Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
Шеврикука, посетив Гликерию, как он полагал, напоследок и убедив себя в
том, что она и впрямь взбалмошна, капризна, барыня и хватит ему с ней, уже
скучно, учинил скандал. Скандал мерзкий. Но все как будто бы у них (или с
ними) закончилось. И ладно. Что же теперь-то произойдет при его явлении?
Вот отчего конвой бабки Старохановой не повредил бы...
  Темень не рассеивалась, и в Шеврикуку вошла тревога. Апартаментам
четвертой сотни положено было быть, но их не было. Шеврикука шагал и шагал
и мог никуда не прийти. Но не растяжение истоптанного им пространства было
причиной его тревоги. "Чудовище! - будто кто-то шипел в нем. - Чудовище!
Всюду и вокруг Чудовище!" Какое чудовище? И что значит - всюду и вокруг? И
кто шипит в нем? Проносились мимо него серые пятнистые силуэты, кривые
плоскости, свитки, чьи-то руки, или глаза, или рыла проступали из тьмы,
кто-то кашлял, бранился невнятно, хрюкал, стонал или выл, но все это было
знакомо, объяснимо и не несло ни зла, ни предупреждения, хотя Шеврикука,
как и прежде, рисковал. Это были блики быта Дома. Нет, чувства возникали
новые. В них скребло предощущение Ужаса. Душно стало Шеврикуке, душно!
Рука его рванулась к горлу, надо было отодрать давящее. Но не отодрала. И
почувствовал Шеврикука, что его, сдавливая уже всего, вбирает в себя нечто
живое, страшное и огромное, дышащее жарко и смрадно, и он уже внутри, в
чреве Ужаса...
  Отпустило. Смрад пропал. И возник свет. Тусклый, словно от
двадцатипятисвечовой лампы, но свет.
  Шеврикука тяжело дышал. Потом закашлялся. Глазам стало больно, и потекли
слезы. Будто его травили газом. Ни Бойс, ни бабка Староханова не могли
позволить себе таких развлечений. Кто-то другой. Что-то другое. И своего,
похоже, добились. Испугали. Но, может, ничего и не добивались?
  Идти назад было бы бессмысленно. Шеврикука и не пошел бы. А вот уже и
потянулись Апартаменты четвертой сотни. Дыхание его восстановилось, а
глаза не слезились. Шеврикука нащупал невидимый гвоздь и повесил на него
воронью лапу с алюминиевым ромбом.
  - Войдите, - лениво или вовсе нехотя соизволили пригласить.
  И будто зевали.
  Шеврикука плечом проткнул стену и вошел.
  Пригласили его нынче войти в спальную Кроме Гликерии, находилась здесь
совсем необязательная сейчас Невзора, она же Прилепа, она же Дуняша
Отрезанная Голова, она же Копоть. Можно было и еще припомнить имена или
прозвища, связанные с той или иной историей этой вертлявой прохиндейки. В
Апартаментах Гликерии она просила называть себя камеристкой чудесной
госпожи. Хотя ее следовало бы списать из кухарок в посудомойки.
  Гликерия была уже одета, сидела на мягком пуфе вблизи корабля-алькова,
почти под самым темно-синим с золотыми блестками балдахином, Невзора
причесывала ее. Впрочем, сегодня она была не Невзора, а Дуняша. Стояла в
грубой ночной рубахе со следами угля для сонных грез на рукаве, а когда
наклонялась, открывала взглядам оранжевые толстые панталоны из байки с
начесом, голова же ее, вся в бумажных папильотках, лежала метрах в пяти на
стуле.
  - Добрый день, - с тихой вежливостью подтвердил свое присутствие Шеврикука.
  - Батюшки! Шеврикука! - Длинные руки Невзоры-Дуняши взлетели вверх,
костяной гребень выпал из них. - А я неодетая и простоволосая! Срамота
какая!
  Невзора-Дуняша-Копоть подхватила со стула голову, сунула под мышку,
папильоток стараясь не повредить, и понеслась прочь. Перед самым
исчезновением она, явно для Шеврикуки, проделала несколько энергичных,
кариокских карнавальных движений бедрами, знала, в чем ее сила.
  Гликерия повязала волосы зеленой шелковой лентой, встала. Синяка под левым
глазом ее не было, а прошла лишь неделя, и синяк обязан был цвести. День
она начинала в полупрозрачном турецком костюме с шуршащими шальварами.
  - По делу, милостивый государь? - спросила Гликерия, надменно улыбаясь. -
Или забрать игрушки?
  - Игрушек здесь не держу. Шел мимо и зашел.
  - Стало быть, по делу.
  - От скуки, - сказал Шеврикука. И посмотрел по сторонам, предлагая
Гликерии о делах не упоминать.
  - И какое же у тебя дело? Излагай. И проходи дальше. Куда шел. Здесь еще
скучнее. С тобой тем более.
  Шеврикука смутился. Врезать ей, что ли, снова, дурной бабе? Рука не
поднялась. А Гликерия прошествовала мимо него барыней. Какой и была.
Барыней! А он стоял перед ней лакеем. Штаны бы на него надеть короткие,
чулки и туфли с пряжками, а в руки вместить поднос с чашкой кофе. Идти,
идти надо было отсюда, вернуть Горю Бойсу сушеную воронью лапу и более в
Дом Привидений - ни ногой! Никогда. Но вдруг опять по дороге станут
душить, сдавят и вберут во чрево? Не с монетой ли Капсулы и лошадиной
головой связано это?
  - Ну, милостивый государь Шеврикука? - сказала Гликерия и пилкой убрала
нечто лишнее с розового ногтя. - Я жду.
  Тут и влетела Дуняша-Невзора-Копоть. Голова ее была на месте, папильотки
сняты, волосы, густые и пышные, подняты вверх для дневных развлечений.
Барышня надела кроссовки, джинсы, белую майку с английскими словами и
видом кораллового атолла меж грудей. На шее ее висела цепочка желтого
металла и не имелось никаких шрамов. Дуняша жевала бублик. Обрадовала:
  - Во бублик! Горячий! Гликерия Андреевна, я на кухне их бросила. Хотите
принесу?
  - Нет, Дуняша, - сказала Гликерия. - Не надо. Сейчас мы закончим с
посетителем, и я пройду завтракать в столовую.
  - Мне уйти?
  - Нет. Разговор пустой и недолгий.
  - А чего он притащился, идол-то этот, Шеврикука? - осмелела Невзора-Дуняша
и заглотала бублик. Пар пошел из ее рта и ноздрей.
  При этом она и глазищами своими будто бы готова была столкнуть Шеврикуку в
пропасть. Прежде он сам отправил бы ее в дальние края, а теперь промолчал.
Промолчала и Гликерия, хотя дерзость Невзоры-Дуняши по отношению к гостю,
какому-никакому, вышла не по чину. А та, не дожидаясь слов Гликерии или
Шеврикуки, поспешила поделиться неотложными чувствами:
  - Эта отставная прокурорша опять развесила кошачьи штаны и платья как раз
в тех местах, где мне летать, ползать и вопить. Отстирать как следует не
может, выжать как следует не может, они мокрые, вонючие, тыкайся в них
мордой!
  Об отставной прокурорше знал и Шеврикука. Дуняша Отрезанная Голова служила
в коммунальной квартире на Знаменке, бывшей Фрунзе, возле Румянцевской
библиотеки, в угловом доме с башней, 8/13, выстроенном Шехтелем для
доходной дамы Шамшиной. Прокурорша держала семнадцать кошек и двух котов,
а чтобы не увеличивалось поголовье, надевала на зверей штаны и платья с
застежками и раз в три дня меняла им костюмы. Прежде, имея силу в руках,
сносно стирала и отжимала. Развешанные тряпки, будто цирковые, нисколько
не мешали Дуняше являться, скорее оказывались уместной декорацией. Соседи,
правда, порой связывали выходы привидения именно с сушившимися в ванной
или в коридоре нарядами, ворчали на прокуроршу, но негромко. Побаивались
Салтычьих окриков и историй ее прошлых заслуг. К тому же прокурорша
приводила в квартиру активистов общества поощрения котов, и те разъясняли
жильцам, что привидения, пусть и без голов, но вызванные котами или их
костюмами, чаще полезны, нежели вредны. Нельзя сказать, чтобы эти
разъяснения льстили Дуняше, но из снисхождения к полосатым и пушистым она
терпела тряпки. Но теперь, мокрые и вонючие, они стали ее раздражать.
Гликерия, а иногда и Шеврикука давали Дуняше советы - не ныть, а реже
брать назначения на Знаменку или вовсе туда не ходить. Это было бы разумно
при шести совместительствах барышни. В них она наводила тоску или
буйствовала не Дуняшей, а кем - будет случай, расскажу. Но квартира на
Знаменке вызывала у Невзоры-Дуняши особенные чувства. И дело было не в
любви ее к эффектам. Конечно, ей нравилось вызывать острые ощущения,
обмороки, колики совести, прилеты карет из дурдома, восторги уфологов. Она
бралась являться и расчлененным телом, и мумией в бальзамах, и обугленной,
и еще чем похлеще. Что ей одна отрезанная голова! Но там чаще всего были
именно совместительства и чужие истории. А из квартиры на Знаменке, если
верить Дуняше, она происходила. В этом столетии, звучало уточнение, в этом
столетии! В двадцать шестом году всю квартиру (ныне. в ней шесть жилых
ячеек, было больше, доходило до четырнадцати) занимал зубной врач Ценципер
с кабинетом. Дуняша служила у него кухаркой, скорее даже домохозяйкой, он
ее ценил. Вообще был хороший человек. А в двадцать седьмом году Дуняшу
убил негодяй Варнаков. Говорил впоследствии, что в состоянии душевного
потрясения и прочее. И не помнит. Сам же клялся в любви. Ходил, ходил,
лечил зубы, вот и вылечил. Отрезал голову. Поначалу, может, и любил. И
позже, может, любил, но Дуняша ему стала мешать. Соблюдать же "конспирацию
по соображениям дела" из гордости она не согласилась. А был он красавец.
Бывший матрос. Бей по груди кувалдой - отскочит. И вот зарезал, мерзавец.
Грустная вышла история. А потом зубного доктора с его машинами куда-то
переместили. Перед войной квартиру занимал генерал Власов. Этот
исторический факт отчего-то тоже волновал Дуняшу. "Ну и что? Ну генерал
Власов, и что?" - спрашивали Гликерия и Шеврикука. "Как же! Да вы что! -
недоумевала Дуняша, глазища таращила. - Ну вы даете! Сам генерал Власов!"
Дуняша боялась являться генералу, являлась только его жене. (И мне
волнения Дуняши по поводу генерала малопонятны. Впрочем, для меня куда
более существенно, что в квартире, в одной из комнат ее, в семидесятые
годы проживал мой приятель адвокат Кошелев с семьей, и я у него бывал. У
Кошелевых завелись мыши, прокуроршу милостиво попросили выделить на ночь,
на две полосатых воинов в штанах. Прокурорша отказала, сославшись на
опасность предприятия. Про белую бабу с отрезанной головой от Кошелевых я
имел смутные сведения. Легенда о кухарке была. Была. Или о посудомойке.
Может, и являлась та, но в другом конце коммунального коридора - эвон он
какой длинный, две кухни и две ванные, может, и мышей она оттуда
пригоняет.)
  - Прекрати ходить на Знаменку, - предложила Гликерия.
  - Если только из Москвы убуду, - воскликнула Невзора-Дуняша, - прекращу!
  - Тогда не ной, - сказала Гликерия. - Или выкинь все тряпки и веревки.
Такой сюжет позволителен. Тебя даже поощрят.
  - А животные?
  - Ну сама и стирай.
  - И поплакаться нельзя. И поныть нельзя. Конечно, мы особы простые.
Кухарки, а не урожденные Тутомлины. И поселены не в Апартаментах с
анфиладами, а в номерах тридцать шестой сотни.
  - Жалобы младой кухарки, - сказала Гликерия. - Слышали. А куда же ты
сможешь убыть из Москвы?
  - Так я и скажу! - Невзора-Дуняша чуть ли не кукиш хотела предъявить, но
раздумала. - Особенно при Шеврикуке.
  - Тут ты права, - кивнула Гликерия. А Шеврикука стоял в прежней позе на
прежнем месте. Можно было предположить, что теперь Гликерия соизволит
уделить ему внимание, а Невзора-Дуняша опять на время исчезнет. Но
Шеврикука уже расхотел просить Гликерию о чем-либо. Ей не стоило доверять
вещицы. Шеврикука чувствовал, что Гликерию так и подмывает сейчас учудить.
Или ему назло. Или по настроению. Из каприза. Или просто так. Тонкие
крылья ноздрей ее были сжаты, и в глазах мелькало желание куролесить.
  - Большой вам поклон, - сказал Шеврикука. - А мне двигаться дальше.
  - Ему, Дуняша, наша компания противна.
  - Не противна, - сказал Шеврикука. - А малоприятна. И стоять мне тут
бессмысленно.
  - Ах вот как! - рассердилась Гликерия.
  - Конечно! - Дуняша, напротив, обрадовалась. - Небось завел новые шашни.
Или его увлекли. Ведь сколько вокруг наглых баб! Вот и у меня, на
Знаменке, две комнаты занимает одна такая наглая. Совокупеева!
  Шеврикука взглянул на Невзору-Дуняшу с подозрением. Совпадение или
произнесено не зря?
  - Во! Во! - воскликнула Дуняша. - Сразу напрягся!
  - Нам что до этого? - пожала плечами Гликерия.
  Шеврикука не был намерен ввязываться в прения с Дуняшей, но ввязался. И
по-базарному:
  - Ты лучше расскажи, где сейчас твой красавец Варнаков, бывший матрос?
  - Сам знаешь где, - строго сказала Дуняша. - В Таинственных Чертогах. В
Палате Людских измерений. Там.
  И пальцем вниз указала. Но тут же и ойкнула, рот захлопнула ладошкой,
будто открыла лишнее и нарушила предписание.
  Тихо стало в Апартаменте. Тихо. Но ненадолго.
  - Слушай, Шеврикука. - Невзора-Дуняша заговорила уже деловито. - У тебя
есть кто-нибудь знакомый в "Интуристе"? Или в "Национале"? Или у Хаммера?
  Шеврикука, все еще в базарном волнении ("Совокупееву приплела!"), чуть
было не поинтересовался, уж не каждую ли неделю, принимая во внимание
заслуги и труды Невзоры-Дуняши, допускают ее "туда", "вниз" ("Таинственных
Чертогов", "Людского измерения" упоминать, понятно, не стал бы) навещать
любезного бывшего матроса Варнакова, как он там, на крюке висит или ходит,
и не придумала ли Дуняша ради удовольствий новые виды терзаний? Но
удержался и сказал:
  - У Хаммера никого нет. А в "Национале" и в "Интуристе", может, кто и
есть. Не знаю. Надо уточнить, кто и на каком этаже.
  - Вот и уточни, сделай одолжение. И чем быстрее уточнишь и замолвишь слово
за меня, тем благороднее поступишь. Меня трудно сбить с панталыку, но
после "Метрополя" я в расстройстве. Каковы хамы! А сегодня попробую на
Тверской, в "Интуристе".
  Дуняша принялась тараторить далее, но Шеврикука слушал ее рассеянно, о
сути просьбы ее он догадывался. При либеральных послаблениях привидениям,
как и домовым, было дозволено свободное, в человечьем обличье, посещение
людей. В случаях, разумеется, когда эти прогулки или общения не могли
повредить служебным усердиям и благу. Ну и конечно, соответствовали
распорядку дня. При обретении свобод и часов независимости первым делом,
как известно, требуется насладиться ими. Некоторые, особо голодные, так
бросились в наслаждения, что подорвали здоровье, по легендам и без того
хлипкое. Или были определены за проказы в холодную. Иные особы наслаждения
для себя отложили, посчитав, что не все завоевано. Эти еще продолжали
борьбу. В частности, за сокращение рабочего времени привидений и
призраков. За внеурочные. За прогрессивную оплату вредных дежурств в
рассветную пору. И прочее. Требований было множество. И теперь случались
голодовки привидений. Гликерия ко всяческой суете относилась надменно. А
Невзора-Дуняша была бузотерка и с охотой участвовала в борьбе. Встревала
как-то и в голодовку, но, увы, способностью к голоданию ее натура была
обделена. Неунывная и пылкая московская жизнь увлекла Дуняшу. Многое,
ранее недоступное, хотелось примерить на себя и испытать. Приятельница ее
Квашня уговаривала пойти в цыганки. Дуняша рассмеялась. А Квашня пошла,
нанимала на сроки ребенков, рядилась в старушку, собирала копеечку. Дуняша
же после нескольких приключений решила определить себя в путаны и
отправилась, то ли по неосведомленности, то ли обнаглев, прямо в
"Метрополь". Имела сеанс. И следующий сеньор манил ее усами. Тут Дуняшу
настигли враги. Били, как самозванку, зонтами, тыкали в бок ножницы.
Таксисты ее, выгнанную и помятую, проводили дальше, назвав "сукой
рязанской". А смуглый шмыгало, глаза кому при явлении на свет продирали
осокой, пообещал, если она еще раз забредет в чужой огород, отрезать
голову.
  Кое-кого из встретивших ее в "Метрополе" недружественно Дуняша запомнила,
и Шеврикука им не завидовал. Нынче она отправится в "Интурист" и там снова
будет бита зонтами. Или чем покрепче. Хотя как знать. Шеврикука наблюдал
теперь за барышней и видел, как она собирает себя. Ночью, на Знаменке, она
была Дуняша, в Останкине проснулась Дуняшей, сейчас же в ней происходило
соединение свойств из разных ее историй и совместительств. Дневная Дуняша
и при тонкой ее кости могла показаться женщиной здоровой, крепкой,
знакомой с крестьянскими работами. Длинное лицо ее, скуластое, с долгим
прямым носом, вполне приглядное, виделось грубовато-загорелым. Крупные
руки и крупные же ноги, в ступнях, в подъеме, словно бы подтверждали
земную надежность натуры. Не наблюдалось в ее движениях основательности,
вертлявая была Невзора-Дуняша. Но вертлявость эта могла возбудить ложные
предположения. Ушлый мужик должен был бы сообразить, что с этой бабой
лучше не связываться. Но вот бывший матрос связался. То есть не со всей
ее, а с частью ее, называемой Дуняшей. И что вышло?.. Прежде чем пойти в
путаны, Невзора-Дуняша, наглядевшись телемиражей, захотела попробовать
себя фотомоделью или манекенщицей. Однако не нашлось стоящего человека,
чтобы выделить ее из толпы и оценить. Лишь однажды на мелком конкурсе
надевали на нее брезентовый комбинезон под девизом "А я поеду в деревню к
деду", и он на ней лопнул. И ведь не так могуча она была, не из жарких
ядер состояла, как Совокупеева. "Фу ты! Опять Совокупеева!" - поморщился
Шеврикука.
  - А вообще все это дерьмо! - заявила вдруг Невзора-Дуняша. - Все, что

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг