- А вот умеют...
Зная Кудасова, Данилов чувствовал, что очень скоро Кудасов поставит
его, Данилова, в такое положение, в каком ему ничего не останется делать,
как подарить Кудасову шведскую недорогую ручку, а Кудасов еще и ломаться
станет... "Но нет уж, шиш!" - подумал Данилов.
Но тут индикатору во спасение дверь одной из комнат открылась, и в
прихожую стремительно вышли люди, явно те, которых ждали. Были они
чрезвычайно озабоченные и значительные, ни на кого не глядели, ни с кем не
здоровались, спешили куда-то, в другую комнату, словно в преддверии
великих событий, с очередного заседания на внеочередное. Все задвигались,
с готовностью стали уступать дорогу, сжимаясь и делаясь плоскими, а тоже
были, видно, люди не простые. Дамы вставали на цыпочки, желая углядеть,
кто ж там идет-то. Впереди шествия Данилов заметил маленького человека с
черной бородкой, верткого, легкого и решительного, он и придавал движению
ритм и важность, то был известный социолог Облаков, доктор наук, Данилова
в какой-то компании знакомили с ним, у Добкиных, что ли. К удивлению
своему, Данилов увидел среди прошедших и известного ему директора магазина
Галкина. Дама в зимнем парике обернулась к Кудасову и Данилову, вся
возбужденная и пылкая:
- А вот тот-то, тот - кто, в сером костюме?
- Комментатор-международник, по телевизору выступает, - обиженно
сказал Кудасов. - И сюда просочился!
- Да нет! Не тот в сером костюме, а который в сером костюме сзади
шел!
- Врач.
- Косметолог?
- Диетолог.
- А гинеколог где же?
- А я почем знаю! - сердитый Кудасов отвернулся от дамы, прохождение
комментатора-международника в числе распорядителей, видно, поубавило в
Кудасове куртуазности.
Важные люди прошли, закрыли за собой дверь. В прихожей сразу стало
шумно, в очереди вот-вот должно было возникнуть движение. То, из-за чего
не выспались и не курили в коридоре, начиналось.
- А вы что же, не сумели сюда пробиться? - сказал Кудасов. - Или
проспали?
- Да как-то недосуг было...
- Вот и зря... А впрочем, я вас знаю... - покачал головой Кудасов. -
Вы человек беспечный - живете только нынешним днем. Думать о будущем вам и
в голову не приходит... И детей у вас нет...
- Да уж куда тут... - вздохнул Данилов.
- Номер первый! - деловито прозвучало в прихожей.
И стали номера по очереди проходить в комнату с комиссией, или как
там ее называть, а оттуда возвращались вскоре и теперь уже, довольные, шли
к выходу. Очередь двигалась потихоньку, Данилов расстегнул все пуговицы
пальто, а лохматую нутриевую шапку, чудом купленную ему Муравлевым в
пригородном меховом ателье за двадцать рублей, повесил на криво загнутый
угол оцинкованного корыта. Он прикинул в уме скорость движения очереди и
понял, что проведет здесь полтора часа. "Ну, Клавдия!" - пригрозил он
подруге профессора Войнова. Впрочем, и сам он был хорош!
Но вот отметился Кудасов, улыбаясь и засовывая бумажник в потаенный
карман пиджака, прошел мимо Данилова. А через четверть часа вызвали и
номер двести семнадцатый. Данилов двинулся было на вызов, но вдруг ему
стало жалко нутриевую шапку, висевшую теперь от него далеко, не хотелось
бы ее терять, а тут еще прихожую пересек со сковородкой в руке,
направляясь, видно, на кухню, румяный тридцатилетний отрок Ростовцев, и
Данилов отметил, что обаятельный-то он обаятельный, но в сущности пират и,
наверное, где-то прячет клад.
- Номер двести семнадцатый, - сказали опять.
"Ну ладно, - подумал Данилов. - Шапка не инструмент, да и
демонических сил здесь нет..." И он пошел в большую комнату, видно,
столовую.
- Номер двести семнадцатый?
- Да, - улыбнулся Данилов, - двести семнадцатый...
И он предъявил ладонь с чернильными цифрами.
Спрашивал не Облаков, социолог и доктор наук, хотя Данилов сразу
понял, что он тут главный, а крупный пегий человек в пушистых баках и
усах, сидевший на три стула левее Облакова. Он держал ручку и имел перед
собой зеленую тетрадь, то ли ведомость, то ли вахтенный журнал.
Вообще же люди, сидевшие за пустым обеденным столом, накрытым
индийской клеенкой в шашлычных сюжетах, а их было девять человек, походили
и на приемную комиссию, хотя Данилову и трудно было представить заседание
приемной комиссии в комнате с телевизором, старенькими тумбочками в
балясинах, ореховым трюмо, мраморным рукомойником и немецкими ковриками на
стенах - гуси на них паслись и прыгали кролики возле склонившейся к ручью
Гретхен, видимо, дочери мельника. При этом люди за столом опять показались
Данилову такими значительными и большими, что Данилов сразу же
почувствовал расстояние между ними и собой, он даже заробел на мгновение,
будто он стоял теперь у подножья пирамиды Хеопса (по новой науке - Хуфу),
а эти люди глядели на него с последних великаньих камней пирамиды.
- Ваша фамилия? - спросил пегий человек.
- Данилов, - ответил Данилов.
- У нас таких нет, - сказал пегий человек.
- Я за Соболеву Клавдию Петровну, - сказал Данилов.
- Отчего она доверила вам?
- Я ее бывший муж... - сказал Данилов.
Пегий человек с сомнением поглядел на Облакова, тот наклонил голову и
сказал быстро:
- Бывшим мужьям доверять можно.
- Все же покажите какой-нибудь документ, - сказал пегий человек.
Он изучил театральное удостоверение Данилова и его паспорт, а данные
паспорта - серию, номер, каким отделением милиции выдан и когда - записал
в зеленую тетрадь.
- Хорошо. Мы отмечаем Соболеву.
- Я могу идти? - спросил Данилов.
- А взнос?
- Какой взнос?
- Пятнадцать рублей.
- Она мне ничего не говорила, - сказал Данилов. - При мне нет
пятнадцати рублей... Она попросила отметиться - и все... Придет в
следующий раз и заплатит...
- Она прекрасно помнила об этих пятнадцати рублях, - мрачно заявил
человек в красивых очках, именно его Кудасов назвал международником,
Данилов ему явно не нравился.
- Вы займите пятнадцать рублей, - доброжелательно сказал Облаков. -
Наверное, в очереди у вас есть знакомые.
При этих словах директор магазина Галкин принялся рассматривать
кроликов милой Гретхен.
- У меня здесь нет знакомых, - сказал Данилов, он был рад тому, что
Галкин отвернулся.
- Ну... - развел руками Облаков.
- Придется Соболеву Клавдию Петровну, - строго сказал пегий человек,
- перенести в конец очереди. Новый номер ей будет назван при уплате
взноса.
- Как же так... - растерялся Данилов. - Она забежит сегодня и
уплатит...
- Правила очереди серьезные и незыблемые, мы исключений не делали и
делать не намерены.
- И вообще, - сказал международник в красивых очках, на Данилова не
глядя, - я полагаю, у нас нет никакой необходимости вступать в дискуссии
со случайным посетителем.
В тишине Данилов с некоей надеждой посмотрел на Облакова, но и тот
был незыблем.
- Спасибо, - сказал Данилов. - До свидания.
Ему даже не ответили.
"Серьезные люди", - подумал Данилов.
Нутриевая шапка благополучно висела на неровно загнутом углу
оцинкованного корыта, и Данилов ее тотчас же снял. "Цела шапка-то, -
подумал он растроганно. - И верно, серьезные люди. С такими можно иметь
дело".
И опять в прихожей появился румяный Ростовцев, окончивший два
института, махорочный дымок исходил из его федоровской трубки, а на плече
у Ростовцева сидел зеленый попугай. "Нет, точно злодей", - рассудил
Данилов.
На воздухе Данилов подумал: "Ну вот будет Клавдии наука за ее
скупердяйство!" Однако тут он нашел, что чувствует себя обиженным или
раздосадованным, будто это его, а не Клавдию, упрекнули в забывчивости и
легкомыслии и перенесли в конец очереди. Он видел теперь в истории с
лишением номера - попрание справедливости. "Какое они имеют право! -
возмутился Данилов. - Нет, это дело так оставить нельзя... Да я их
разнесу! Тоже мне бюрократы!"
Он позвонил из автомата Клавдии.
- Данилов, слушай! - горным ручьем зазвенела в трубке Клавдия. - Я
тебе звоню, звоню, а ты вот где! Я тебе сейчас все расскажу, как у нас
идут дела с Войновым, ты порадуешься за меня. А сейчас скажи, ты
отметился?
- Я-то отметился... - сказал Данилов.
- И прекрасно! Я всегда знала, что ты чудесный, милый человек.
Слушай, вчера я вязала Войнову шерстяные носки, ты знаешь, чего мне это
стоит, но я связала пятку! И при этом поддерживала с ним светский
разговор... А утром, представь, он любит морковное желе и бульон с
фрикадельками, я все приготовила, да еще как!..
"Мне хоть бы раз связала носки", - подумал Данилов и сказал сурово:
- Уволь меня. Меня не интересуют ни пятки, ни фрикадельки, ни
профессор Войнов, ни твоя у него стажировка!
- Ну, Данилов...
- Я-то отметился, но тебя не отметили, а перевели в конец очереди.
- Я так и знала! Так и знала. Ты пожадничал?
- Не надо было ставить меня в глупое положение, могла бы предупредить
о взносе и передать мне деньги.
- Ах, наказание какое! Ты просто бессердечный человек! Ну свои бы дал
или занял у кого!
- Спасибо за совет.
- Что же делать-то теперь?
- Не знаю... И кто эти будохлопы? Хлопобуды эти?
- Тише, тише... это тайна...
- Вот и хорошо. И все твои заботы будут для меня теперь тайной.
Список я тебе перешлю по почте...
- Погоди... Это не для телефона. Ты где?
- На Горького. Сейчас зайду в кулинарию.
- Хорошо, через двадцать минут я буду там!
"Нужна ты мне!" - думал Данилов, стоя в кофейне бывшего магазина
"Украина" и пережевывая бутерброд с жирной, словно на ней полагалось
жарить, любительской колбасой. Как все было нелепо! Сам он, Данилов, стоял
на краю жизни, вихри внутренней музыки и предчувствия того, что он в
музыке должен сделать, мучили его. Наташа, несмотря на все отчаянные
усилия воли Данилова, никак не выходила из его сердца и его души, альт,
может быть, исчез навсегда, и каково от сознания этого было Данилову, а он
занимался какой-то чепухой, будто бы опять был связан с совершенно чужой,
неприятной ему женщиной, пустой и взбалмошной бабой! И ведь она ему совсем
не была нужна, да и он ей годился лишь как вспомогательное средство, как
багор матросу или банка для червей невскому рыболову!
"Нет! Я сейчас же встану и уйду!" - сказал себе Данилов.
Но сейчас же возникла красивая, бисквитная с шоколадом и цукатами,
Клавдия. Была она в лисьей шубе и лисьей же рыжей шапке.
- Ну вот, - сказала Клавдия Петровна, - насчет Войнова ты успокойся.
Там у меня все идет хорошо, тьфу, тьфу, постучи по деревяшке...
- Я успокоился...
- Теперь про очередь... Как же это ты?.. Неужели у тебя не было
пятнадцати рублей?
- Действительно, - сказал Данилов. - Экая вдруг со мной оплошность
произошла...
- Ну хорошо, - сдалась Клавдия. - Я виновата. Но ты сам понимаешь, -
про очередь никому ни слова. Это эксперимент... И его можно сглазить,
понимаешь?
- Нет, - признался Данилов.
- Ну какой ты... Помнишь, как "Современник" получился? Бедные,
голодные, никому не известные актеры после работы по ночам, по утрам, за
чашкой кофе что-то там репетировали, кричали, ругались, во что-то верили и
вдруг - бац! - "Вечно живые"! "Современник"! Билеты с рук! Собственный
буфет! А теперь их еще и лоно МХАТа приняло в свои объятья! Вот и наши. В
неурочные часы, на общественных началах...
- Прости, но пятнадцать рублей? Это уж иные начала...
- А-а! - махнула рукой Клавдия. - Но зато они у нас и не бедные, и не
неизвестные. А наоборот! И все с будущим - а стало быть, с гарантией для
нас...
- Кто они? Кто эти будохлопы-то?
- Хлопобуды, - поправила Клавдия. - Научно-инициативная группа хлопот
о будущем. "Хлопобуды" - это Ростовцев придумал.
Тут она оглянулась и заговорила страшным шепотом. То есть не то чтобы
страшным, а скорее зловещим. Опять я не прав. Клавдия Петровна вообще не
умела говорить страшно и зловеще. Она заговорила шелестящим таинственным
шепотом. Медные застежки лисьей шубы Клавдия Петровна расстегнула, и на
ласковой шее ее странным светом взбрызнули японские инкубаторские жемчуга.
В инициативную группу хлопот о будущем, понял Данилов, сошлись
замечательные умы. Люди ключевых, на сегодняшний день, профессий. Те же
кибернетики, имеющие дело с ЭВМ, из института Лужкова, понадобились им
лишь на подсобные работы, связанные с расчетами, просчетами и прочей
математикой. Высшей и низшей. А так ядро группы составили социологи во
главе со знаменитым Облаковым, футурологи, юристы, психологи, философы,
два частных фрейдиста, специалисты по экономическим и международным
вопросам и бог весть еще кто, даже один писатель: ну этот для того, чтобы
править протоколы и ведомости и - если возникнет нужда - простыми словами
описывать удачные дела хлопобудов. А на вторых ролях - для консультаций и
практических действий - группа предполагала использовать - и использовала
уже! - людей любых профессий: и начальников ЖЭКов, и агитаторов, и
вагоновожатых, и врачей, и охотников, и собаководов, и парикмахеров, и
мозолистов, и мастеров наземной часофикации, и реставраторов лица, и
преподавателей вузов, и модельеров от Зайцева, и детективов, и дизайнеров,
и аквариумистов, и председателей месткомов - да кого хочешь, лишь бы все
эти лица были деловые и значительные, не больные и не старые, лучше до
сорока, и могли протянуть на своем посту еще, по крайней мере, два десятка
лет.
- Ну хорошо, - сказал Данилов, - а ты чего ждешь от хлопобудов?
Нежными, чуть полными пальцами в двух изумительных перстнях - с
сердоликом и бриллиантом - Клавдия Петровна донесла сигарету "Уинстон" к
чистой тарелке и легким движением стряхнула пепел на фаянс.
- Это сложный вопрос, - сказала она. - Это и философский вопрос. Тут
все словами не назовешь, тут надо страждать. Да, страждать... И особая
интуиция тут нужна. Ты можешь не понять... Или понять не так.
- И все же? - сказал Данилов. - Вдруг и пойму.
- Каждый порядочный человек, уважающий себя, - сказала Клавдия
Петровна, - желает жить хорошо и даже лучше, чем хорошо. И желает занять
положение, какое ему по душе. Перейти из последних в первые. Ну не в
первые, а в восьмые. Какая разница!
- Ты со мной, что ли, была в последних?
- Не в самых последних, - мило улыбнулась Клавдия Петровна. - Но,
Володенька, увы, близко к ним... Не обессудь. И хватит об этом. Нынешним
своим положением я довольна. Вот ежели все выйдет у меня с Войновым, я и
совсем на время успокоюсь... Но на время... Ведь жить-то надо страстями!
- Страстями? - спросил Данилов.
- Да, - сказала Клавдия Петровна, - страстями. Ты живешь чувствами, а
мне нужно - страстями. Это не я придумала, это нынче стиль такой.
- Я знаю, что это не ты придумала...
- А теперь у меня все есть или с Войновым будет. Я женщина заурядная,
но своего стою. Я в соку. Я красивая. Я красивая, а, Данилов?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг