неделе пришлось применить оружие: один дурень заснул в лодке, приливом
пригнало под самый причал, где пьянчугу удалось разбудить лишь крепким
ударом по хмельной башке тупым концом копья...
На одной из лодок рыбак разделся до пояса, под солнцем блестели
крутые плечи, уже коричневые, а второй парился под широким плащом, даже
капюшон надвинул на харю, дурень ненашенский, видать, обгорел, кожа под
плащом уже красная как у вареного рака, свету божьему не рад, завтра
вздуется волдырями, отстанет, а потом неделю под аханье и стоны будет
слезать, как змеиная шкура, огромными лохмотьями...
Стражи сидели в тени, прислонившись к нагретому боку башни. У одного
между колен стояла в плетеной корзине пузатая бутыль. В двух шагах внизу
плескались волны, но прохлады почти не давали, а от нагретой солнцем башни
несло жаром. Стражи тоскливо посматривали на безоблачную синеву неба, лишь
на дальнем крае белело жалкое облачко, но и оно таяло на глазах как масло
на горячей сковороде.
В рыбацкой лодчонке, ветхой и грязной, полуобнаженный рыбак,
остановив весла, широко зевал, показывая богам пасть, скреб ногтями потную
грудь. Красные как пламя костра волосы слиплись, ему было жарко, гадко, со
злостью поглядывал на дружка. Тот дремал, надвинув капюшон на глаза.
Легкий ветерок и прибой постепенно подгоняли лодочку к берегу, но до башни
еще далековато, стражи лишь посматривали насмешливо и снисходительно. Есть
же на свете несчастные, которым суждено всю жизнь ловить рыбу, продавать
на базаре, чтобы на вырученные мелкие деньги купить хлеба и сыра... Слава
Христу, они не рыбаки, а умелые стражи!
Рыбак дотянулся до напарника в плаще, грубо толкнул. Тот вздрогнул,
смотрел непонимающе. Рыбак зло указал на сеть, что волочилась за лодкой,
что-то рявкнул. Второй лишь поправил плащ, зябко повел плечами. Стражник,
который уже раскрыл было рот, чтобы отогнать рыбаков от берега, невольно
оскалился в злорадной усмешке, подмигнул другому. Тот захохотал: сам
когда-то обгорел на солнце, потом в жару было зябко, как зимой, --
знакомо!
Полуголый рыбак уже люто орал, выкатив глаза, указывал на сеть. Рыбак
в плаще ежился, кутался, хмуро огрызался. Полуголый почти визжал, брызгая
слюной, и стражи ему сочувствовали: чего таскать лодку по проливу, если
сеть может быть полна рыбой! Он не виноват, что у дурня поросячья кожа: не
загорает, а обгорает.
Рыбаки спорили, первый уже оставил весла, зло потрясал кулаками.
Второй отпихнул, полуголый не удержался на качающейся лодке, упал на
спину, нелепо задрав ноги. Рыбак в плаще остался на корме, но когда
полуголый вскочил, ругаясь и размахивая кулаками, тот тоже медленно
поднялся на ноги, оказавшись с ним одного роста, а полуголый, как отметили
стражи профессионально, не выглядел низеньким или слабым.
Они сцепились возле кормы, полуголый ударил напарника так, что тот
согнулся в поясе, еще миг и вылетел бы за борт, но каким-то чудом захватил
руку полуголого, несколько мгновений ломали друг друга, стражи видели, как
вздулись мускулы на широкой спине полуголого, затем рыбак в плаще снова
отшвырнул противника, шагнул за ним. Они остановились друг против друга
посредине лодки, пожирая друг друга глазами, поливая руганью, обвиняя в
том, что опять вернутся без рыбы, затем оба почти одновременно откинулись
назад и выбросили кулаки, началась озлобленная потасовка, стражи слышали
глухие удары.
Наблюдать схватку сильных и достаточно озверелых мужчин всегда
приятно, возбуждает, словно глоток крепкого вина. Двое в лодке осатанели
быстро, нещадное солнце доводит до исступления и заставляет выплескивать
злость на кого придется, и они уже не орали, не ругались -- выбрасывали
кулаки, стремясь ударить побольнее, сокрушить, уничтожить. Полуголый был
уже в крови, стражи возбужденно нависли над барьером, не замечая, что
выставились из спасительной тени на злое солнце; один предложил два к
одному, что полуголый, несмотря на кровь, все же побьет собрата в плаще:
мышцы у него, как у призового борца. Возможно, и был борцом на арене
цирка, пока не выгнали за сделки со зрителями...
Второй страж колебался: полуголый рыбак выглядит мощнее, мышцы на
виду, дерется как зверь, осатанел, но второй бьет вроде бы точнее, к тому
же под плащом может быть спрятан нож -- хотя бы для разделки рыбы... А
когда такое солнце плавит мозги, то бьешь ножом не глядя, лишь бы видеть
чужую кровь, слышать визг сраженного, предсмертный хрип...
Лодка постепенно приближалась боком к каменному причалу, волны с
плеском били о борт. Она колыхалась, раскачивалась, ее подгоняло ветром и
волнами, прилив поднимал, выступающие из воды голые камни уже скрылись,
лодка благополучно продвинулись над ними, разве что чиркнула днищем.
Стражи ржали как кони. У рыбака в плаще кровь текла из разбитой
брови, он часто смахивал ее ладонью, размазывая по лицу, хрипло ругался.
Полуголый прыгнул, оба грохнулись на дно лодки. К счастью, обрушились на
деревянное сиденье -- с треском переломилось, а когда рыбаки покатились,
сцепившись как разъяренные медведи, рассыпалось на щепки и другое.
Одно весло давно уплыло, второе бессильно болталось в воде вверх
лопастью, но когда полуголый бросил напарника головой в борт, там с
треском выломался деревянный кусок вместе с уключиной -- второе весло тоже
плюхнулось и заколыхалось на волнах.
Лодку подогнало уже почти к самой стене, выступающей из воды. Теперь
даже если отогнать, не отплывут без весел, разве что догонят уплывшие
весла вплавь, но все равно уключины выбиты словно ударами молота --
здоровенные парни эти рыбаки! -- да и сама лодка вот-вот рассыплется в
щепки.
Один из стражей вздохнул, с силой подергал за веревку, приставать не
разрешалось, а если отогнать не удавалось, то приказано было звать
добавочную стражу. Массивная дверь башни скрипнула, приоткрылась.
Высунулась голова в блестящем шлеме. Увидев лодку, страж исчез, тут же
выскочил уже с мечом и щитом. За ним появился еще один, поперек себя шире,
весь в железе, ногой захлопнул дверь и прислонился спиной, тут же
задремал, уронив голову и перекосив рожу набок.
Стражи наблюдали за дракой с живейшим интересом. Оба поставили
недельное жалованье на бойцов, однако один все же не глядя дотянулся до
арбалета, упер в землю и начал медленно крутить ворот, натягивая стальную
тетиву. Железные части арбалета накалились, как и тетива, страж несколько
раз оставлял рычаг, вздыхал, не отрывая глаз от рыбаков.
Лодка бортом хрястнулась о каменную стенку. Ее сносило вдоль стены,
стражи вытягивали шеи, перевешивались через край, один почти вывалился:
каменная стена выступала из воды даже в полный прилив почти в человеческий
рост. В лодке стоял страшный хрип: одетый в плащ прижал обнаженного к
днищу, душил, почти закрыв его плащом, и стражи орали и хлопали шершавыми
ладонями по каменному краю, подзадоривая каждый того, на которого поставил
деньги.
Внезапно рыбак в плаще поднялся, в длинном страшном прыжке ринулся
прямо из лодки на каменную стену, мощным толчком отшвырнув лодку почти на
середину Золотой бухты. Полуголый рыбак тоже мгновенно поднялся на ноги, в
руках у него был лук, блеснул железный наконечник стрелы.
Ошеломленные стражи не успели выхватить мечи, как рыбак, вцепившись в
каменный забор, подтянулся на руках, мигом перевалился на эту сторону.
Первый страж прыгнул навстречу, без слов и без крика сильно ударил мечом.
Рыбак раздраженно дернул головой, лезвие почему-то не разрубило, а лишь
скрежетнуло, как о металл, и оружие едва не вывернуло из рук опешившего
стража. Но меч перерубил шнур, что держал плащ, тот свалился на землю, и
страж едва не выронил оружие от неожиданности.
Разъяренный рыцарь-крестоносец в полных доспехах! Страж успел увидеть
за решеткой забрала синие, как безоблачное небо глаза, тут же попятился
под градом страшных ударов: рыцарь молниеносно выхватил огромный меч.
Страж чувствовал близкую погибель, его меч выглядел жалким прутиком против
двуручного меча рыцаря. Томас изо всех сил рубил, наступал, и страж,
пропустив тяжелый удар, с окровавленной головой упал через край в близкие
волны.
Томас быстро повернулся к морю. Пустая лодка сиротливо болталась на
волнах, сквозь трещины уже наполнялась водой. Сердце Томаса от страха
замерло, но тут послышался плеск, над краем стены возникли огромные руки,
и калика, мокрый как водяной бог, прыгнул через борт, крича:
-- Дурень, что стоишь? Беги в башню! Один ушел!
Томас как пришпоренный ринулся к распахнутым дверям башни. По дороге
едва не упал, споткнувшись о тело стража-арбалетчика -- у того в горле
торчала длинная стрела, а когда добежал до башни, из двери поскользнулся в
луже крови: из огромного стража, который поперек себя шире, хлестал целый
ручей, заспешил наверх, прыгая сперва через три ступеньки, потом через
две.
Сзади послышался частый перестук подошв -- калика догнал, пронесся
как морской смерч, разбрызгивая воду, задев Томаса мокрым плечом. Томас с
завистью смотрел на его широкую обнаженную спину, где еще текли струйки
крови от свежей печени, купленной на базаре, ею в драке мазали друг друга.
Калика исчез, а Томас с тихими проклятиями спешил наверх, уже прыгая
через ступеньку, замечая свежие капли крови. Калика успел всадить стрелу и
в четвертого, последнего стража, теперь спешит догнать, пока не
вскарабкался наверх, не предупредил хозяина.
При мысли о хозяине, страшном Тайном, у Томаса похолодело, ноги
подкосились. Он попробовал бежать наверх снова через две ступеньки, но
сразу выдохся, таща на себе два пуда стальных доспехов, поволокся со
ступеньки на ступеньку, держа в одной руке меч, а другой цепляясь за
перила.
Наверху на уровне пятого поверха возник короткий шум, сразу затих, а
когда Томас дотащился, навстречу уже стекали широкие струйки крови,
поперек ступеней лежали два стража. Томас перешагнул, поволокся дальше.
Наверху снова возник лязг, послышался сдавленный крик. Томас попробовал
ринуться наверх, как бежал калика, но пот залил глаза, в голове загремели
молоты, как в кузнице. Его начало бросать от стены к перилам, ноги
оставались где-то далеко позади. Томас волочил их за собой как чугунные
тумбы.
Он едва успел прижаться к перилам, навстречу кубарем катился человек
в латах, а за ним кувыркался еще один -- в гибкой сарацинской кольчуге.
Томас вскинул меч, но опустил и побежал-потащился наверх, откуда опять
донеслись крики, звон, лязг -- уже намного выше.
Едва не плача от злости и бессилия, он тащился по проклятым ступеням,
которым не было конца, еще дважды шлепал по лужам крови, переступал через
стонущих, царапающих стены и ступени стражей.
Когда Томас вскарабкался на самый верх, цепляясь уже не столько за
перила и стены, сколько за рыцарское самолюбие, перед ним все качалось,
будто плыл на дракаре, в ушах стоял рев и грохот лопающихся сосудов крови,
а перед глазами шел крупный черный снег.
Ступени кончились перед широко распахнутой дверью. Там в глубине
странно убранной большой комнаты стоял калика с обнаженным мечом, а в
трех-четырех шагах перед ним в глубоком мягком кресле сидел щуплый человек
в длинном халате и вязанном колпаке. Человек был безоружен, зажат в глухой
угол между двумя стенами без окон.
Томас всхлипнул в полном изнеможении и без сил сполз по дверному
косяку на пол. Калика резко обернулся, глаза его расширились, он
осведомился с беспокойством:
-- Сэр Томас, ты ранен?
Томас вялым движением руки показал, что с ним в порядке, займись
чернокнижником, не упускай из виду, а он, Томас Мальтон из Гисленда,
благородный рыцарь, не любит продающих душу дьяволу и не желает с ними
знаться, это более приличествует язычнику...
Олег повернулся к человеку в кресле, потребовал резко:
-- Кто ты? Как тебя зовут?
Человек растянул в неуверенной усмешке тонкие бескровные губы,
ответил медленно:
-- Похоже, ты знаешь кто я. Но остается загадкой, кто ты. Выглядишь
диким варваром. Возможно, варварский вождь? Новая звезда на северном
небосклоне? Будущий потрясатель вселенной, наподобие Аттилы?.. Ты знаешь,
кто такой Аттила?
-- Знаю, -- ответил Олег коротко.
Человек в кресле наблюдал за ним прищуренными глазами, и Олег
почувствовал, как работает его мощный мозг -- анализирующий, молниеносно
рассчитывающий варианты, цепкий, не упускающий ни малейшего нюанса, быстро
отбрасывающий неверные решения.
-- Ты не варвар, -- вдруг сказал человек в кресле.-- Ты только носишь
его личину! Но ты мог бы стать не только верховным вождем варваров, но и
богатым человеком здесь в Константинополе...
Внезапно его глаза расширились, он сделал попытку встать с кресла,
тут же упал обратно. Глаза оставались вытаращенными, он прошептал
потрясенно:
-- Этого не может быть... Ты... Олег Вещий?
-- Да, -- ответил Олег ровным мертвым голосом.-- Как видишь, я тебя
вычислил раньше, Барук.
-- Да, я Барук, -- прошептал человек в кресле. Вязаный колпак на
голове затрясся, хозяин вдруг засмеялся.-- Прости, нервное... Теперь
понимаю, почему все попытки забрать чашу... ха-ха!.. абсолютно надежные
способы провалились... Нам донесли, что чашу несет некий меднолобый дурак,
а с ним по пути бредет нищий паломник!
Томас сквозь шум и грохот в ушах половины не слышал, остального не
понимал, но, сидя на полу, прохрипел зло:
-- Сэр калика не нищий!..
Барук бросил на него насмешливо-презрительный взгляд, коротко
хохотнул:
-- Сэр калика?.. Узнаю чувство юмора, столь необязательное новому
миру... Но как наши агенты опростоволосились, как говорят у вас на Руси!..
Да-да, мы теперь поневоле знаем Русь. Семеро Тайных большую часть времени
занимаются ею!
Олег, не глядя ухватил ножны, со стуком задвинул огромный меч. Барук
смотрел все увереннее, и Томас насторожился, начал подгребать чугунные
ноги, дышал глубоко, спеша утихомирить грохот крови в ушах.
Барук откинулся в кресле глубже, в острых глазах заблестели хищные
искорки:
-- Ты не выглядишь гигантом... Я имею в виду, гигантом мысли. Эта
мощь чувствуется в каждом из Семи, заметна у многих гроссмейстеров и даже
у мастеров. А ты деградировал... Вещий? Чтобы рассчитывать точный прогноз,
надо постоянно совершенствовать ум и волю, а не шляться по дорогам,
изображая то варвара, то наемника, то купца... Я слышал, ты был
сильнейшим? Что же слабая воля при упражнениях становится сильной, слабый
мозг начинает работать как дюжина сильных. А вот сильный мозг без нагрузки
гаснет... Я никогда не сомневался в нашем пути, но теперь вижу, насколько
мы правы!
-- Никогда не сомневался? Тогда ты безнадежен.
-- Играешь словами?
-- Зачем тебе чаша? -- хмуро спросил Олег.
Барук молча скалил зубы, глядя на стоящего перед ним варвара со
слипшимися волосами. Он откинулся в кресле по-хозяйски, в глазах появилось
выражение жестокости. Томас сцепил зубы, начал подниматься, цепляясь за
дверной косяк. Он был глубоко оскорблен за своего друга, который вынужден
стоять перед чернокнижником, продавшим душу дьяволу, а тот смотрит, как на
простолюдина, как на жалкого бродягу, обозвал нищим!
-- Зачем? -- повторил Олег.
-- Так решил Совет, -- ответил Барук, глаза его смеялись.
-- Значит, не чья-то личная идея, -- проговорил Олег в
задумчивости.-- Это меняет многое...
-- Многое, -- согласился Барук насмешливо.-- Я слыхал, как ты
разделался с Фагимом, некогда главой Семи Тайных... Но сможешь ли устоять
против мощи Семи?
Олег помолчал, лицо потемнело. Глухим голосом смертельно усталого
человека он спросил:
-- Что особенного в этой чаше?
Барук пожал плечами, глаза его вызывающе блестели:
-- Кровь Христа. Разве не слыхал?
Олег покачал головой, глаза не отпускали лица Барука:
-- Это важно для рыцаря, что со мной идет, но не для Совета. Тайные
знали многих пророков! В их тайнике хранится жезл Заратуштры, пояс Моисея,
плащ Будды, молот Тора, сандалии Магомета, палица Геракла, копье
Гильгамеша... и многие другие вещи героев, пророков, мудрецов. Вы цените
их как коллекцию, курьезы. Вы люди практичные, несуеверные. Я не верю,
чтобы столько усилий было затрачено лишь на то, чтобы пополнить коллекцию.
Удивительно, что уцелела чаша, ведь вы изгоняете все эмоциональное...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг