- мы!". Их сторонились даже блатные: скифы оказались без тормозов
вовсе.
Но его мысли все возвращались к Яне. Он никогда не спрашивал
ничего о Алексее, хотя, как понимал с жутким холодком сладкого
отвращения, Яна ответила бы честно и просто, как все, что она
говорила и делала. И рассказала бы все с подробностями.
Крылов ощутил, что он все еще чуточку отстает от стремительно
нарастающего раскрепощения нравов. Может быть потому, что он
все-таки технарь, а Яна из гуманитариев, что во все времена
отличались свободой нравов, а за ними покорно шло все остальное
человечество.
Да, он знал, что редкий начальник не попользуется своей
смазливенькой подчиненной, но Яна в прошлый визит с простодушием
деревенской дурочки преспокойно рассказала, что когда пришлось
устраиваться в местную кунгурскую газетку, пришлось отсосать у всех
мужчин, начиная с главного, и кончая грузчиками. И что в любое время
ставили и пользовали, пока поднималась по служебной лестнице. И что
служебная лестница в первую очередь дает возможность отсекать всех
тех, кто оказывается ниже. В конце-концов, стала замглавного, и уже
только тот ее мог пользовать "по праву", остальных отшвыривала одним
презрительным взглядом... Не потому даже, что неприятные - мужчины,
как мужчины, а просто на фиг ей это нужно, лишние... не то, чтобы
даже хлопоты, а так - лишние движения.
Крылов перевел тогда было дух, главный редактор - это все-таки
не вся редакционная кодла, но Яна без паузы сообщила, что рамки той
газетки стали узки, она перешла в издание покрупнее, с большим
тиражом, что выходит на хорошей офсетной бумаге, глянцевой обложкой,
и ее отделения уже есть в шести крупных городах страны...
Он стиснул челюсти, смолчал. Мелькнула мысль, что неплохо бы
самому стать главным, иметь свою газету - роскошную, на офсете! - и
тогда бы никто другой...
Но тут же вспомнил, что даже в Кунгуре она брала интервью у
различных деятелей, начиная от мелких политиков - к крупным ходят
рангов повыше, - и кончая вожаками мелких банд. Как-то без стеснения
упомянула, что для того, чтобы разговорить одного хмурого деятеля,
отсосала у него, после чего он расслабился и выложил ей на два
интервью, на редакционной планерке материал отметили, как удачный.
- А черт, - пробормотал вслух, - не газету бы... А если газету,
то главредом ее! Чтобы на интервью других, а сама только по
телефону, да по Интернету...
И тут же пришла отрезвляющая мысль, что для того, чтобы ее
сделать главредом, надо иметь газету в собственности. Но чтобы иметь
газету в собственности, кем надо быть самому?
Из комнаты донесся скрипучий голос:
- Ты мне, Костик?
- Спи, - крикнул Крылов раздраженно. То дед не слышит, когда
орешь прямо в ухо, то улавливает, едва пошлепаешь губами. - Это я с
зелеными человечками разговариваю!
- А-а-а, тогда ладно, - ответил дед. - Если устанешь их ловить,
позови. Помогу.
Затихло, а его мысли снова вернулись к Яне. Он зло пинал себя
ногами, обзывал червяком и всякими дурными словами, бросал в грязь и
топтал, как нечто совсем уж ненавистное и мерзкое, но устыживался
ненадолго, тут же ловил себя на постыдном перелопачивании последнего
свидания.
Она спит с Алексеем! Не просто позволяет себя пользовать во
всех вариантах, как позволила ему, даже сама пошла навстречу, а спит
с ним, кладет голову ему на грудь, обхватывает рукой за шею,
закидывает на него ногу во сне.
Спит - это важнее, интимнее, чем простой коитус. Правда, у нее
в Москве нет, где жить, но могла бы и с ним, вот в его комнате. Дед
в одной, они - в другой. Но ей это и в голову не приходит. Почему?
Да потому, что Алексей в ее глазах явно сильнее. Они только языками
чешут о древнем величии скифов, по-детски грозятся восстановить
державу скифов... ха-ха!... а вот Алексей действует сильно и
напористо.
Партию зарегистрировал, активную агитацию ведет, уже дает
интервью... вернее, сам умеет найти концы, чтобы это свое интервью
навязать и проследить еще, чтобы интервью появилось в печати. А вот
он все еще хлебалом щелкает, мечтает... интеллигент российский, что
ни говори о разрыве с этой гребаной российскостью, тем более - с
интеллигентностью.
Поймал себя на том, что старается доказать, будто им движет
простейшее мужское самолюбие, выросшее из собственнического
инстинкта самца. Дескать, еще чуть - и сам бы бросил, а то и мог бы
отдать, подарить, а то и просто забыть о ней за кучей дел, дело-то
непростые, непростые! - но вот так позволить у себя отнять, ощутить
себя перед другим самцом слабее в самом древнем и мощном из
чувств... нет, никогда!
Да, когда тебя пинком с работы, когда лопается банк с твоими
деньгами, бомжи спалят дачу, предаст самый верный друг - эти потери
несравнимы с той, когда у тебя уводят женщину. На все вроде бы есть
причины: инфляция, сокращение мест, криминал, но когда уводят
женщину, то этим другой самец демонстрирует свое преимущество над
тобой. Самым наглядным и неприкрытым образом. И самым обидным.
Оскорбительным. Нет, даже оскорбляющим.
На кухне заскрипело, это дед поднялся из кресла. Слышно было
как пошла вода из крана. Крылов прислушался, вон звякнул стакан, еще
чуть... ага, журчание прекратилось. Уже два раза дед забывал
закрывать кран. Правда, Крылов тоже забывает иногда, но это он, у
него это от заморочек, а у деда может быть от склероза...
Он поморщился, в голову настойчиво пихались гадкие слова насчет
старческого маразма, у деда не может быть маразма, он орел, мужчина,
такие мрут на бегу, на лету... но в сознание глубоко сидело знание,
что прадедушка умирал, прикованный к постели, ходил под себя, и так
продолжалось четыре долгих года, а бабушка умерла совсем недавно,
всего три года тому, тоже было нелегко...
Он зябко передернул плечами. Хотя забота о последних месяцах
умирающей легла не на его плечи, но запах лекарств, мочи и
экскрементов преследовал еще с полгода, хотя квартиру после этого
дезинфицировали, сделали косметических ремонт, заново наклеили обои,
но, судя по въевшемуся в стены запаху, надо было бы заменить и
штукатурку.
Или поменяться квартирами, подумал он. Но тут же мелькнула
мысль, что поменяет, скорее всего, шило на мыло. Найдется такой же,
кто не захочет жить в квартире, где умерли его старики, и где все
пропитано запахом их смерти...
Дед сидел с листками в руках. Щурился, далеко отводил руку,
шевелил губами. На газовой плите готовится закипеть чайник, а на
столе уже две большие чашки. Крылов заглянул: в одной чаю почти
ложечка, в другой - несколько крупинок. И без сахара.
- Дед, - сказал он ласково, - тебе со сливками?
Дед отмахнулся:
- Тебе мало, что я кофе пью со сливками?.. Еще и чаю вкус
портить.
- Врач сказал, что тебе и чай только со сливками!
- Врач, - сказал дед презрительно. - Что врачи понимают...
Человек - это пока еще тайна. Ты мне другое скажи. Ваше общество,
как я понимаю, разрослось, разрослось... Уже и серьезные люди
обращают внимание?
Крылов снял чайник, горячая пузыристая струя дугой ударила в
чашку. Забурлило, а когда он наливал в чашку деду, в его чашке по
самые края колыхалась, быстро успокаиваясь, коричневая ноздреватая
масса, похожая на торф.
- Обращают, - ответил он. Из груди рвался ликующий вопль, что
еще как обращают, но с суровым дедом старался держаться так же
красиво и мужественно, как со всеми держался дед. - Мы ломим, гнутся
шведы!
- А кто шведы?
- А все, кто не скифы, - ответил он, не задумываясь.
- И русские?
- И они тоже. Дед, русские - это не нация, а название косоруких
неудачников. Им прилепили все грехи, какие только можно придумать,
как мы сейчас чукчам присобачивает известный менталитет, французам -
бабничество, а итальянцам - болтливость и многодетность. Хуже того,
что русские с этим согласились и сами на всех перекрестках повторяют
о своей косорукости, тупости, лени, неумении отличить правую руку от
левой. Если нет возможности с этой дурью бороться, переубеждать весь
народ, что он-де не такой, то проще из этого народа выйти. И сразу
стать другим.
Дед смотрел поверх чашки чая. Взгляд из-под набрякших век стал
острым.
- Многие так и делают, - заметил он. - Бегут во всякие там
французы, американцы.
Крылов отпил чай, переждал, пока горячая струйка растворится в
пересохшей за ночь глотке.
- Там свои проблемы, - ответил он наконец. - Кто бежит в
американскость или европейскость, бежит из простого огня на склад
горючего, где уже начинается пожар. Он еще не виден, но там скоро
грохнет так, что Россия покажется огоньком в камине... Это всеобщее
довольство и стремление нигде пальчик не прищемить обойдется дорого.
Дороже, чем нам строительство коммунизма! Нужно начинать с нового
народа, дед.
- С нуля?
- Дед, - удивился Крылов, - где ты видишь нуль? Мы - хитрые! Мы
везде берем лучшее, объявляемся своим, давно утерянным. Или
украденным. Мы только возвращаем себе свои ценности!
Дед хмыкнул, но отвечал. Крылов заглянул через край листа,
поинтересовался:
- Наши правила?.. Что-нибудь заинтересовало?
Дед смолчал снова. Веки на миг приспустились, поднялась дряблая
рука, смахнула слезу, в последнее время левый глаз часто слезится
без всякой причины, но когда открыл глаза, Крылов видел с каким
напряженным вниманием дед читает, читает...
Он уже оделся в прихожей, а дед читал все тот же листок,
остальные непотревожено лежат на краю стола. Не читал даже, а то ли
перечитывал, то ли запоминал текст.
И только уже на лестничной площадке Крылов вдруг вспомнил, что
именно было на том листке. Восхваление доблестного ухода из жизни!
Глава 24
На службу добирался час, еще час ходил по отделам, общался,
зашел к шефу и выслушал покровительственное о молодежи, что не чтит
старших. А могла бы эта молодежь почаще бывать на работе. Мал ли что
сдает работу в срок и вовремя! Работа в коллективе - это нечто
другое, чем работа на кухне. Надо не отрываться от коллектива,
русский народ был велик соборностью...
Крылов терпеливо слушал, все равно зарплату задержали до после
обеда, потом сходит в заму и тоже выслушал о падении нравов, наконец
отстоял очередь у кассы, а домой уже не бежал, а летел. Отнять,
стучало в голове, у деда эту проклятую программу по внедрению новой
моды! Моды по красивому уходу из жизни престарелых. Нашел, что
читать, дурак... Молодым читать - и то мурашки по спине бегут, а
старику читать так и вовсе до инфаркт хватит. Или инсульт, у кого
что ближе.
С разбега сунул в щель палочку магнитного ключа. Лифт, конечно
же, на самом верху, но, к счастью, никто не перехватил, не взялся
перевозить в этажа на этаж мебель. Крылов едва не подпрыгивал,
торопил медлительную технику.
В квартиру ворвался, как ураган. В туалете горит свет, но
пусто, тихо работает телевизор. Дед на диване, раскрытая газета
прикрывает лицо.
- Дед! - закричал Крылов страшным голосом.
Он сорвал газету. Старческие веки дрогнули, глаза приоткрылись.
Дед сморщился от яркого света, проворчал:
- Что кричишь?.. Пальчик прищемил?
- Дед, - повторил Крылов обессилено, - дед...
Он сел на столик возле кровати. В сердце еще щемило, но во всем
теле разливалось великое облегчение.
- Так что орешь? - повторил дед крепнущим голосом. Он сделал
попытку приподняться, Крылов положил ладонь ему на грудь, удержал. -
Что там... я не выключил газ?.. Или свет в ванной?
- Ты все выключил, - ответил Крылов. - Отдыхай, я сейчас
разогрею ужин.
Однако, когда он гремел кастрюлями, в прихожей зашаркали дедовы
шлепанцы. Дед появился на пороге, Крылов ногой придвинул ему
плетеное кресло. Дед за спиной сопел, кряхтел, долго усаживался.
Теперь, чтобы сесть, приходилось одной рукой взяться за стену,
другой опереться о стол. Потому так неохотно переползает с места на
место, что все дается с трудом, а кто любит зряшные труды?
- Ну и как твои скифы? - спросил дед.
- Я сделаю омлет, - ответил Крылов. - Могу с ветчиной,
хочешь?.. И гренки в молоке. Так что попируем! Скифы? Да со скифами
все путем. Развиваемся настолько бурно, что просто...
Он умолк, разбивал яйца. Это дед его научил еще шестилетнего
брать яйцо в правую ладошку, левой аккуратно стукать тупой стороной
ножа, деля яйцо строго пополам. Здесь важно рассчитать силу удара,
чтобы яйцо и расколоть на две половинки, но только как бы надколоть,
чтобы не пролилось в ладонь, но зато легко раздвинуть обе половинки
над сковородкой, выпуская на горячую поверхность, где шипит масло,
неповрежденный желток. Дед учил шестилетнего малыша не
разговаривать, не отвлекаться, и потому даже сейчас замирает до сих
пор, хотя теперь яйца может разбить с закрытыми глазами.
Дед с одобрением следил, как внук действует в строгих традициях
его школы. Да и яйца готовит на простой сковородке, без всяких
модных наворотов и прочих экологических безобразий.
- Скифы, дед, - ответил Крылов бодро, - живут и размножаются! С
такой скоростью захватывают регионы, что и царю Атею не снилось.
- Это как же?
- Да создаются кружки, общества по всей России!.. Мы общается
по Интернету, а это не совсем то, что на перекладных, когда из
Петербурга в Москву за два месяца - уже здорово!
Дед помолчал. Газета не шуршит, Крылов оглянулся. Дед откинулся
на спинку кресла, со старческого коричневого лица глаза смотрели
совсем не старческие. Взгляд взыскивающий.
- Что-то не так, дед?
- Да нет, - проговорил дед. - Все идет чересчур хорошо.
Тьфу-тьфу! По-моему, все хорошо только потому, что никто еще не
сообразил, что это у вас не совсем мальчишечья шалость.
- Дед, - обиделся Крылов.
Дед слабо отмахнулся:
- Да ладно, передо мной не делай лицо, как Киса... Вас
воспринимают, как новую породу хиппи, яппи, битников, панков и
всяких таких безобидных закидонов молодежи. Повзрослеют, мол,
забудут про эту дурь.
- А ты, дед, тоже так думаешь?
- Тоже, - ответил дед. Он пожевал губами, словно загонял
вставную челюсть на место, добавил: - Но мы можете успеть захватить
власть до того, как повзрослеете!
Крылов удивился:
- Власть?
- Ну да. Не обязательно же на выборах или в результате военного
путча! Власть берут и сменой курса, сменой моды, давлением на саму
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг