- Красивая, - согласился Данилов.
- Что нужно женщине? Слава? Удачи в общественной деятельности? Я
проживу без них, я и так эмансипированная. Славы деловой мне и задаром не
надо, она не по мне, я смотрю на работу как на свободу от домашних дел,
унизительных для женщины, отупляющих ее, - вон взгляни на свою знакомую
Муравлеву, она вся погрязла в бездуховности! Одна коса оттуда торчит. И то
- натуральная... И перегрузки мне не нужны. Они вообще - для любителей.
Славы иной, увы, я уже не получу, мне не стать ни Софи Лорен, ни Надеждой
Павловой...
- А если бы ты вовремя постаралась, - спросил Данилов, - ты что же,
стала бы ими?
- Ах, отстань! Слушай серьезно. Итак, отбросим славу и подвиги.
Остается любовь. Остается вечная и главная мелодия женщины. И здесь для
меня первое правило - не быть в любви несчастной. Но и не делать
несчастным мужчину. Или мужчин.
- Естественно, не таких мужчин, как я, - сказал Данилов.
- Сам посуди, Володенька, ты человек неустойчивый и легкий, ты можешь
увлечь неопытную доверчивую девушку с пылким воображением и без приличного
туалета, но составить счастье женщины с богатой и требовательной натурой
ты не способен... Ты вот даже пятнадцать рублей... Хотя я не жалею о
прошлом и за квартиру я тебе благодарна... Но профессор Войнов сильная и
деловая натура. Ты, Данилов, оркестрант. Войнов даст мне все... То есть я
и сама бы этого всего достигла, но уж когда Войнов возьмет меня под руку,
я словно бы иной персоной стану... На другие места мы станем садиться... И
уж с этих мест на худшие меня не пересадят. Я и салон заведу.
- Прости, но, скажем, Волконская Зинаида была интересна гостям, умела
и музыку писать, и стихи, и играла неплохо...
- Какой ты, Данилов, бестактный! Твоя Волконская была бездельница, а
я работаю для народа... Сорок часов в неделю... Но это одно про Войнова...
А другое... У меня теперь будет машина, и не "Жигули", а "Волга" дача, не
садово-огородный сарай, а приличная профессорская дача в Загорянке...
Квартиры будет две...
- Две? - встрепенулся Данилов.
- Что? - взглянула на него Клавдия Петровна и, сообразив, что
разговор может принять неловкий для нее оборот, заторопилась: - И надо
будет обязательно выехать за границу. Войнов уже согласился вывезти меня
хотя бы года на три... И ему нужно для работы... Но, конечно, не в
Турцию... Что там в Турции!.. Они, турки эти, в гаремах с утра до вечера
пьют кофе и душат свободы!.. Есть же и другие страны - Италия, Франция,
Англия, наконец, и оттуда Войнов сможет взглянуть на турецкие проблемы.
- Сможет, - кивнул Данилов.
- Но я увлеклась. Я же про другое тебе хочу сказать. Про хлопобудов.
Сейчас я всем довольна. А через десять лет? Или через двадцать? Или
тридцать? Что мне будет нужно тогда? Теперь ты понимаешь, почему я
записалась в очередь? И даже не в одну, а в три?
- Хлопобуды завтрашним днем, что ли, торгуют?
- Да не торгуют! Как они могут торговать! Странный ты человек,
Данилов! Они его и не предсказывают. Просто они все делают по науке. Ведь
могут демографы сейчас точно сказать, сколько детей надо рожать женщине в
восьмидесятом, девяностом, двухтысячном году, чтобы человечество сохранило
в нормах воспроизводство своего, прости, поголовья. Или вот лесники. Они
тебе назовут, сколько деревьев надо будет посадить через пять, десять,
двадцать лет, чтобы, как верно поет Золотухин, который был хромой, а
теперь Бумбараш, и на тот век лесу было "да ой-ей-ей!"... А уж футурологи,
те вообще все наперед знают - у них движение каждой пылинки в истории
определено - и так и в процентах - и травки каждой прозябанье...
- Неужто и гад морских подводный ход? - спросил Данилов.
- Насчет морских не знаю... Но у нас там есть человек из фирмы
"Океан"... Он разберется с морской рыбой, если надо... Я тебе азы
объясняю... Ты понял?
- Угу, - кивнул Данилов.
- А наши-то умы, из хлопобудов, тоже не последние. Главные в группе -
системные аналитики. Их бог - Облаков. Они такие движения души ловят, на
каких любая машина споткнется. Подойдет моя очередь, они меня всю разумом
и чувствами просветят, ну и медицинской аппаратурой просветят, представят
меня в восьмидесятом, девяностом и двухтысячном году и скажут, что мне
будет нужно и что - теперь и тогда - мне следует предпринять.
- При условии, что ты будешь жить страстями?
- Возможно... Хотя не исключено, что страсти возьмут и выйдут из
моды. Аналитики все должны определить с точностью до сезона и учесть. Но и
мы должны умно, по-научному сформулировать нынешние свои запросы. Чтобы не
сбить аналитиков с толку.
- И часто они берут по пятнадцати рублей?
- Не редко... По графику... Чтобы мы сознавали свою
ответственность... Да и что теперь жалеть мелочь? Ведь потом-то как бы не
пришлось переплачивать.
- За что?
- Ну как за что... - удивилась Клавдия Петровна.
- Хорошо, - сказал Данилов. - Ладно. Получишь, положим, ты справку.
На три десятилетия. Но ты измучаешь себя откровением хлопобудов.
- Себя - нет! Других - да!
- К счастью, - сказал Данилов, - я в твоих дальних хлопотах полезным
быть не смогу...
- Кто знает...
- Нет, нет, ни в коем случае, - испугался Данилов, - эту неделю
отдежурю, как обещал, и все...
- Подумаешь, пятнадцать рублей! - сказала Клавдия Петровна. - Многие
в очереди даже и не ради себя стоят. А ради детей. Хотя и не все рожали.
Что же экономить на детях! Потом репетиторам втрое дороже заплатишь!
- И о высшем образовании детишкам хлопочут?
- Кто о высшем. Кто о среднем, обязательном. Скажем, как частный
вопрос, выясняют, и правильно делают, в школы с каким языком надо будет
устраивать ребенка через десять лет. Может, тогда самым стоящим станет
исландский язык. Или там ямайский диалект.
- Слушай, а вдруг через десять лет модно будет иметь по трое детей, -
подумал Данилов. - Ты что же, родишь?
- Рожу, - сказала Клавдия Петровна.
- А пока будешь терпеть?
- Я и терплю, ты сам знаешь...
- Впрочем, это все частности...
- Частности, - согласилась Клавдия Петровна. - Для меня частности. Я
буду знать главное, а частности сами откроются. Но многие-то именно из-за
частностей в очереди и стоят. Дуры есть замечательные. Ну и дураки тем
более. Уж раз по пятнадцать рублей платишь, то и... А они... Некоторые
думают, что через очередь пошьют шубы и пыжиковые шапки по
себестоимости... Ждут и туфли на воздушной платформе... Одного типа,
видишь ли, манит магический кристалл.
- А Кудасов, он-то что ходит?
- Не знаю. Наверное, и ему нужны какие-нибудь прогнозы. Я для Войнова
тоже кое-что узнаю... Если мне его припрогнозируют...
- Или прифутуруют...
- Или прифутуруют... А может, Кудасов печется о службе... Тут многие
со служебными болями...
- Ну вот, получишь ты прогноз. И что дальше?
- Дальше! В группе кроме системных аналитиков есть конструктивисты.
Вон известный тебе Галкин, директор магазина. Скажем, узнаю я в частности,
что в восемьдесят шестом году мне понадобится пальто из моржовой кожи, и
сейчас же запишусь к нему в очередь...
- И десять лет будешь отмечаться?
- И буду! Зато вовремя, даже чуть раньше получу вещь. Конструктивисты
они у нас оттого конструктивисты, что все наши проблемы, осознанные
аналитиками, будут конструктивно решать... Кому какие конструктивисты
окажутся нужны, тот к тому в очередь и встанет... Кто к косметологу, кто к
начальнику ЖЭКа... Но все это частности...
- Что же главное?
- Это тайна. Но я... - тут улыбка слетела на перламутровые губы
Клавдии. - А я уже знаю кое-что. У меня есть уже сведения... Я не все
знаю, но я догадываюсь... Я не скажу, как я узнала и через кого... Но
поверь мне... У меня есть одна сумасшедшая идея...
- Достаточно сумасшедшая?
- Конечно, достаточно. Достаточно безумная идея.
- Стало быть, и тебе нужны три карты?
- Ах, Данилов! - нежной ладонью Клавдия прикоснулась к его щеке,
прошлое растеплив. - Если бы ты был Сен-Жермен... Нет, я уж сама все
устрою!
- Но я зачем-то тебе понадобился, раз ты мне все это рассказываешь?
- Я и сама не знаю зачем... Может быть, зачем-то... Ну хотя бы ты
поможешь восстановить потерянный номер... Скажешь им, что это ты был
виноват с пятнадцатью рублями... Мои деньги хотел себе присвоить... Мы
вместе пойдем, и ты им что-нибудь скажешь...
- А к чему тебе номер, если ты и так все узнаешь?
- Нет. Я обязательно должна получить официальную справку. И потом, в
очереди интересно... Разговоры... Люди... Знакомства очень полезные...
Через три дня мы с тобой пойдем и восстановим номер...
- Но...
- Нет! Раз уж ты виноват... Раз уж пожадничал... И потом вдруг я тебя
в свою безумную идею посвящу, а?
Тут послышался страшный разбойничий свист. Машины на улице Горького
вздрогнули и остановились. Бутерброды и венгерские слоеные пирожки,
подпрыгнув с буфетной стойки, посыпались Данилову с Клавдией на столик.
"Кармадон, что ли?" - подумал Данилов. Но вот машины поехали, колбасу
уборщицы подняли с пола и положили обратно на хлеб, пирожки и бутерброды
были возвращены в буфет, а Клавдия все стояла и жадно глядела на улицу,
открыв перламутровый рот.
Глаза Данилова двинулись по следу ее, и Данилов увидел, как мимо
кулинарного магазина не спеша прошел румяный Ростовцев с федоровской
трубкой во рту.
Клавдия решительно запахнула шубу, направилась к двери, сказала
Данилову: "Я тебе позвоню... Действуй по списку... Извини..." И была
такова.
8
Данилов вернулся домой за инструментом, чтобы ехать с ним в театр, и
лифтерша-привратница, а их товарищество тратилось на привратницу, сказала
Данилову, что его дожидается какой-то молодой человек, но она его наверх
не пускает, ни лифтом, ни ногами, он подозрительный и несамостоятельно
одетый.
Подозрительный человек тем временем встал с третьей ступеньки
лестницы и сделал шаг в сторону Данилова. Шаг робкий, неловкий, при этом
человек пошатнулся. Был он лет двадцати семи, худ и высок, хорошо выбрит,
серую кепку держал в руке, а пальтишко имел действительно незавидное,
осеннее.
Якобы по причине теплого воздуха возле лифта Данилов распахнул пальто
и взглянул на индикатор. Нет, и теперь голая рубенсовская женщина в
красных сапогах не осветилась внутренним светом. А озорник Кармадон,
однокашник Данилова, мог ведь именно с серой кепкой возникнуть из эфира и
в непохожем на себя виде. Хотя бы и погорельцем с ребенком в руке.
- Владимир Алексеевич, - сказал молодой человек, - я отниму у вас
минуту, не больше. Фамилия моя Переслегин, но это не имеет никакого
значения. Я пишу музыку. То есть я неизвестно что пишу, но я хотел бы
писать музыку... То есть это я все зря... Вы меня поймите... Вы меня не
знаете... Я кончил консерваторию лет через десять после вас... У меня есть
одна мысль, то есть не мысль, а надежда, одно предложение к вам... Один
разговор... Я был на вашем концерте в НИИ, я оказался там случайно... Я
две ночи потом не спал... Но я не решусь на разговор с вами, пока вы не
посмотрите это...
Переслегин выдернул из-под мышки папку, на которую Данилов вначале не
обратил внимания, папку конторскую с коричневыми тесемками, тесемки
разошлись сами собой, и Переслегин протянул Данилову стопку нотных
листков.
- Хорошо, - сказал Данилов растерянно, - я посмотрю.
- Сделайте одолжение, - сказал Переслегин. - Если найдете эти бумаги
хоть в чем-то интересными вам, если посчитаете, что я могу быть вам
полезен, вызовите меня открыткой, я вложил ее, она с адресом, а телефона у
меня нет. Если же, прочитав ноты, вы разведете руками, разорвите их и
киньте в мусоропровод...
Переслегин, воротник подняв, двинулся к двери, привратница Полина
Терентьевна, движением души удлинив шею, глядела ему вслед, Данилов чуть
было не пустился за Переслегиным вдогонку.
- Постойте, куда вы, если у вас есть ко мне разговор, так зачем
предварительные условия?..
- Нет, нет... Вы сначала посмотрите!
И дверь за Переслегиным закрылась.
- Этот не подозрительный, - сказала Полина Терентьевна. - Этот
хуже...
- Вы так думаете? - спросил Данилов.
- Я не думаю, я вижу, - сказала Полина Терентьевна.
В лифте Данилов посмотрел, что это за листки. На титульном было
написано: Переслегин. Симфония номер один. "Э, нет, - подумал Данилов, -
что же я так, на ходу, потом будет время, потом и посмотрю". Его
обрадовала мысль о том, что вот хоть один музыкант, а посчитал его игру на
устном журнале в НИИ хорошей. Хорошей? Наверное. Если бы посчитал дрянной,
подумал Данилов, то разве стал бы он узнавать его адрес, да и рисковать
достоинством или еще чем, догадываясь о Полине Терентьевне. Не мог же он
не догадываться о Полине Терентьевне! А вот пришел.
Данилов даже решил, что несколько дней он вообще не будет смотреть
ноты - вдруг музыка Переслегина окажется бездарной! Сразу же и его радость
развеется. Вот, значит, кому нравится его игра!
Чернила Кудасова были хорошие. Данилов долго оттирал номер "217",
применял пемзу и наждачную бумагу. Данилов был домашний умелец, не раз
открывал двери соседям, когда у тех ломались ключи или в замках,
естественно - английских, коварно заскакивали собачки, и в хозяйстве своем
имел много полезных вещей. "Эко я вляпался с Клавдией! - думал Данилов. -
До душевных откровений дело дошло... Наверняка она в связи со своей
достаточно сумасшедшей идеей имеет виды и на меня... На двадцатую роль -
посыльным быть или подставным лицом или на шухере стоять - но имеет...
Нет, следует решительно послать эту даму подальше!"
И все же Данилов думал с любопытством: "Что же это за идея такая
замечательная?" Клавдия ведь прямо вся дрожала, когда говорила о ней.
Теперь она небоскребы будет сдвигать на Новом Арбате, коли они ей
помешают, а идее даст ход. Дама неугомонная!
С запасным альтом в руке Данилов направился было к двери, но тут
зазвонил телефон. Данилов поднял трубку и услышал Екатерину Ивановну.
- Володя, вы, наверное, меня не узнали? - спросила Екатерина
Ивановна.
- Ну как же, Катенька, - обрадовался Данилов, - неужели я могу вас не
узнать!
Хотя он уже опаздывал и понимал, что ему придется теперь ловить
такси, он действительно обрадовался звонку Екатерины Ивановны. Данилов
сразу почувствовал, отчего она ему позвонила. Сначала поговорили о том о
сем, о Муравлевых, о сыне Екатерины Ивановны Саше, страдальце
художественной школы, слившем вчера в туалет с досады на тяжелые уроки
весь имевшийся в доме шампунь, а заодно и дезодорант, о том, что муж
Екатерины Ивановны, также приятный Данилову Михаил Анатольевич, опять
находился в отъезде, посетовали на недостаток времени - закрылась выставка
коллекции Зильберштейна, а они на ней не были. И тут Екатерина Ивановна
сказала все еще шутливым тоном:
- А вы, Володенька, хороши были в нашем НИИ, хороши... И играли
замечательно... И вообще... Меня потом все расспрашивали, откуда я вас
знаю...
- Нет, серьезно? - смутился Данилов.
- А одна моя знакомая, та и вовсе... Вы на нее произвели большое
впечатление.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг