восстановить весь рисунок; а теперь, после удивительного сна - чем Иблис
не шутит, когда Творец спит! - и захватник с гардой! Потом останется
аккуратно снять ржавчину, заново отполировать и запассивировать металл - и
будет эспадон, в шутку прозванный Гвенилем в честь полусказочного
двуручника, как новенький! Ну, не совсем как новенький, но все-таки не
очень старенький; припадет губами к клинку великий воин Брюхач аль-Шинби,
и очнется меч от забытья аки красавица во гробе горного хрусталя...
Историк вновь обругал себя за забывчивость; однако сейчас, в рабочее
время, вынимать меч из витрины все равно бы никто не дал. Рашид немного
успокоился, пообещав самому себе обязательно вернуться вечером, и
неторопливо побрел из зала в зал, разглядывая по пути давно знакомые
экспозиции.
Впрочем, на живую историю Эмирата он мог смотреть часами, всякий раз
выгрызая новые мелочи из старой скорлупы: это качество успело принести
аль-Шинби определенную известность в ученых кругах.
В ближайших залах экспонировались знамена и штандарты: Падающий Орел*
на зеленом поле - эмирские стяги фарр-ла-Кабир; белоглавая вершина
Сафед-Кух на черни - хоругвь хакасского рода Чибетей; голенастые драконы и
ровные столбики иероглифов - Мэйлань и Верхний Вэй; серебристые лилии
россыпью по треугольному щиту - Лоулез; бунчук о семи хвостах и рогатый
череп на древке - Шулма; и дальше, дальше...
Дальше он не пошел.
__________________________________________________________________________
* Падающий Орел - звезда Ан-наср-аль-Ваки (Вега).
__________________________________________________________________________
Сделав небольшой круг, хаким вернулся в третий зал, где было
выставлено превосходное холодное оружие и на удивление корявые доспехи
эпохи Смуты Маверранахра - начала Огненного Века.
Лейла была уже там, с мягкой улыбкой поднявшись навстречу Рашиду со
скамеечки в углу. В зале, кроме них, никого не было, так что почтенный
хаким позволил себе перестать быть почтенным и обнял просиявшую девушку.
"В плен я взят врагом коварным, в душный сладкий плен - что там дальше?..
трам-пам-пам, тирьяри-яри, и не встать с колен! Эх, стихи стихами, а
махнуть бы сейчас рукой на все, завалиться в ее каморку, запереться там
и..." Увы, Лейла осторожно высвободилась, в ответ на недоуменный взгляд
Рашида указав глазами куда-то ему за спину.
Историк обернулся.
Возле витрины с эспадоном стоял незамеченный им угловатый подросток,
несмотря на жару почему-то завернувшийся в тяжелую шаль с бахромой.
Мальчишка явно был поглощен созерцанием двуручного меча, игнорируя чужие
поцелуи.
Лишь через несколько секунд до Рашида дошло, что никакой это не
мальчишка, а девчонка лет двенадцати; более того, он видит ее здесь далеко
не в первый раз, все чаще - у витрины с предполагаемым Гвенилем.
- Твоя знакомая? - шепотом, чтобы не нарушить благоговейную тишину,
царившую в музее, поинтересовался историк у Лейлы.
- Просто девочка, - также шепотом ответила студентка. - Является
регулярно, а в последнее время зачастила прямо с утра - вижу ее каждую
неделю, если не чаще. Приходит - и стоит перед единственной витриной.
Иногда час, иногда два. Бывает, что по залу бродит - только по этому.
Странная какая-то...
Рашид ласково погладил Лейлу по плечу и шагнул к девочке.
- Что, оружием интересуешься? - весело спросил он. - Этот меч
называется... - хаким осекся, напоровшись на острый укоризненный взгляд;
словно с разгону налетел на спицу. Так смотрят на случайного прохожего,
потревожившего тебя на кладбище, когда ты стоишь над могилой кого-то из
близких.
Или на бодрячка-доктора, когда ты проведываешь умирающего деда в доме
для престарелых.
- Извини... - пробормотал Рашид, спеша отойти.
Девочка снова повернулась к витрине и застыла в почетном карауле, а
историк вернулся к ожидавшей его Лейле.
- Я зайду вечерком? - заговорщически прошептал он девушке на ухо,
одновременно без особого успеха пытаясь выбросить из головы взрослую
укоризну во взгляде несовершеннолетней девчонки. - Хочу повозиться с
Гвенилем... и не только с ним!
- Ни в коем случае! - лукаво улыбнулась Лейла, обеими руками
взлохмачивая черные как смоль волосы, завитые снизу таким образом, что
прическа походила на шлем. - Я сегодня допоздна, пожалуй, и ночевать
останусь здесь. И так бедной девушке страшновато, так еще и малознакомый
мужчина...
Это была их обычная, ставшая традиционной игра, неизменно
заканчивавшаяся на маленьком, но весьма удобном диванчике - он стоял в
выделенной Лейле подсобной комнатке музея.
Или в квартире Рашида, на широкой пружинящей кровати.
Аль-Шинби уже давно подумывал сделать Лейле предложение, но все
как-то не решался, а девушка его не торопила, хотя явно ждала от хакима
соответствующих слов.
"Может быть, сегодня. Или завтра," - в очередной раз замялся Рашид,
понимая: непросто быть настоящим мужчиной, даже выпив предварительно жбан
кименского хереса!
Поцеловав на прощание Лейлу, он заспешил к выходу из музея.
В любом случае, сейчас следовало заехать в мектеб "Звездный час", где
аль-Шинби, магистр истории и не последний человек в ученых кругах,
преподавал историю средневековья ученикам старших и средних классов.
"Звездный час" по праву считался особенным мектебом.
4. ХАБИБ
А хочется повыше, хоть чуть-чуть повыше,
А хочется подальше, хоть чуть-чуть подальше,
Ах, как же это вышло, как же это вышло?
Ведь мы такого и не ожидали даже...
...Неизвестно, сколько суждено было Кадалю оставаться нищим
энтузиастом, волшебником, неспособным наколдовать себе пару рубленых
кебабов и стаканчик вина, если бы на его пути не возник Равиль ар-Рави -
дородный громогласный красавец, обладатель густой черной бороды и хитрых
глазок, при необходимости становившихся холоднее пригоршни воды из горных
потоков Бек-Неша; хозяин жизни, носящий безупречные дорогие костюмы - и
аляповатые перстни с браслетами, единственным достоинством которых были
размеры и вес; курящий лучшие дурбанские сигары "Дым отечества" - и
стряхивающий пепел прямо на уникальный ковер тринадцатого века; человек с
сомнительным прошлым, темным настоящим и несомненно светлым будущим.
Впрочем, люди, хорошо знающие Большого Равиля (а таких было немного;
вернее, живых было немного) полагали всю эту внешнюю мишуру не более чем
ловко надетой маской.
Они были правы, знающие люди: и живые, и мертвые.
У Равиля ар-Рави была проблема: его двоюродный брат слишком полюбил
тыкать себе иглой шприца в разные части тела, вместо того, чтобы уделять
больше внимания делам семьи; врачи оказались бессильны, убеждения -
тщетны, а отрезать брата от источников зелья не мог даже Равиль. Особенно
если учесть, что... хотя, пожалуй, не стоит учитывать личные
обстоятельства семьи ар-Рави.
Себе дороже.
И тогда Большой Равиль обратился к Кадалю.
Каким образом один из шейхов "Аламута"*, не первый год числившийся
среди "горных орлов", вышел на скромного доктора, осталось неизвестным.
Заявившись в небольшую квартирку Кадаля и упав в жалобно заскрипевшее под
ним кресло, ар-Рави первым делом брезгливо стряхнул сигарный пепел в вазу
с ломкими осенними астрами и заявил, что в гробу видал всяких
колдунов-чудотворцев и прочих шарлатанов. Но сейчас у Кадаля есть шанс
доказать обратное: если его брат выздоровеет, то он, Равиль ар-Рави, будет
готов немедленно уверовать в любую паршивую магию, Творца, шайтана,
Восьмой ад Хракуташа и во все, что будет угодно господину Кадалю, плюс
успешно подкрепит веру наличными...
В случае отказа у него, шейха Равиля, действительно возникнет повод
увидеть господина доктора в гробу.
__________________________________________________________________________
* "Аламут" - клан организованной преступности. Название организации
ведет свое происхождение от легендарного Орлиного Гнезда, резиденции
Гасана ас-Саббаха, возглавлявшего секту асассинов в период ее расцвета.
__________________________________________________________________________
- Фото, - коротко бросил Кадаль в ответ на эту длинную тираду.
Равиль на мгновение опешил - он не ожидал столь делового ответа от
мямли-докторишки - и во взгляде "орла" промелькнуло нечто, похожее на
уважение.
- А теперь убирайтесь, - так же спокойно и сухо заявил Кадаль,
получив десяток фотографий. - Можете прийти завтра, а лучше - через
неделю, когда убедитесь сами, выздоровел ли ваш брат. Но имейте в виду - в
моем доме пепел стряхивают в пепельницу.
И грозный Равиль молча ушел, даже не подумав перечить странному
доктору, в котором недвусмысленно почувствовал дремлющую до поры силу.
Силу ар-Рави уважал.
Он вернулся через неделю, совершенно обалдевший: двоюродный брат в
один день бросил колоться, и даже особой "ломки" у бывшего позора семьи не
наблюдалось.
Аккуратная пачка казначейских билетов более чем солидного достоинства
приятно удивила Кадаля, не привыкшего к высоким гонорарам. И когда
искренне благодарный Равиль, долго жавший доктору руку, предложил стать
его атабеком, то есть опекуном-покровителем, Кадаль недолго колебался. В
конце концов, ведь он будет делать то же самое, что и раньше. А если есть
возможность получать за лечение хорошие деньги, то почему бы ею не
воспользоваться? Доктор Кадаль отнюдь не был святым - просто ему часто не
хватало деловой хватки - зато у Равиля последнее качество имелось в
избытке.
Примерно через час новые партнеры ударили по рукам, и несколькими
днями позже доктор Кадаль переехал в дорогой двухэтажный особняк,
расположенный в самом фешенебельном квартале Западной Хины. Напротив,
через дорогу, проживал хинский пайгансалар* с многочисленным семейством и
сворой блудливых терьеров, а по левую руку возвышался дом господина
сахиб-хабара**, выстроенный городским архитектором по особому проекту. К
счастью, сам Равиль обитал в том же квартале, и быстро приучил заробевшего
было Кадаля не теряться в высокопоставленной компании.
__________________________________________________________________________
* Пайгансалар - начальник полиции города.
** Сахиб-хабар - начальник почтового ведомства.
__________________________________________________________________________
И уж тем паче не заикаться при каждом случайном "саламе".
Теперь люди Большого Равиля (Кадаль был далек от мысли, что его
атабек занимается этим самолично) усердно подыскивали богатых клиентов,
нуждающихся в услугах Кадаля, и приносили доктору фотографии "страждущих".
Заказы в основном поступали не от самих больных, а от их состоятельных
родичей, весьма довольных анонимностью лечения. Поначалу громилы-агенты
тоже пытались принять участие в процессе, путанно объясняя, как часто
забивает косяки тот или иной обдолбай, но доктор всякий раз нетерпеливо
обрывал:
- Не беспокойтесь, диагноз я поставлю сам.
Видимо, один из громил в конце концов удосужился разузнать, что
значит страшное слово "диагноз", и поделился этой ценной информацией с
товарищами. Или ар-Рави посоветовал "орлятам" не гадить в чужие гнезда -
короче, больше люди Равиля не докучали доктору невразумительными
пояснениями. А после восьмого удачного излечения к каждому комплекту
снимков стал неизменно прилагаться внушительный аванс. Аналогичную сумму
доктор получал через неделю после сеанса - когда состояние пациента уже не
вызывало никаких сомнений.
Сколько навара имел сам Равиль, доктор Кадаль даже не представлял, да
и не очень-то задумывался насчет доходов атабека. Иногда он по-прежнему
лечил людей бесплатно. Теперь он мог позволить себе подобную роскошь -
именно как роскошь, как легкую, необременительную филантропию. Однажды
ар-Рави, пронюхав об этом по своим каналам, решил было вразумить Кадаля,
но доктор посмотрел на разоравшегося атабека, как смотрел иногда на
фотографию несимпатичного ему пациента, и "орел" с хрустом захлопнул клюв,
плюнул на ковер и ушел.
А Кадаль задумался: впрямь ли однозначно его неумение влиять на
человека при личном контакте?
Позже, успокоив нервы и пригласив доктора отобедать в дорогом
ресторане, Большой Равиль с несвойственной ему деликатностью попросил,
чтобы Кадаль хотя бы не распространялся о своей бесплатной практике. Если
доктору по душе благотворительность - ради бога, все не без греха, одни
любят мальчиков, другие субсидируют музеи, но зачем же сбивать цены на
свои услуги? Богатые клиенты этого не поймут.
Кадаль согласился, что атабек прав, выпил по поводу примирения бокал
щербета и пообещал не афишировать случаи бесплатного лечения.
В общем, недоразумение было улажено, а вскоре между Кадалем и ар-Рави
установилось нечто вроде своеобразной дружбы: оба безоговорочно признавали
авторитет и незаурядные способности партнера в его области, но при этом
симпатия Равиля носила легкий оттенок снисходительности к одаренному
свыше, но абсолютно непрактичному "знахарьку", а Кадаль, в свою очередь,
ценя деловую хватку и острый ум Равиля, относился к "горному орлу", как к
большому ребенку, увлекшемуся опасной игрой и считающему эту игру
единственным смыслом жизни - что, по мнению доктора, было в корне
ошибочно.
Но, независимо от нюансов, новые друзья хорошо ладили и были вполне
довольны друг другом. Несколько раз они даже отдыхали вместе на курортах
побережья Муала или в Озерном пансионате, расположенном в пригороде
Дурбана на месте бывшего гарема правителя города.
Впрочем, любая из девочек, приезжавших по вызову в Озерный пансионат,
могла дать сто очков форы гаремной наложнице по части умения ерошить
мужчинам паховые перышки. Еще бы: девочки были дорогие, а наложницы -
бесплатные...
Самое смешное: до сих пор, заходя в цирюльню или чайхану, Кадаль
искренне боялся, что у него не хватит денег рассчитаться за стрижку или
поджаристый лаваш. Динаров в кожаном портмоне достало бы завалить лавашами
всю кладовку, а постричь на эти деньги можно было бы целый хайль
новобранцев - и вот поди ж ты!
Зато в присутствии Равиля доктор ловил себя на том, что начинает
сорить деньгами.
Комплексы прошлого.
Успешное сотрудничество друзей-партнеров продолжалось уже четыре
года, но в последнее время кошки все чаще скребли на душе у Кадаля.
Теперь он хотел знать клички этих непрошеных кошек.
Доктор не догадывался, что для этого придется копаться на помойках
бытия.
* * *
Взгляд скользил по мелким строчкам газетного шрифта, информация
тонким, монотонно журчащим ручейком вливалась в мозг - и тут же падала в
некий отстойник, минуя сознание, занятое сейчас совсем другим.
"Вооруженный маньяк застрелил из автоматической винтовки девять
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг