Если у вас есть выбор: спорить с кентавром или биться головой об
стенку - смело начинайте искать ближайшую стенку. Я отвинтил колпачок и
осторожно припал губами к фляжке. Питье было безалкогольным, кисловатым и
слегка отдавало перечной мятой. После первого глотка я почувствовал, как
по моим мозгам прошлись наждаком, сдирая накопившуюся за день плесень, и
по телу пробежала освежающая волна. Второго глотка я сделать не успел -
Фол отобрал у меня фляжку и спрятал под попону.
- Обопьешься, - грубовато буркнул он. - А теперь - спать.
- Тебя проводить? - машинально поинтересовался Ритка у кентавра.
- Ага, - весело отозвался Фол, стряхивая хвостом снег с ближайшего
куста. - Чтоб наши подумали, будто я под арестом. Или что я - извращенец.
Спокойной ночи, Ричард Родионыч!
И без лишних слов умчался прочь.
- Я тебе завтра позвоню? - Ритка взгромоздился на мотоцикл и
вопросительно посмотрел на меня.
- Позвони, - согласился я, прислушиваясь к новым ощущениям в себе. -
Только не очень рано.
Ритка пнул ногой стартер, а я повернулся к моему другу спиной и
побрел к подъезду.
Уже стоя у двери в квартиру и нашаривая в кармане ключи, я услышал
робкое повизгивание и обернулся, ожидая чего угодно.
На лестнице, ступенек на шесть выше моей площадки, сидел пес. Большая
такая собачина, не меньше овчарки, серая с подпалинами и ужасно
несчастная. Шерсть на звере была мокрая и слипшаяся, язык не умещался в
пасти и выпадал наружу, как штандарт сдающейся крепости; и сидел этот
серый побродяжка неуклюже, боком, сильно перекосившись налево.
- Здорово, - удивленно сказал я.
Пес закряхтел и полез по ступенькам вверх, жалобно поскуливая - надо
полагать, от греха подальше.
- Тебя как зовут-то? - спросил я вслед.
Пес взвизгнул что-то вроде: "Ну чего тебе от меня надо?!" - и лег на
следующей площадке, отвернув голову.
Впрочем, уши его настороженно торчали. Мало ли, может, я побегу
следом и буду пинаться ногами...
- Колбасы хочешь? - поинтересовался я.
Учуяв жалость в моем голосе, пес соизволил повернуться и заскулил,
протяжно-тоскливо ропща на судьбу.
- А ты не кусаешься, приятель?
"Ни в коем случае!" - метровыми буквами было написано на его морде.
Я открыл дверь и приглашающе махнул рукой.
- Заходи, серый, гостем будешь!
Пес не тронулся с места.
- Ну, как знаешь, - я зашел в квартиру, оставив дверь открытой.
И как в воду глядел: не прошло и минуты, как на лестнице раздалось
сбивчивое цоканье когтей о ступеньки, и в дверь просунулась собачья морда.
Я к этому времени уже успел сходить на кухню и вооружиться изрядным
куском колбасы. Видимо, это оказалось решающим аргументом - не сводя глаз
с вожделенной еды, пес прохромал в прихожую (заднюю левую лапу он сильно
подволакивал) и приступил к ритуалу знакомства: обнюхиванию моих рук,
дружелюбному ворчанию, вилянию хвостом, подсовыванию своего мокрого
затылка под мою левую ладонь для поглаживания, деликатному пережевыванию
колбасы и так далее.
Доев колбасу, пес подошел к дверям и остановился в ожидании.
- Уйти хочешь?
Пес лег у дверей, положил голову на передние лапы и прикрыл глаза. Я
запер дверь - никакой реакции. Как всю жизнь тут провалялся.
- Сторож... ну, спи пока, а завтра решим, как с тобой быть. Ричарду
тебя отдам - будешь служебно-розыскной собакой!
"Ага, разогнался!" - сонно проворчал мой сторож, а я вернулся на
кухню и снова полез в холодильник.
Есть не хотелось, но на верхней полке обнаружился стакан с водой, и
это было как нельзя кстати. Я захлопнул дверцу, жадно припав к стакану, и
лишь когда половина стакана оказалась выпита, я понял, что это не вода.
Водка это была - но настолько ледяная, что спиртовой запах практически не
ощущался, да и вкус...
Не помню, дошел ли я до кровати.
12
...Я был медной наковальней, падающей с неба.
Я падал десять дней и ночей, розовоперстая Эос с завидной
регулярностью выходила из мрака и в него же возвращалась, ветер
пронзительно свистел в ушах (наличие ушей у меня-наковальни почему-то
казалось совершенно естественным), и нахальная ворона с профилем Фимы
Крайца все кружила рядом, вереща дурным голосом о том, что сейчас я пробью
землю насквозь и попаду в геенну огненную, а после буду лететь дальше еще
десять дней и десять ночей, и вот тогда-то начнется самое интересное...
Но до самого интересного я не долетел.
Вместо этого я неожиданно оказался в очень темном и сыром месте, где
пахло грибами, и шагах в двадцати от меня коренастый дядька с
блекло-рыжими волосами и бородой присел на корточки, сосредоточенно
ковыряя землю коротким мечом.
Лица дядьки я не видел.
"Вступи ты в Аидову мглистую область," - прозвучало у меня в голове,
и я вздрогнул, когда воздух вокруг наполнился чеканной поступью воинов,
ровными рядами шагающих туда, откуда не возвращаются.
...вступи ты в Аидову мглистую область,
Быстро бежит там Пирифлегетон в Ахероново лоно
Вместе с Коцитом, великою ветвию Стикса; утес там
Виден, и обе под ним многошумно сливаются реки...
И впрямь поверх сидящего на корточках землекопа проступила громада
мрачного утеса, тенью дремлющего великана нависнув над дерзким; и брызги
ударили о замшелый каменный бок, шумом подземных рек вторгаясь в тишину
этого места, где пахло грибами, а еще - забвением.
А дядька все копал и копал.
"Слушай теперь, и о том, что скажу, не забудь..." - прошептал кто-то
совсем рядом, и вдруг зашелся сухим, лающим смехом, прозвучавшим подобно
святотатственной клятве.
- Слушай теперь, и о том, что скажу, не забудь: под утесом,
Выкопав яму глубокую, в локоть один шириной и длиною,
Три соверши возлияния мертвым, всех вместе призвав их:
Первое - смесью медвяной, второе - вином благовонным,
Третье - водою, и все пересыпав мукою ячменной,
Дай обещанье безжизненно веющим теням усопших:
В дом возвратяся, корову, тельцов не имевшую, в жертву
Им принести и в зажженный костер драгоценностей много
Бросить...
Меня бросило в жар. Ни с того ни с сего мне показалось, что дядька,
сидящий на корточках у ямы, больше похожей на разверстую могилу для
карлика - это я, хотя мы были совершенно не похожи друг не друга. Это я
сидел сейчас, собираясь с духом и загоняя страх куда-то в живот, где он и
скапливался холодной лужей, это я готовился совершить неслыханное
приношение в невиданном месте, не боясь грома небесного и кары за грехи; а
если б Те узнали, чего я хочу, то они содрогнулись бы и кинулись сюда,
пытаясь...
Пытаясь - что?!
- После (когда обещание дашь достославным умершим),
Черную овцу и черного с нею барана - к Эребу
Их обратив головою, а сам обратясь к Океану, -
В жертву теням принеси; и к тебе тут немедля великой
Придут толпою отшедшие души умерших; тогда ты
Спутникам дай повеленье, содравши с овцы и барана,
Острой зарезанных медью, лежавших в крови перед вами,
Кожу, их бросить немедля в огонь, и призвать громогласно
Грозного бога Аида и страшную с ним Персефону;
Сам же ты, острый свой меч обнаживши и с ним перед ямой
Сев, запрещай приближаться безжизненным теням усопших
К крови...
Теряя сознание, проваливаясь в дурман безумия, растворяясь в
окружающей сырости, я слышал гул волн, разбивающихся об утес, и в этом
гуле звучали странно-знакомые слова: "Был схвачен я ужасом бледным...
ужасом... ужасом... бледным... был схвачен... я... я... я..."
СУББОТА,
ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ ФЕВРАЛЯ
Не щипайте галлюцинацию за бок * Эра Гигантовна *
Сортирный исчезник мешает Акту Творения * Архаров
заказывали? * Фима-Фимка-Фимочка * Дурные манеры Деда
Банзая * О Выворотке и не только
1
Городское неугомонное утро вступало за окном...
Нет, это уже было.
Я лежал под одеялом, не открывая глаз...
И это уже было.
А чего тогда не было?
Память насмешливо фыркнула и свернулась колючим клубком.
Сесть на кровати удалось лишь после изрядного усилия. Должно быть,
поэтому я не сразу заметил, что одет. Я никогда не спал одетым. Тем более
в шерстяных рейтузах, блузе с капюшоном и теплых носках.
Носки вообще были не мои. Не могло у меня быть таких отвратительных
рябых носков грубой вязки, да еще с черными заплатами на пятках. Владелец
подобной мерзости, небось, склонен к суициду.
И пьет натощак.
Нащупав тапочки, я встал и, придерживаясь за стены, направился в
коридор, собираясь дотащиться до ванной и плеснуть водой себе в лицо.
Желательно очень холодной водой.
Увы, в коридоре меня ждал очередной сюрприз - из ванной комнаты
доносился плеск и бодрое мурлыканье. Голова немилосердно кружилась, но я
все-таки ускорил шаг, распахнул дверь санузла и понял, что до сих пор вел
неправильный образ жизни, дурно сказавшийся на психике.
Спиной ко мне, оттопырив пухленькую попку, еле прикрытую смешной
оранжевой комбинашкой, умывалась галлюцинация.
- Гав! - зачем-то прохрипел я.
- Пшел на кухню! - не оборачиваясь, отозвалась галлюцинация.
Я подумал и ущипнул себя за бок.
Не помогло.
Тогда я подумал и ущипнул за бок галлюцинацию.
Результат превзошел все мои ожидания: раздался оглушительный визг, в
ванной на миг стало тесно, я оказался награжден оплеухой, взашей вытолкан
в коридор и мог только ошалело слушать, как с той стороны злобно лязгает
крючок.
Пнув дверь ногой, я поплелся обратно в комнату. В углу обнаружился
чужой матерчатый чемодан, до половины набитый всяким барахлом. Из шкафа
торчал цветастый подол, придавленный дверцей, на тумбочке валялись
электрощипцы для завивки волос; рядом со щипцами сиротливо притулился
"Помазанник Божий", крем для снятия макияжа с добавлением освященного
миро. На стене, бок-о-бок с моим календарем, добавился еще один календарь
- глянцевый, канареечный, согласно которому мне сегодня рекомендовалось
класть присухи на любовь, а также орать в поле, дабы на нивах не было
плевел. Я скромно опустил взор и увидел наконец самое невероятное: полы
были вымыты и натерты мастикой до совершенно неприличного блеска.
Женился я во сне, что ли?!
Глядя на себя в зеркало (вид у меня был еще тот!), я понял, что
ничуть не удивлюсь, если сейчас в комнату влетит сопливый оболтус и
кинется ко мне на шею с воплем: "Доброе утро, папочка!"
- Доброе утро! - послышалось сзади. - Как вы себя чувствуете,
больной?
- Твою д-дивизию... - непроизвольно вырвалось у меня.
- Что?
- Ничего... - я обернулся, всмотрелся. - Добрейшее утро, Идочка!
- Вы меня помните, больной?
- Еще бы! Дежурная сестренка милосердия в этой... этом... хре...
хра... неотложке! Влияние ворожбы на референтную консервацию! Слушайте,
хорошая моя, а где ваш роскошный Генрих Валентинович?! На кухне? Завтрак
мне готовит?!
Идочка засмущалась и шмыгнула вздернутым носиком, одергивая полы
халатика.
- Чай пить будете? - еле слышно спросила она, забыв добавить
"больной". - А я вам все-все расскажу... вы только переоденьтесь, ладно?..
ВЗГЛЯД ИСПОДТИШКА...
Все округлости чуть круглее, чем требует нынешняя мода на
женщин-мальчиков; малый рост вынуждает ее смотреть почти на любого
собеседника снизу вверх, доверчиво хлопая ресницами и едва ли не
заглядывая в рот - многим это нравится, и видно, что да, многим... Волосы
цвета осенней листвы собраны на затылке в узел, румянец играет на щеках, а
нижняя губка капризно оттопырена, намекая на способность обидеться без
повода и простить без извинений. Хочется погладить, почесать за ушком,
мимоходом рассказав о чем-нибудь веселом, наверняка зная: она откликнется
смехом, утирая слезы и сама стесняясь этого.
И еще: из таких получаются превосходные бабушки.
Вот она какая, сестренка милосердия Идочка...
Рассказ Идочки потряс меня до глубины души. Я даже не сразу обратил
внимание, что пью жиденький чаек с белыми сухариками, в то время как
сестра милосердия лопает пельмени, обильно поливая их острым кетчупом. До
кетчупа ли, когда выясняешь, что без малого три дня провалялся в горячке?!
Ну Фол, ну лекарь двухколесный... впрочем, он ведь честно предупреждал
меня, дуролома, чтоб не пил спиртного.
- Я из-за вас с Генрихом вдрызг разругалась, - излагала тем временем
девушка, не переставая жевать. - Во-первых, выговорилась от души, а он
этого не любит. Во-вторых, самовольно в кардиологию позвонила;
в-третьих... Короче, с утра он меня уволил. Я в общежитие - комендантша,
стерва крашеная, говорит: выписывайся в двухдневный срок и шевели ножками!
Потом самосвал этот, на проспекте... иду по улице, плачу, тушь потекла, не
вижу ничего - а тут рев, визг, люди какие-то кричат, и водитель кроет меня
на чем свет стоит! Подбегает патруль, спрашивает, я плачу, водитель
орет... смотрю - в патруле знакомый ваш!
- Ритка! - догадываюсь я, незаметно воруя у разволновавшейся Идочки
один пельмень.
- Ага, он самый, Ричард Родионович... положите пельмень, вам нельзя!
Ой, и мне нельзя, я и так толстая, вся в маму... Короче, друг ваш уволок
меня оттуда, а когда узнал, что уволенная я, и жить мне негде, то привел к
вам.
Здравствуй, Ритка, Дед Мороз! Век не забуду, благодетель!..
- Приходим, а вы не отпираете. Ричард Родионович сильно ругаться
стали, еще хуже того оглашенного водителя, а потом проволочкой в замке
поковырялись, открыли - смотрим, вы на полу валяетесь. И стонете. Тут
Ричард Родионович мигом великомученику Артемию свечку, за телефон, в
поликлинику позвонили, рявкнули на них, желудочники за полчаса приехали,
очистку вам провели - и постельный режим прописали. Хотели
госпитализировать: дескать, заболевание странное - так Ричард Родионович
воспротивились. Сказал, что девушка - я то есть - здесь останется и
приглядит, ежели что!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг