подозрение, что он сотрудничает с КГБ.... в качестве информатора или
еще как, то этому человеку не оставалось ничего больше, как вообще
бежать из этого города! Но не то дело с ФСБ...
Мы поглядывали исподтишка, украдкой. Конон сердится, словно сам
из ФСБ, хотя мы уже знаем его биографию.
Сергей развел руками, а простодушный Антон спросил:
- А разве там не те же сотрудники?
- Пусть даже те, - отмахнулся Конон, - хотя на самом деле
пришло новое поколение, но в любом случае - задания не те. И в КГБ
были самые элитнейшие люди из правоохранительных органов. Просто
лишь малая часть занималась своим прямым делом: ловили шпионов и
сами добывали за рубежом нужные нам сведения. А остальные... я уже
говорил. Так вот сейчас, Антон, ФСБ наконец-то занимается прямым
своим делом. Слежка за своими отменена... как система, разумеется.
Штат ФСБ уменьшился, права у них крохотные, их все еще боятся,
старая слава умирает медленно, и пока что в их аппарате могут
работать только энтузиасты и в самом деле люди, кровно болеющие за
страну. Понимаешь, при их опыте, знаниях, выучке - каждый мог бы
организовать свою фирму и жить богато, припеваючи! Но они работают,
получают крохотное жалование, молча воюют за страну. Скажу тебе
честно, я хоть и был партийным работником... я ненавидел КГБ. И
везде ставил ему палки в колеса. Да так делали все, от первого
секретаря КПСС до последнего дворника в Мухосранске. Вся страна так
делала, независимо от пола, возраста, образования и занимаемого
положения. Здесь в одной команде оказались русские националисты,
западники, евреи, монархисты, троцкисты, подпольные цеховики,
религиозные отказники - все стояли плечом к плечу, если дело
касалось КГБ. Но с ФСБ - другое дело. Эта крохотная беспомощная
организация сейчас в такой глубокой жопе, что даже наш президент,
выходец из рядов КГБ, ни фига помочь не может. Помочь можем только
мы. Люди. Население. Ведь ФСБ практически один сейчас удерживает
натиск противника... отступая шаг за шагом. И миллионы придурков...
миллионы!.. только бы показать свою смелость и независимость от
официального мнения, даже без подкормки с Запада вопят, что это ФСБ
взрывает дома в Москве, что ФСБ устраивает катастрофы с самолетами
наших граждан, ФСБ творит убийства направо и налево... Понимаете,
поколение сменилось, но где-то на уровне спинного мозга остался
дикий страх, что как бы ни подумали, что я, такой вот хороший,
поддерживаю власть! Поддерживать власть считается хорошим делом
везде, но только не в России. В России признаком хорошего тона
считается поливать грязью власть везде и во всем, обвинять ее во
всех бедах, даже в землетрясениях и солнечных пятнах. И, конечно же,
ругать КГБ, ФСБ, милицию... Но если их постоянно топтать, то кто
туда пойдет работать из порядочных людей? Пойдут те отморозки,
которым наплевать на ваше отношение. Которые придут завтра и шмякнут
вас мордой о стену. Адвоката восхотелось, гад? Вот тебе адвокат, и
сунет ствол пистолета в пасть, ломая зубы.
Сергей поерзал, сказал ворчливо:
- Что-то вы страсти рисуете...
- Жизнь страшнее всех этих страстей. Пришло то время, когда
наши органы занимаются тем делом, которым должны. Милиция ловит
хулиганов и ворье, а ФСБ - шпионов... и само засылает своих за
кордоны. В этих условиях надо помогать, а не кривить харю. Я бы, к
примеру, если бы меня вежливо попросили кому-то в Лондоне передать
некий пакет... или даже оставить его у входа в Пентагон, то я бы
сделал. Конечно, для этого должен находиться в Лондоне или в США по
своим делам, даже ради страны я так далеко не поеду. Но и это уже
огромный сдвиг, понимаешь?
Сергей смотрел настолько наивными глазами, что я заподозрил
гадкие хитрости.
- Нет, если честно.
- Я очень стандартный человек, - признался Конон. - Типовой.
Как думаю и поступаю я, так думает и поступает большинство. Я уже
заметил, что когда я бросил Межелайтиса и начал читать Булгакова, то
вся страна это сделала! А когда я в какой-то отпуск решил посетить
некий полузаброшенный Домский собор в Латвии... или в Литве, это
неважно, то обнаружил там такую толпу из России! Оказывается, треть
страны ломанулась туда именно в тот год.
Антон подумал, сказал осторожно:
- Но вы, Илья Юрьевич, с поддержкой ФСБ не торопитесь уж,
пожалуйста... Разве что им будет по фигу наша не совсем точно
заполненная налоговая декларация.
Конон улыбнулся, развел руками. От главного стола ему призывно
махали, а одна женщина даже вскочила на стол и, сложив ладошки
рупором, звонко прокричала его имя.
Сергей посмотрел в спину уходящего Конона, сказал с сожалением:
- Жаль, угроза НКВД над баймером отпала... Жаль, там бы у него
выбили признание, как это он семнадцать-ноль в простой стрелялке,
где все видно насквозь...
Гриць сказал победно:
- Да теперь с рокетджампом и я тебя хоть сто к одному умою!
Устарел ты, хлопец! Теперь вовсе не НКВД или КГБ самая страшная
угроза. Теперь есть и намного страшнее...
Он принизил голос, опасливо огляделся по сторонам. Сергей
вытаращил глаза, тоже оглянулся. Антон спросил тихо:
- А что это? Колись, не тяни кота за... лапу.
- Не знаешь, да? - спросил Гриць и посмотрел на него, как на
уже окомбаченного таракана. - А наши политики раньше всех
заметили!.. Ты не заметил, какую самую-самую страшную угрозу время
от времени они изрекают? А за ними уже начали повторять и
человечишки попроще!
- Какую? - спросил Антон.
Гриць надул щеки, приосанился, барски оглядел незримых
телеоператоров и корреспондентов газет, произнес многозначительно:
- ...Последствия могут быть самыми непредсказуемыми!
Сергей расхохотался первым, Гриць передразнил очень похоже,
перед глазами так и предстали словно воочию два десятка
примелькавшихся рож, только Антон, напротив, удивленно вскинул
брови.
- Ну и что?
Сергей поморщился, отстранил Гриця, а на Антона указал пальцем:
- Люди, плюйте на него! В наших рядах завелся один... из этих,
предсказуемых. Да пойми ты, червячок, что поведение только вас,
червячков, легко предсказать! И вообще можно предсказывать. Человека
предсказать невозможно... если он человек, а не червяк. Вывод:
огромную массу людей старательно пытаются превратить в массу
предсказуемых червячков. А так как с горы всегда легче, чем на
гору... ясно? Вот мы с восторгом и песнями в существа с
общечеловеческими ценностями!.. В предсказуемые существа. А
человеческая непредсказуемость... уже неправильное, опасное и даже
враждебное. Во завернули, а?
- Это ты завернул, - сказал Антон. Подумал, признал: - Но
завернул здорово.
Глава 45
Вероника работала без устали, словно режим усталости был
отключен, или она тайком долбила горячую клавишу эликсира. Я видел
только склоненную голову, бегущую змейку молнии по металлической
дуге очков, да слышал очень быстрый перестук клавиш.
Я торопливо прошел мимо, стараясь не побеспокоить ее даже
взглядом, чистую мою и удивительную. Любовь, мелькнуло в черепе, это
что-то такое светлое и высокое... Тут же ироничность человека
двадцатого века заставила добавить "примерно как люстра", но душа
моя поморщилась, я не настолько напичкан чужими приколами и
шуточками, как весь окружающий мир... и который меня старается
тоже...
Две вещи отличают человека от животного. Во-первых, мы
пользуемся столовыми приборами. Во-вторых, можем контролировать свои
сексуальные позывы. Наверное, я сверхчеловек, потому что при взгляде
на Веронику у меня поет и пляшет сердце, учащается дыхание, в груди
щем, томление, в зобу спирает горло, но ни малейших сексуальных
позывов. Да, потом как-то да, но это попутно, когда наши сердца уже
сливаются воедино, когда одна душа на двоих... и вообще это совсем
крохотный пустяк на фоне того астрономического, что происходит с
нами!
Она села в машину, я взглядом попросил пристегнуться, рука
привычно переключила сцепление, бордюр слева побежал, побежал,
помчался, вскоре слился в сплошную линию.
Вероника смотрела прямо перед собой, лицо ее оставалось
бледным, солнечный загар ее кожи не коснулся вовсе. На стеклах очков
прыгали мелкие искорки.
- Только не начинай снова, - попросила она тихо.
- О чем ты? - спросил я.
Я смотрел тоже прямо перед собой, но теперь видел ее отчетливо
не просто боковым зрением, а видел... как видел на этом сидении и
тогда, когда она уже поднималась в свою квартиру, когда сидела на
своем месте в приемной, когда в выходные дни оставалась дома.
- О Кононе, - ответила она негромко. Я уловил в ее тихом голосе
глубоко запрятанную боль. - Похоже, я влюбилась в тебя, Андрий...
Дуреха несдержанная! Но я не оставлю Конона, понимаешь?.. Нет, не
понимаешь.
- Почему, - сказал я горько, - понимаю.
- Дурак, наверняка подумал про деньги?.. Я люблю его сильно
и... по-настоящему. Я не знаю, что такое это настоящее, сравнивать
не с чем, но я его люблю. Я о нем думаю, я о нем забочусь. Он... он
лучше тебя!.. Понимаешь разницу: влюбиться и полюбить?.. Так вот его
я люблю. И я лучше умру, чем ему сделаю больно.
Я прошептал:
- Вероника... Поверь, я все понимаю. Я плакал сегодня ночью,
потому что вижу: труднее всего тебе. Но что нам делать?
От широкого, как Черное море, шоссе бесшумно начал отслаиваться
серый побег асфальтовой дороги поскромнее, всего на четыре полосы.
Машина заучено и заранее перебралась поближе, пошла по накатанной
уже ее колесами дорожке к романтичному Царицыно.
По сторонам часто мелькали высокие дощатые заборы с надписями
"Строительство ведет СМУ такое-то...". Дважды моя серебряночка
жалобно проползала по сужению шоссе, что-то копают, прокладывают. Я
привычно поворчал, все ворчим, потом подумал: а вдруг тянут
оптоволокно? Ведь всегда после таких вот неудобств что-то
улучшается! Город становится краше, это не замечают только зеленые и
русская интеллигенция...
Начинаются жаркие дни, поливочные машины попадаются часто, то и
дело уборочные машины, ремонтные рабочие, им успеть бы поскорее
выкопать яму, добраться до поврежденной трубы, отремонтировать и
снова закопать, заасфальтировать, чтобы и следа не осталось.
Попадались и просто засыпающие выбоины в асфальте, трещины,
Все для меня, человека, в то время как равнодушной природе до
меня, такого замечательного нет дела. Ей все равно, если меня собьет
машина или прибьет подгнившим деревом. Зато вроде бы бесчеловечный,
равнодушный, обезличивающий, гнетущий и т.д. и пр. город сразу
среагирует: приедут машины, начнут спасать, тащить, что-то делать...
Потому я и люблю город, потому что он - для меня. Как вот
ноутбук, автомобиль, стереосистема, кондишен...
Вероника поглядывала в окно, но замечает, как я понял по
движению ее глаз, по-прежнему только зеленую травку, деревья,
облака, уродливые камни, а когда шоссе пошло вверх, и оттуда увидели
блеснувший вдали золотой купол церкви, Вероника встрепенулась и
впилась в него взглядом.
Как же, подумал я с нежностью, это ж девятнадцатый или
какой-нибудь еще там прошлый век. Тем эта церковь и примечательна.
Не тем, что хороша, а что старая.
Говорят, что, несмотря на то, что уже несколько миллионов лет
женщина живет рядом с человеком, в ее поведении и образе жизни
остается еще много загадочного и непонятного. К примеру, Вероника
восторгается этим Царицыным который раз, хотя для меня смотреть одно
и то же, что смеяться над старым анекдотом.
Машина нырнула под тяжеловесный каменный мост, красный, яркий,
непривычный. На зеленом просторе: ровная подстриженная трава и
неухоженные хулиганские деревья - мост смотрится празднично, а я
меня в груди, несмотря на горечь, все равно светло и сладкий щем...
Невеселое лицо Вероники постепенно озарялось внутренним светом.
- Как здесь... - сказала она. Запнулась, подбирая слова,
пояснила беспомощно: - Когда я здесь, с меня как будто сваливается
весь груз забот!
Знаю, подумал я. Не дурак, потому и стараюсь тебя затащить
сюда. Капля твоей радости - для меня море счастья,
Мы вышли, серебряночка пискнула, сообщая, что сигнализация
включена, никаким гадам не даст вломиться, а если и вломятся, то не
в жисть не заведут мотор, так что гуляй, обо мне не беспокойся.
Трава здесь густая, нестриженая. Царицыно запущено, старые
здания постепенно разрушаются, а тропинка, по которой мы двинулись
вглубь усадьбы, едва угадывалась в буйной траве. Царицыно
превращается в ацтекский город, поглощаемый сельвой, и, похоже,
пройдут века, прежде чем его заново отыщет какой-нибудь Маугли...
Я увидел в зелени блеснувший осколок стекла, шагнул. Вероника
остановилась, смотрела с недоумением. А я поднял, это донышко от
разбитой бутылки, убивал бы этих гадов, пришлось отнести в сторону
от тропки, там перевернул острием вниз и старательно втоптал, вбил
каблуком в землю.
- Что случилось? - спросила Вероника.
- Да что делать, мусорного ящика нет... А какая-нибудь собака
порежет лапы.
Она сказала удивленно:
- Но у тебя же нет собаки!
- Нет, - ответил я. - Все некогда завести...
- Да просто выйти на Птичий рынок!
- Да нет, я ж до поздней ночи на работе. А с псинкой надо
гулять... Не знаю, как отец насчет таких гуляний.
Мне показалось, что в ее глазах недоумение и какой-то вопрос,
но потом зашел разговор о ее квартире, и она оживилась, с восторгом
начала рассказывать, как недавно купила первую в своей жизни
стиральную машину, как загрузила белье и сидела больше часа на
табуреточке, смотрела в иллюминатор. Господи, сама стирает! Какая
умненькая! Ты ей только скажи, что кладешь: шелк, ситец или детали
от автомобильного мотора, а она сама подогреет воду до нужной
температуры, сама тщательно и бережно вымоет, вычистит.
Расхохоталась, когда рассказывала, как ежедневно ругается с
осой, что постоянно летает в форточку и ворует сладкое. Да не просто
ворует, а еще и сердито так на нее жужжит, чтобы не трогала ее
варенье! Мол, она первая нашла.
Я жадно смотрел на ее прекрасное бледное лицо. На щеках
проступил слабый румянец, глаза блестят, полные губы полураскрыты,
за ними часто поблескивают ровные белые, как жемчужины, зубы...
Неожиданно для меня из моей груди вырвался хриплый вопль:
- Вероника!.. Если женщина красива, умна и образованна, то это
уже патология и не для нормальных мужчин. Но я сам ненормальный!.. И
мне эти нынешние нормы по фигу. Я люблю тебя, Вероника! Хоть ты
красивая и даже умная...
Она покачала головой, слабо улыбнулась. Краски покинули ее
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг