Она сразу прошла на кухню. Я осматривался с любопытством. Огромная,
как площадь Этуаль, дизайн, встроенные агрегаты, которых я не отличу один
от другого, только холодильник и знаком, здесь их два. Мойка одна, но
громадная, зачем-то двойная, из навесных шкафчиков на волю просятся вина в
ярких бутылках.
Стелла поставила на огонь кофейник:
- Может быть, сперва перекусить?
Я протестующе выставил ладони:
- После такого ужина?..
- Подумай.
- Ни за что. А вот ты...
- Я на диете, - сообщила она. - Достаточно и маленького бутерброда.
Или двух. Тебе с чем?
- Я всеядный.
- Желудок в порядке?
- Булыжник переварит, - заверил я.
Она в сомнении вскинула красивую бровь, мол, после тридцати половина
мужчин с язвами, гастритами, а вторая половина с простатитами и прочими
половыми неудобствами.
Я широко и плотоядно улыбнулся, показывая всем видом, что пока что...
тьфу-тьфу!.. сия чаша меня миновала.
Потом мы пили кофе, неспешно и с удовольствием. Она добавила сахару в
самом начале, чувствовался тот особый привкус жженого сахара, я так не
делаю, но не возражаю, ибо кофе хорош всегда, когда хорош.
Потом она медленно начала раздеваться, не сводя с меня двусмысленного
взгляда. Все проделывала медленно, грациозно, но с некоторой долей
неловкости и застенчивости, что явно верх артистичности, ибо если совсем
недавно женщины смущенным шепотом просили погасить свет, то теперь даже
школьнице не придет в голову заниматься этим в темноте.
Когда сняла и трусики, ажурные и надушенные, я ухватил ее жадными
лапами. Она шепнула ласково:
- Не спеши, дорогой... У нас много времени... Бери меня нежно,
медленно... Я хочу вкусить всего...
Я сказал с грубоватой мужественностью:
- Анатоль Франс сказал, что в любви предпочитает старые методы. Самые
старые!
- Дорогой, это было давно...
- Во Франции любовью заниматься умели, - не согласился я. - Все эти
штуки-дрючки, которые сейчас преподают на курсах эротики, тогда уже были в
ходу. Но я, как и Франс, не гонюсь за модой.
- Это не мода...
- Есть вещи, которые я не делаю, - ответил я непреклонно. - По
крайней мере, в первый же день.
- Не будь таким зажатым...
- Я не зажат, - объяснил я, - я просто старомоден.
Она смотрела умоляюще, но я держался напористо, грубовато, пусть еще
не как солдафон, но как человек старшего поколения, который не обучен
всяким новомодным приемам, который прост, как правда, а по опыту знает,
что как бы ни изощрялся, но оргазм всегда оргазм, от позы не зависит. Она
взяла мою голову, попыталась сдвинуть меня ниже, но я со смехом развернул
ее, поставил, как в моей молодости говорили - на четыре кости, и взял
просто, напористо и грубо.
Она смирилась, терпела, даже начала двигаться и постанывать, но я уже
сжал ее сильнее, оставляя на мягкой белой заднице красные пятна, мощно
выдохнул, рыкнул, медленно расслабился, похлопал по ягодице:
- Ты просто прелесть!
Она продолжала стоять на четвереньках. Я слез с постели, расправил
плечи и подтянул живот, все-таки снимают, направился в ванную. Здесь все
сверкало чистотой, на столике и полочках выстроились шампуни, мази, но все
же ощущение осталось такое, что постоянно здесь не живут.
Когда я вышел, она уже сидела на краю постели, закутавшись в розовый
пышный халат. Лицо ее раскраснелось, прическа сбилась, и она ловко
распустила волосы.
- Ого, - сказал я озабоченно, глядя на часы. - Черт! А у меня там
собака негуляная.
- Собака?
- Боксерчик, - объяснил я ласково. - Такая умница! А понятливая...
Представляешь, на обед всегда зовет, все понимает...
Собачники о своих собаках могут говорить часами, даже не повторяясь,
но я говорил о Хрюке, лишь пока одевался и натягивал кроссовки. Она
подставила щеку, я звучно чмокнул, повернулся к двери.
Она сдвинула собачку замка, спросила как-то неуверенно:
- Надеюсь, ты еще найдешь время для меня?
- О, я мечтаю об этом, - сказал я горячо. - Было так чудесно!
Приободрившись, она сказала с улыбкой:
- И в следующий раз ты найдешь время позаниматься со мной...
подробнее? Не на бегу? А то, как говорится, не снимая лыж...
- Надо бы, - согласился я. - Черт с ними, привычками, Анатолем
Франсом... Даже с телекамерами.
Она отшатнулась, будто я внезапно попытался ее укусить за нос. Глаза
расшились уже в неподдельном испуге:
- Какие... такие телекамеры?
- Одна в люстре, - пояснил я словоохотливо, - две по углам, четвертая
в том навороченном вентиляторе.
Я улыбался дружески, а ее лицо покрылось смертельной бледностью. В
глазах вспыхнул страх:
- Ты... знал?
- Конечно!
- Но... как?.. Откуда?
Я нежно провел ладонью по ее щеке. Ощутил, как тяжелая горячая кровь
наполняет там внизу, хотя в моем возрасте на такую реакцию требуется уже
несколько часов, а то и сутки.
- Ты просто прелесть. Не бери в голову, а бери... ну, сама знаешь. Ты
красивая, а на красивых даже злой пес не гавкнет.
Замок щелкнул, я вышел на пустую площадку. Стелла смотрела вслед
расширенными в страхе и непонимании глазами:
- Если ты знал...
- Да что знал, - проговорился я в порыве понятного мужского
хвастовства, - сам проверял, чтобы засняли как следует! Скажи ребятам,
пусть с пленкой побережней, не испортили бы. Буду друзьям показывать.
Лифт тихо загудел, я кивнул дружески, дверца бесшумно распахнулась. И
тогда, когда лифт пошел вниз, мне показалось, что слышу, как щелкает все
множество замков, отгораживая ее квартиру от внешнего мира.
В понедельник Кречет встретил меня придирчивым взглядом:
- Виктор Александрович, по информации, вы так неожиданно исчезли с
приема...
- Неожиданно? - удивился я. - Я полагал, что если не меня, то такую
красивую женщину, как Стелла Волконская, должны заметить сразу!
В его глазах появилось недоумение:
- Верно. Вы исчезли с этой... аристократкой.
- И не просто исчез, - похвастался я. - Побывал у нее в спальне.
Он вскинул брови, в серых глазах мелькнул гнев. Я не решился играть
дальше, уже без улыбки рассказал, как ушли с приема, как доехали и... чем
закончилось. Намеком, без подробностей, ибо настоящие мужчины охотнее
рассказывают о своих проколах в этой области, чем об успехах.
Он слушал-слушал, отшатнулся:
- Да вы понимаете, что натворили?
- Что?
- Дали им в руки материал для шантажа!
- Так ли? - усмехнулся я. - Забываете, в каком мире живем. Еще
десяток лет назад такими фото можно было скомпрометировать, загубить
карьеру... помню, военный министр Англии, Парфюмо, вылетел со всех постов
за такое фото..., а сейчас даже правительственный чиновник будет не только
рассматривать такие снимки с удовольствием, но еще и друзьям покажет.
- Но пресса... газеты... телевидение?
Я скромно улыбнулся:
- Пусть покажут. Я был неплох. В этаком старом мужественном стиле!
Без новомодных выпендренов, когда, мол, и женщина тоже человек, надо
удовлетворять ее сексуальные фантазии... Хрен, я удовлетворял. Главное,
что заботило и даже малость мешало, это подтягивать животик... он у меня
малость того, и выпячивать грудь.
Окаменевшее лицо Кречета начало медленно оживать. Из богатырской
груди вырвался такой мощный вздох, что взметнул бумаги на другом конце
стола. В глазах наконец вспыхнул интерес:
- Я добуду запись. Сам просмотрю!
- Мне стыдиться нечего, - сказал я скромно. - Такую аристократку
поставил... И драл, как вокзальную шлюшку.
- И живот подтягивал?
- Зато плечи надувал. Когда-то там были мышцы... честное слово!..
если напрячь, то кое-что проступает даже сейчас...
Он наконец освобождено засмеялся.
- Да, забываем в какое время живем... Но и они, дурни, забыли! Но все
же, Виктор Александрович, зная вас, ни за что не поверю, чтобы вы
потащились за бабой на другой конец города. Вам бы, чтобы в соседнем
подъезде, а то и на одной площадке, чтобы в трениках!
- Такая аристократка! - сказал я с упреком.
- Аристократка, - согласился он. - Проверили. Сейчас все покупают
липовые свидетельства, что графья да потомки Романовых, а то и Рюриковичи,
но она в самом деле урожденная Волконская, а те тянут род от Рюрика.
Родословная уже длиннее, чем у вашей собаки. А Рюрик и вовсе, если верить
тут одному, от самого бога Сварога. Так вы ее, так сказать, креветкой?
- Некоторые говорят, а ля кальмаром. Но мы еще малость и поговорили.
Она знает немного, да и о том старалась не говорить, но я задавал вопросы,
а ответы пропускал мимо ушей, зато следил за лицом. Не ручаюсь за
стопроцентную точность, но в недрах армии зреет военный переворот. Из-за
недоплат, сокращений, неустроенности... Я бы указал на военно-воздушные
силы, если бы уверенность была не на семьдесят процентов, а на все сто...
Он кивнул:
- Продолжайте.
- Из вашего кабинета утекает ценная информация...
- Догадываюсь.
- Еще один крупный банк поддерживает тайную работу против вас.
- Их много!
- Судя по интонации, бровям, тембру, это мощный государственный банк.
А таких можно перечесть по пальцам одной руки. Даже если эта рука
трехпалая, как у жабы.
Он в недоверием покачал головой:
- Вы полагаете, она знает настолько много?
- Похоже на то. Простую шлюшку не провести на прием, даже очень
красивую. К тому же я не клюнул бы на простую. Они уже знают, что я на баб
не падок. Потому подставили настоящую аристократку из высшего круга. Чтобы
привлечь мой интерес, она сразу поспешила дать понять, что знает высших
лиц лично, что княгиня, что богата и влиятельна... Понимали, что я
почувствую, если врет, на чем-то да поймаю, а вот настоящая в самом деле
может набросить поводок на такого плебея - умного, но бедного и
низкорожденного.
Он покачал головой:
- Подозрительный вы человек, Виктор Александрович.
- Я? - удивился я. - Просто я человек, уже повидавший людей.
Он хмыкнул. По его глазам я понял, что он хотел сказать: людей ты
повидал, дружище, но, похоже, и баб повидал тоже. Всяких, разных. В том
числе - красивых и подлых.
- Я наведу о ней справки, - пообещал он, - но вы уж не делайте ничего
неожиданного! Моя охрана должна знать, где вы и что с вами.
- Да все было ясно, - ответил я досадливо. - Я не двадцатилетний
юнец, которому гормоны ударят в голову. Я знаю, как кто ведет себя. Вместо
того, чтобы только демонстрировать свои прелести, она поспешила выложить
все козыри. Ставка на то, что заинтересуюсь если не просто красивой
женщиной в постели, то хотя бы знакомством с такой знатной особой. Но,
повторяю, я - волк битый. И как тот старый пес.
- Что за пес?
- Который скрэбэ, ..., гавкае. Ну, разом делает три дела. Эх...
который закапывает задними лапами продукты отхода организма, продляет род
и охраняет государство. Самое неприятное, что в вашем тайном совете кто-то
на их стороне. Я ощутил это ясно.
Лицо Кречета, и без того каменное, застыло вовсе. Мертвым голосом
спросил, впрочем, без всякой надежды:
- Кто?
- Если бы она знала, - развел я руками, - то, возможно, узнали бы и
мы.
Глава 22
Постовые сбивались с ног, направляя поток машин по другой улице.
Демонстранты перекрыли улицу, подогревая себя криками, сгруживаясь как
овцы, чтобы если какой водитель, озверев, решится пустить машину на толпу,
то чтобы попасть под удар не одному, а всей массе. Не то, что на миру
смерть страшна, христианам она всегда страшна, а удар распределится на
всех, можно отделаться синяком, зато всю жизнь ходить в героях.
- Церковь наносит ответный удар, - сказал Володя.
- Если бы церковь, - буркнул я.
- А кто же?
- Чистые души. Церковь даже с петлей на шее не способна поднять
жирный зад... Это как с двумя лентяями, что лежали в горящем сарае,
терпели, и только когда загорелась одежда, один слабо вскрикнул:
"Горим...", а второй тихонько попросил: "Соседушка, крикни и за меня
"Горим!". Да что там, церковь даже не крикнет. За нее кричит это людье.
Хорошее людье. Чистое, недалекое. Не видевшее мира, не читавшее других
книг, не слушающее других людей. Мы любим таких, всем нам приятно общаться
с хорошими людьми, что глупее нас.
Он посматривал на меня недоверчиво, на чистом лбу собрались морщинки.
- Я поеду по кольцу, - сообщил он. Хоть дальше, зато нет
перекрестков... да и никакие демонстранты там не перекроют.
Машина неслась уверенно, мощно, мотор не гудел, а едва слышно
мурлыкал, меня уютно вжимало в мягкое сидение, но на душе была горькая
безнадежность.
Соберемся, опять будем говорить о НАТО... И я буду говорить. Хотя
я-то понимаю, что дело не в НАТО, что продвижение этого военного блока к
нашим границам - это не угроза нападения, а куда страшнее и хуже... Это
результат уже одержанной победы!
И Краснохарев, и его блестящий ученик, что держится так скромно,
Усачев, и Коган, Коломиец, Яузов... никто из них не понимает, что на смену
атомным бомбам, водородным и даже нейтронным - пришло более совершенное
оружие! Нет, не химическое или биологическое, это такой же примитив,
рудимент мышления каменного века. Не лазерное, не электронно-компьютерное,
интернетовское... Хотя уже теплее, но не потому, что по Интернету можно
залезать в пентагоны и воровать атомные секреты. Или испортить базы
данных.
На смену незаметно для простого народа, а многие политики не умнее
своих сапог, пришли бомбы философские! Бомбы с зарядами вседозволенности,
разврата, сексуальной свободы, признания сексменьшинств, признания прав
дебилов и круглых идиотов на представление их интересов в парламентах, на
свою долю в руководстве...
Как могла выстоять в борьбе Америка, где за все века истории не было
ни одного философа, ни одного ученого, ни единого крупного деятеля? Даже в
таком простом деле, как военное, там не было ни умов, ни героев, что
бросались бы под танки или на амбразуры дзотов.
А этим как раз и победила. Чтобы победить другие народы и культуры,
ей надо было всего лишь провозгласить девизом: все дозволено! Разврат,
трусость, предательство, хапанье... все пороки легализируются, уже нет
разврата, предательство оправдано, как и трусость... Все правильно: другие
народы рано или поздно, глядя на такой разнузданный шабаш, устанут от
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг