пройдохи, или растяпы, но в любом случае мало на что годятся. Прежде
всего это касается так называемых "деловых качеств", отчасти также и
моральных. При этом недоверие друг к другу нисколько не мешает
"хорошим отношениям": можно ведь считать окружающих, как бы это
сказать... добрыми, симпатичными, безобидными неумёхами. В некоторых
кругах такое отношение друг к другу довольно-таки распространено. "С
хорошими людьми хорошо водочки выкушать, пивком отполировать". Но
"дела делать" предпочитают (при возможности) с "западниками", или на
худой конец с какими-нибудь "евреЯми", потому как "хоть и обманут,
сволочи, зато не подведут".
Бабай-ага подумал, сказал с чувством:
- Нет, лучше пойду в иудеи!
Денис-из-Леса слушал Крылова краем уха, постоянно прислушивался
к звукам из комнаты, даже от шумного окна отсел, наконец поднялся,
сказал с виноватой усмешкой:
- Что-то Тора долго нет. Пойду загляну...
- Заглянь, заглянь, - посоветовал Откин саркастически. - Не
очень глубоко только забирайся.
Денис-из-Леса исчез, а Крылов поморщился, сказал громче:
- То есть русские люди не доверяет другим русским людям,
поскольку не верят в их (и свои тоже) возможности и способности,
(как деловые, так и моральные, например "способность держать
слово"). Оправдано ли такое отношение друг к другу? Да сколько
угодно. Но тут есть одна тонкость: мы ведь не только нарываемся на
это, но и сами способствуем. Люди (иногда бессознательно) ощущают,
чего от них ждут (не "хотят", а именно ждут - это разные вещи) и так
же бессознательно подстраиваются под "ожидания". Если с тоскливой
обреченностью ждать, что "опять обломят", то всенепременно так оно и
будет. Недоверие (даже бессознательное) плодит поступки,
оправдывающие это недоверие, - что, разумеется, воспринимается как
подтверждение того, что оно было оправдано.
Он сделал паузу, отхлебнул пива, а Гаврилов сказа мягко:
- Это верно, ибо человек, не доверяющий другим, но остро
ощущающий свою к ним принадлежность, в конце концов начнет и к себе
относиться с известным недоверием. Сознательно на эти темы он,
конечно, не размышляет, но где-то в подсознании начинает шевелиться
такая мысля: "Они не заслуживают доверия, они ничего не могут и не
умеют. Я принадлежу к ним, я такой же как они. Значит, и со мной
что-то не в порядке."
- Хорошо сказал, - согласился Крылов. - Это человек все свои
ошибки и неудачи начинает понимать (опять-таки вне ума, где-то там
на дне сознания) как проявления "изначальной порчи" (например,
принадлежности к "нашему бедному-несчастному-больному народу").
То-есть, мы больше вообще не должны возвращаться к дискуссиям про
этот обреченный народ! Он уж чересчур бедный, несчастный и больной!
Можно бы и вытащить из болота... но на фиг стараться, когда на этом
географическом пространстве мы развертываем державу скифов? А
русские пусть останутся в древней истории, как гиксосы да всякие там
поляне с древлянами!
Через открытую дверь было видно могучую фигуру Тора: вышел
полуголый на кухню, там оделся. Слышно было как хлопнула дверца
холодильника, наконец явился, прижимая к груди запотевшие бутылки.
- Еще с уродами надо решать, - напомнил он. - Многие спрашивают
насчет уродов!.. мы ж теперь главный штаб скифизации, надо что-то
решать!
Крылов посмотрел на него холодновато, но пиво из рук принял:
- А сам ты как считаешь?
- С уродами, понятно, - ответил Тор, не задумываясь, - Дебилам
весело жить не запретишь, но можно сделать, что смеяться им не
захочется. Мы, скифы, это сделаем. Всех под нож! Сразу десяток ворон
одним камнем: и генофонд почистим, и финансовое бремя со страны
снимем, и политических противников... чик ножом по горлу и - лапти
кверху!
- Самых могущественных противников, - подтвердил klm с хмурой
усмешкой, - это сообразуется не только с нравами скифов, но и с
самыми демократическими установками. Только при демократии
противники удушаются не так явно. Но вот что мне не нравится...
Скифы убивали своих стариков!
Тор оскорбился:
- А разве нам кто-то велит их убивать? То были одни скифы, мы -
другие. Да и те старые сведения можно объявить ложными. Мало ли что
о скифах писали! Сами скифы о себе письменных свидетельств не
оставили. Все, что о них знаем, это все со слов их злейший врагов! А
что враги могут сказать хорошего?
Гаврилов сказал озабоченно:
- Все верно, все верно, кто спорит? Но дело в том, что со
стариками в самом деле сейчас проблема. Во всем мире проблема, но
богатые страны еще как-то тянут... хотя уже стонут, а у нас хребет
вот-вот подломится. Еще пятьдесят лет назад, это всего миг, у нас
был один пенсионер на десятерых работающих. Сейчас на двух
работающих - один пенсионер. Которому надо не только платить пенсию,
но и выпускать для него массу особых лекарств, непригодных
остальному населению, строить для них дополнительные больницы с
расширенными отделениями геронтологии, чего раньше не делали... Не
буду перечислять, скажу, что дальше будет еще хуже: через
пятнадцать-двадцать лет на каждого работающего придется по
пенсионеру. Этого не выдержит экономика даже самых богатых стран.
А Откин буркнул:
- А если учесть, что пенсионеры имеют право участвовать в
выборах, то понятно, что править будут они. И только в своих
интересах. Ребята, klm прав, хоть и ротмистр. Что значит, вовремя из
армии смылся. С проблемой стариков что-то делать придется. Ни одна
партия, что идет к власти, не может обойти этот больной вопрос...
Крылов помолчал, сердце предостерегающе стукнуло.
Поинтересовался как можно безразличнее:
- Ни одна?
- Ни одна, - подтвердил Откин.
- Это старые молчат, осторожные. Зато новые должны что-то
сказать, у них борьба за массы. Что сказал глаза партии "За равные
возможности"?
- Алексей? - удивился Откин. - Да, ты прав, ему отвечать
пришлось. Правда, никто бы не догадался задать этот неприличный,
даже непристойный вопрос, но раз уж я оказался в нужном месте и и в
нужное время... Как он увиливал, как увиливал! Это надо было видеть.
Не дурак, как его дебилы, понимает, вопрос опасный...
- Ну и..?
- Наконец я прижал его прямо под телекамерами. Свет, юпитеры,
микрофоны к носу! Деваться некуда, ты бы видел как он провозгласил
патетически: что если даже ему придется кормить сто стариков, то
лучше останется без штанов и будет голодать, но отдаст последний
кусок хлеба, последний ватт электричества, самсогреет их любовью...
Настало угрюмое молчание. Гаврилов завозился, вполголоса
выругался. Откин буркнул:
- Красиво сказал. Я тоже подпишусь. И все... тоже. Как люди.
Как люди сердца. Я ни хочу ни у кого отнимать кусок хлеба, я хочу
спрятать голову в песок, как страус. Я не хочу, чтобы у меня вообще
был выбор: кому отдать этот единственный кусок хлеба - моему
любимому деду или моему малолетнему сыну. Пусть кто-нибудь сделает
этот страшный выбор, а я затем на уже полной продуктов кухне
побурчу, что это было сделано негуманно, грубо, что я родился
слишком рано... или слишком поздно, что моя возвышенная душа против
таких жестокостей и суровостей бытия... Что, собственно, и есть
горькая правда. Как ни смешно.
- Какой смех? - спросил тихо Раб Божий. - Мы все - люди других
эпох. Недаром же не уживаемся в этой нелепой... Но что делать?
Гаврилов прав, перед обществом очень серьезная проблема. Если с
дебилами нас как-то да поймут, хоть обвинения в жестокости будут нас
преследовать и в могилах, то со стариками так не пройдет. Мы их
любим! Это наши родные, любимые. Если мы, по молодости и ругались с
ними, спорили, враждовали, уходили из их квартир, старались жить
отдельно, чтобы вообще их не видеть, то со временем все больше
убеждаемся в их правоте, их мудрости, их непрерываемой любви к нам,
дерзкий и неблагодарным... Ты знаешь, Костя, я все понимаю умом, я
знаю четко, что угрожающий рост пенсионеров - гибель всей
цивилизации, но если меня поставят перед выбором: моя бабушка или
я... я лучше сам приму яд или кинусь с крыши!
Молчание было тяжелое, горькое. Наконец Откин спросил как бы
нехотя:
- А если выбор: твоя бабушка или твоя дочка?
Раб Божий опустил голову:
- Все равно лучше умру я.
Черный Принц заметил:
- И оставишь умирать голодной смертью и бабушку, и малолетнюю
дочь. Да, это очень интеллигентно и возвышенно. Одухотворенно даже.
Красиво. Но если мы - скифы, если рвем со старой моралью, то нам
плевать, как мы выглядим со стороны. Все равно эти придурки...
интеллигенты они или дебилы через какое-то время будут выглядеть и
говорить как мы, скифы.
Откин усмехнулся ядовито:
- Дебилы... не будут.
- А интеллигенты?
Глава 23
Откин ответил не сразу, Крылов уловил, что тот прислушивается к
звукам из соседней комнаты. Да и сам он, если честно, слушал
корчмовцев-скифов только наполовину, воображение усердно
расшифровывало приглушенные звуки и рисовало самые удивительные
картинки.
Похоже, он был не один такой: Раб Божий завозился смущенно,
буркнул:
- А что?.. Надо мозги прочистить... э-э... освободить. А то
всякая дурь лезет.
Он торопливо исчез. Через распахнутую настежь дверь донесся
приглушенный смешок Ольги, сытый и довольный. Впрочем, Раб Божий за
собой дверь деликатно прикрыл.
Крылов неспешно вытер рот тыльной стороной ладони, заговорил
мягким вкрадчивым голосом:
- Русскую интеллигенцию... в ее нынешнем виде, нужно уничтожить
как класс еще и потому, что это единственная сила в России, которая
никогда и не при каких обстоятельствах не признавала свою вину,
никогда не брала на себя ответственность за те или иные... нехорошие
акты, теракты или законы. Русская интеллигенция себя правой считает
всегда. Априори. А если и винит вроде бы, то еще больше расхваливая:
вот, дескать, наша интеллигентность не позволила нам остановить
вовремя наступление большевизма, наше хорошее воспитание не могло
противостоять режиму Сталина, и наша терпимость к чужим мнениям
позволила в нашей среде жить и действовать всяким там Лысенко,
Берии, Шолохову, Маяковскому... То-есть, мы правы всегда, во всем.
Режим не прав всегда, но мы помогать ему не будем исправлять
положение в стране и в мире, а только будем поливать грязью, ибо так
мы косвенно хвалим и нахваливаем себя... Понятно, что такая
интеллигенция абсолютна индентична дебилам. Те передают свой
дебилизм через половые акты, через наследственность, а русская
интеллигенция - через тусовки. И то, и другое - заразно. И то и
другое подлежит санации.
Гаврилов кашлянул, напомнил:
- Я понимаю, мы все подсознательно стараемся уклониться от
неприятной темы. Это тоже черта чисто русской интеллигенции... Пусть
решит кто-то другой! Что все-таки будет делать со стариками? Мы их
любим, это наши старики. Мы сами в конце-концов станем стариками.
Так что даже из простого животного эгоизма мы должны оберегать наших
стариков, чтобы потом оберегали нас. К тому же понимаем, что только
неблагополучные цивилизации сбрасывали своих стариков со скал, как
это делали лица кавказской национальности, оставляли замерзать в
лесу, как делали славяне, топили, как делали почти все прибрежные
народы... У скифов не было ни скал, ни морей, потому они просто
рубили своим старикам головы. Это в нашем обществе не пройдет...
Точнее, это начнется, когда все рухнет, когда население озвереет и
будет драться за последний кусок хлеба, когда будут умирать от
голода не только старики, но и дети, женщины, и все те, кто не смог
озвереть. Но что делать сейчас?
Крылов пожал плечами:
- Не вяжется с современными моральными установками? Тем хуже
для этих установок. Просто объявим их устаревшими. Все видят, что в
самом деле устарели, все смутно недовольны, но как выбраться из
тупика псевдогуманизма не знают. Мы, скифы, дадим новые установки!
Новые и в тоже время освященные, так сказать, веками и даже
тысячелетиями нашей великой истории скифского народа. Великого
скифского народа!
Откин спросил настороженно:
- Какие моральные установки?.. Ты знаешь, с этим надо
осторожно.
- Они освящены веками, - ответил Крылов, усмехнувшись. - Это со
скифского времени пришли моральные установки, запечатленные в
поговорках и пословицах: женских могил нет в поле, мужчина в постели
не умирает... и так далее, у одного Даля можешь нарыть десятки. Еще
не понял? Надо воспеть героический уход из жизни. Надо славить тех,
кто сумел уйти из жизни добровольно, выполнив свое предначертание и
ощутив приближение немощи. Создать моду на красивую смерть в
старости!
- Но это противоречит христианским...
Гаврилов оборвал себя на полуслове. Владимир-2 сказал
задумчиво:
- А что? Крылов прав. У нас будет своя религия. Та, прежняя, но
чуточку адаптированная к современности... А что? Разве христианство
не адаптировалось? Ведь по христианству все науки - богомерзские,
женщины должны ходить только в платках... Скифы поклонялись Мечу, то
была героическая религия. Жить нужно было сурово и красиво, умирать
тоже красиво, а не на больничной койке, когда ходишь под себя, а
санитарки тебя тайком проклинают и ждут не дождутся, когда же
издохнешь...
Откин сказал воспрянувшим голосом:
- Ага, понятненько. Я, значит, пороюсь в словаре Даля. Попробую
нарыть этих героических поговорок! А то все чаще теперь слышишь: не
будь героем, оно тебе надо, плюй на все и береги здоровье...
- А я песни, - сказал Ласьков. - У меня, помню, на двух дисках
попадалось что-то из старого.
- Сборники "Песни наших дедов"? - спросил Откин саркастически.
- "Лучшие песни тысячелетия", - ответил Ласьков уязвлено. - Ну
как? А из коллекции твоих дисков ни одна песня не доживет до конца
недели.
Явилась Ольга, сменила тарелки, в большую вашу насыпала соленых
орешков. Оглянулась на распахнутую дверь, видно на ложе
распластавшуюся как камбалу Кунигунду, сказала со смешком:
- Хорошо летчику, прилетает на аэродром, а там его девушка
ждет! Хорошо машинисту: приезжает на вокзал, а там его девушка ждет.
Хорошо моряку - приплывает в порт, а его там девушка ждет! Плохо
только девушке: то на аэродром, то на вокзал, то в порт... Но
кому-то повезло: все собрались в одной квартире.
На сайте бушевала буря на скифскую тему. Лилия сбивалась с ног,
пришлось добавить еще два форума, по темам. На скифов неожиданно
возникла мода, на московских улицах среди молодежных банд рокеров и
байкеров появились и крутые ребята с надписями на майках "Да, скифы
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг