с Викторией. Захлопнул дверцу.
- Ну и что теперь вам нужно от меня?
- Кому - "вам"?
- Вам. Виктории Ивановне Пантелеевой.
- Ты, Василий, в раздражении. Возможно, у тебя и впрямь есть поводы
быть рассерженным. Но ты и дурачишься. А на "вы" у нас с тобой из
разговора ничего не выйдет.
- Хорошо. Перейду на "ты". Хотя это ничего не изменит. И почему же
мне не быть рассерженным? Каким макаром ты оказалась здесь? Ты что, меня
выслеживала и подкарауливала?
- Да, подкарауливала. Ждала в вашем переулке. А когда ты вышел,
поехала за тобой.
- А если бы я шел в Институтский на свидание с дамой и всю ночь бы
провел у нее?..
- Я просидела бы здесь ночь, а тебя бы дождалась...
- Зачем тебе это?
- Мне завтра лететь в Лондон, и надолго.. А мне надо поговорить с
тобой.
- К чему разговор? И что из него может выйти? Или не выйти?
- Надеюсь, поймешь.
- Или не пойму. Он мне нужен - этот разговор?
- Тебе, может, и не нужен... Поедем куда-нибудь? Или останемся здесь?
- Останемся здесь. Здесь тихо и пусто. И ставлю условие: никаких
обсуждений истории с Юлией.
- Но... Два-то слова?
- Ладно... Два слова. Но только от себя. А не от нее. И в ответ от
меня услышишь два слова.
- Она ведь мается... - помолчав и глядя в ветровое стекло, произнесла
Виктория. - Она ведь и в редакцию ходит из-за тебя...
- Все кончено и никогда не возобновится. И случилось это, видимо, в
мгновение. Ударом. Как бы это тебе объяснить помягче... Твоя сестра...
твоя сестра... Пусть это грубо, но это так... твоя сестра не вызывает у
меня никаких ощущений как женщина... она мне не желанна... Такова реакция
организма... Или натуры... Мне бы обратиться к психиатру либо к
сексопатологу. Но я не стану делать этого...
- Это серьезно, - сказала Виктория.
- Это серьезно, - подтвердил я.
- Да-а-а-а... - протянула Виктория. И будто бы испросила разрешения:
- Я покурю?
- Кури... Отчего же...
Сигареты у нее были английские. А может, французские, крепкие, с
махорочным запахом. Во всяком случае, не американские. В тот год Москва
была завалена прежде диковинными для нас американскими сигаретами. Четырех
сортов - "Астор", "Филип Моррис" и еще каких-то, не знаток, не помню. По
рублю пачка. Партию табачных изделий везли через Москву в Турцию, но
что-то произошло не ахти приятное для Турции, и сигареты пустили в продажу
в Москве. То-то был для любителей праздник! Моя студенческая знакомая
бегунья Вика Корабельникова сигареты ко рту не подносила. Бизнес-вумен,
бизнес-баба Виктория Ивановна Пантелеева, похоже, стала свирепой
курильщицей. На меня она так и не глядела, сидела лицом к ветровому
стеклу, но и в переулке ничего не видела, признание мое, по всей
вероятности, оказалось для нее неожиданным... Была она нынче в кожаной
куртке с рыжим меховым воротником, светло-русые волосы ее, как и при
последнем нашем свидании, стягивало, возможно, и не пластмассовое, а
дорогое кольцо. Тогда, на Лесной улице, в нервическом срыве, желая при
этом выкрикнуть Вике нечто гадкое, глумливое, не рассчитав силы, я
оттолкнул от себя Викторию, она чуть не упала на тротуар, а кольцо ее
свалилось, разрешив ветру трепать длинные викины волосы. Теперь я был
обязан смирить свое раздражение и тихим слушателем дотерпеть разговор до
конца.
- Свежая "Волга", чистенькая, - сказал я. - Двадцать первой модели,
что ли?
- Да, - кивнула Виктория. - Стоит в гараже. Купила в прошлый приезд.
В "Березке", естественно.
- Красиво живете...
- На свои деньги, - почему-то поспешила сообщить мне Виктория. - Я
ведь зарабатываю больше Пантелеева. Бизнес-леди. Стерва, стало быть.
- Стервой ты уже представлялась мне в прошлый раз. Я разрешил себе в
это не поверить.
- Тебе не все равно, стерва я или нет...
Она поднесла зажигалку к новой сигарете.
- А папаша наш, - помолчав, произнесла Виктория, - привез тебе из
латинских америк галстуки...
- Неужели три штуки? - оживился я.
- Именно три...
Я рассмеялся.
- Отчего ты смеешься? - удивилась Виктория.
- Однажды во сне, кошмарном, но веселом, мне явилась Валерия
Борисовна и сказала, что Иван Григорьевич купил мне в Латинской Америке
три галстука, о чем только что сообщил ей по телефону из Лимы...
- Это действительно смешно... - улыбнулась Виктория.
- Было смешно... Но уже отсмеялись... А к чему ты вспомнила о
галстуках?
- А ты к чему оценил свежесть автомобиля? - спросила Виктория.
- Вот уж не знаю! - сказал я искренне. - Это ведь тебе, по твоему
мнению, нужен разговор со мной. Я же бормочу все это из вежливости...
- Вроде бы ты, - произнесла Виктория неспешно, - вот сразу все
прояснил и поставил наше семейство на место. И меня, естественно.
Молча мы просидели минуты две.
- Да! - словно бы спохватился я. - Теперь уже я хочу узнать об
одной... мелочи... Что там Валерия Борисовна толковала мне об обязательных
действиях какого-то бубнового валета? Ты не в курсе?
- Бубнового валета... - задумалась Виктория.
- Ты вообще-то в курсе того, что случилось с твоей сестрой? И со мной?
- Мне все рассказали... Вроде бы... и об арестах, и о пощечине...
Юлия добавила мне даже и про пистолет...
- Хорошо, - кивнул я. - Тогда разъясни мне про бубнового валета...
- Тебе известны мамашины причуды, - сказала Виктория. - Вера ее в
гадалок и ясновидящих непоколебима. А тут еще и смертельная опасность в
случае с дочерью. Ей внушили мысль об обязательности присутствия бубнового
валета...
- С чего это вы принялись городить о какой-то смертельной опасности!
- выкрикнул я, прервав Вику и забыв о намерении тихо вытерпеть разговор. -
Вернулся бы Иван Григорьевич на белом коне, и все бы завершилось полным
семейным благополучием!
- Нет, Василий, ты ошибаешься, - покачала головой Виктория. -
Полагаю, что мать была права. Это теперь история с Юлией представляется
пустяшной. А тогда мать не преувеличивала ее серьезности.
- Валерия Борисовна, - опять чуть не выкрикивал я, - втравила меня в
глупейшую историю, освободиться от последствий которой я, наверное,
никогда не сумею!
Виктория посмотрела на меня с удивлением, и по глазам ее я понял, что
моя история ей неизвестна.
- О чем ты, Василий?..
- Какая в вашей семье существует легенда по поводу освобождения Юлии?
Что и как объяснили академику Корабельникову?
- Он не желает об этом говорить. Сказал лишь, что случилось
недоразумение, казус, о чем следует забыть, в особенности Юлии... Его
объяснение считаю разумным... Мать же... Ты ее знаешь... Мать же убеждена,
что произошло чудо. И не обошлось без предсказанного бубнового валета.
- Опять мы пригребли к бубновому валету! - воскликнул я. - И кто же,
по мнению Валерии Борисовны, этот самый бубновый валет?
- Не знаю, - растерялась Виктория, - не знаю... Говорит, что
предполагает, кто это... или догадывается... но открывать тайну нельзя...
Ты сказал: она втравила тебя в глупейшую ситуацию...
- Пыталась втравить. В глупейшую. И должен добавить - в унизительную
ситуацию!
- Что же это было?
И тут я не выдержал, сорвался, рассказал, идиот, Виктории о еще более
идиотском произведении себя в Михаила Андреевича товарища Суслова и
вертушечном разговоре с генерал-полковником Горбунцовым. Остановиться не
мог, выболтал все подробности, умолчал лишь о Тамаре, хотя и признался,
что в пустой кабинет К. В. попал с помощью некоего приятеля, имя его я не
назову и на дыбе. Не назвал я и Миханчишина. Выброс или всплеск слов своих
я закончил так:
- Забудь обо всем, что ты от меня услышала. Произошел - наверху или в
недрах - казус, как сказал Иван Григорьевич, и все. И более ничего. А
звонок мой, возможно, ничего не решал в судьбе твоей сестры.
- Однако ты произвел звонок, - тихо сказала Виктория.
- У Даля сказано, я заглядывал в него недавно, бубны - карточная
масть, красные кирпичики... Не с чего ходить, так с бубен... Бубны все
дело поправят!.. - я опять почти кричал. - Валерии Борисовне не с чего
было ходить, и она бросилась к бубновому валету. Но она ошиблась. Вовсе не
того человека она посчитала бубновым валетом!
- Выходит, она не ошиблась, - сказала Виктория.
- У того же Даля написано. Валет - младшая из фигур в игральных
картах, холоп, хлап, холуй, хам!
- Но все же ты смог вызволить Юлию!
- Возможны совпадения чего-то... - и опять крик:
- И вовсе я не вызволял твою сестру! Меня загнали в Троекурову яму, и
мне должно было выломиться из нее!
Я замолчал. Молчала и Вика.
Она закурила. Рука ее тряслась.
Понятно, ей было сейчас о чем поразмышлять. Но отчего я выложил ей
вдруг свое запретное? Не из-за подсознательного ли желания выказать себя
этаким молодцем-освободителем? Это вышло бы делом противным. Маленький
комарик при мухе-цокотухе. Так, что ли? И впрямь удалец! Сейчас бы, ощутил
я, стакан коньяка, да из Тамариных рук. У меня же бутылка "Столичной",
вспомнил я.
- Виктория Ивановна, - сказал я. - У тебя в хозяйстве случайно нет
какой-нибудь посудины?.. Или емкости?..
- Какой посудины? Какой емкости? - Вика, похожее не слишком ясно
соображала теперь, где она находится кто сидит с ней рядом.
- Ну, из чего бы выпить, - подсказал я. - Я что-то разволновался...
Будто бы опять побывал в кабинете К. B. А в сумке у меня "Столичная".
- Открой бардачок, - предложила Вика.
В бардачке действительно имелась посудина, фарфоровый или фаянсовый
стаканчик, с сизыми овечками на боку, граммов на сто.
- С вашего позволения, - сказал я.
- Потом нальешь мне...
- Ты же за рулем...
- Ничего... У меня заграничный паспорт... И есть таблетки, подходящие
к случаю...
- Ну коли так, налью...
Сам я был готов употребить две дозы с овечками. И без задержек...
- Ты, Василий, меня удивил, - сказала Виктория, возвращая мне
посудину.
- Рассказом или действием?
- Действием, конечно...
- Я сам себя удивил, - сказал я. И сейчас же сообразил: а не запищал
ли снова маленьким комариком, одолевшим старичка-паучка?
- И твоими нынешними чувствами к Юлии как к женщине...
- Тут от меня ничего не зависит, - угрюмо произнес я. - Случай
медицинский...
Вылетевшие из меня слова показались мне совершенно пошлыми, я будто
бы важничал или рисовался сейчас перед Викторией, разговор следовало
прекращать! Да и сама Виктория Ивановна Пантелеева обязана была
сообразить, что все, хватит, освободить двадцать первую модель от моего
присутствия, а меня - от интересов благородного семейства, и помахать мне
на прощанье деловито ухоженной ручкой.
Я плеснул водку в посудину, выпил, задышав напиток рукавом.
- На посошок, - сказал я.
Вика указала глазами на бутылку, спросила:
- И это для тебя теперь серьезно?
- В каком смысле? - выговорил я с вызовом.
- До меня донеслось, что ты чуть ли не запил, - сказала Виктория.
"Донестись" до нее могло только от одного человека, посещавшего нашу
редакцию, и известие об этом донесении должно было меня разозлить, Вика не
могла этого не понимать. Однако она смотрела на меня с состраданием или
даже - показалось на мгновение - с сострадательной нежностью, но я вместо
того, чтобы обрадоваться или умилиться этой нежностью, как и в прошлый раз
на Лесной, ощутил себя девятиклассником, столкнувшимся на перемене с
заведующей учебной частью. Женщина глядела на меня куда более взрослая и
разумная, нежели я. Мне необходимо было освободиться от ее власти и опеки,
и требовалось произнести какие-нибудь подлые слова. Но мною было
произнесено лишь некое шипение:
- Разумнее было бы поучать вам своего супруга, коли нашлись бы к тому
какие-либо основания, а не тратить время на мое воспитание.
И я открыл дверцу "Волги".
- Подожди, Василий, - вцепилась мне в руку Виктория. - И не обижайся.
Тут не поучение... тут необъяснимая и для меня самой озабоченность...
Может, кому-то именно и надо, чтобы ты запил... Или хотя бы расслабился...
- И кому же это надо? - спросил я.
- Я не знаю. - Деловая леди или завуч пропала, передо мной сидела
испуганная Вика Корабельникова, правда лишившая себя косы. - Я боюсь за
тебя... И я хотела бы увидеть тебя... Стала бы я выслеживать тебя, если бы
у меня не возникла жизненная необходимость видеть тебя!..
Я помолчал. Потом сказал опять же с вызовом (только кому? Виктории?
себе? судьбе? миру?):
- Напрасно... Мне теперь все равно... Я потерял интерес к жизни...
Мне теперь никто не нужен. И я не нужен никому...
Позер, тотчас оценил я себя, позер! Но ведь я не врал возможно,
пафосно преувеличивал свою маяту, но по сути-то - не врал...
- Василий, Васенька... - и ладони Вики охватили мой кулак, принялись
гладить мои пальцы.
И тогда случилось то, чего я опасался. Я чуть было не расплакался. Но
вместо слез изошел из меня поток слов дотоле мною никому не произносимых.
Они были заперты во мне, но теперь вырвались. Я говорил о том, что мне
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг