подробно обговаривали план операции, затем несколько дней он вел наблюдение,
и, если не возникало ни малейших подозрений, команда отправлялась за
очередной захоронкой.
Содержимое моей каморки росло как на дрожжах, пополнялась и фонотека.
Но счастья не было. Не было и удовольствия от прожитого дня. Так,
рутина, хотя и с блеском золота.
Алина перестала являться мне в снах. Как и Федор. Зато начал приходить
Макс. Он стоял между рельсов, почему-то в жаркой пустыне под белесым
солнцем. Рельсы сходились у горизонта, откуда на огромной скорости несся
локомотив. Вот он наезжает на Макса и... обтекает его, будто на киноэкране.
А Макс стоит, поигрывая финкой и ухмыляясь: "Я все равно доберусь до тебя,
гипнотизер! Ох, доберусь! Попомнишь!"
Я просыпался в холодном поту, почти уверенный, что Макс где-то рядом.
Но это были только сны.
Все чаще по ночам я поднимался в башенку и принимался за очередной
рассказ. Мистика, детектив, фантастика, триллер -- идеи переполняли меня.
Сюжет легко ложился на бумагу. Но вот какая загвоздка! Стоило мне поставить
последнюю точку, как я терял всякий интерес к написанному. Черновики
копились в ящиках стола и на полках. Но у меня не возникало желания даже
перепечатать готовый текст. Я утратил некие мускулы честолюбия.
Дед Пономарец заметно осунулся, но на вопрос: "Васильич, хлопнешь
рюмашку?" неизменно вытягивался в струнку: "Всегда готов!"
Фекла Матвеевна тоже состарилась, но ее пельмени и бифштексы были
такими же превосходными.
Мой городской сосед, дядя Миша, открыл у себя в гараже автомастерскую.
Руки у него были золотые, и владельцы "Волг", "Москвичей", "Жигулей" и
"Запорожцев" съезжались со всего города, так что наш тихий двор стал
напоминать своеобразный таксопарк.
Через восемь месяцев после выписки Саныча из больницы у Вики родился
славный бутуз на четыре кило. Назвали его Антоном. Что ж, значит, Саныч и на
больничной койке не терял времени даром.
Связь с Мамалыгиным оставалась эпизодической. Новых дизов я не
обнаружил, про старых забыл, заданий с Диара не получал.
Правда, был один случай, весьма странный.
Как-то раз Мамалыгин пригласил меня к себе и вручил несколько бусинок --
синеватых, размером чуть больше горошины.
-- Вадим, в окрестностях города, неподалеку от деревеньки Мартынове,
археологи раскапывают древний курган. Сегодня утром там обнаружили кости
доисторического человека. Тебе надо посетить их лагерь, якобы по поводу
подготовки статьи, и незаметно подбросить эти бусинки.
-- Хорошо, -- пожал я плечами.
-- Сделай это завтра.
Я кивнул, но, выйдя от старичка, тут же забыл о них.
Назавтра Мамалыгин позвонил:
-- Был у археологов?
-- Конечно, все в порядке, -- соврал я, досадуя на собственную память.
-- Это очень важно, Вадим, -- с нажимом произнес Мамалыгин.
Закончив разговор, я принялся искать эти дурацкие бусинки, но их будто
корова языком слизала. Наконец я припомнил, что сунул их в пустую пачку
сигарет, чтобы не потерялись, а ту скорее всего машинально выбросил. Где их
теперь найдешь! Впрочем, бусинки были самые обыкновенные, таких полно в
любой галантерейной лавке. Я купил похожие и поехал к археологам.
Через два дня Мамалыгин снова позвонил. Куда подевалось его всегдашнее
благодушие! Он был даже не раздосадован -- взбешен.
-- Ты обманул меня, Вадим! Это подло! Гнусно! Где бусинки, которые я
тебе дал?! Пришлось сказать правду.
-- Надо бы тебя примерно проучить! -- закричал он и бросил трубку.
Признаться, никакого чувства вины я не испытывал. Пропади он пропадом,
этот старикашка со своими бусинками!
С того дня мы не встречались очень долго.
Последние три года были, наверное, самыми спокойными в моей жизни, хотя
страну сотрясали немыслимые прежде катаклизмы. Но я сторонился политических
бурь. Я стоял над схваткой, поскольку мог соблюсти свои интересы при любом
режиме. Я жил не ведая ни страстей, ни желаний. Но не отпускало ощущение,
что в чем-то мне еще предстоит разобраться. В чем?
Как-то раз, беседуя с Санычем, я нежданно для себя вспомнил:
-- А ведь скоро и Китель выйдет на свободу.
Саныч ответил мне мягкой и грустной улыбкой:
-- Не волнуйся, Федорыч. Я навел справки. Китель -- опущенный. Больше он
не опасен.
Я молча кивнул.
Конечно же, Китель не опасен. По крайней мере, для меня. В тот раз
Мамалыгин от души облучил его блокиратором. На веки вечные.
Знать бы нам обоим, как мы заблуждались...
* * *
Новый виток моей судьбы, вместивший столько неожиданных событий, берет
отсчет от того дня, когда я вернулся с похорон моей матушки.
Она была еще крепкой, совсем не старой женщиной, редко болела,
управлялась по хозяйству, но ее бедное сердце не выдержало крушения
Государства. Рухнуло то, чему она благоговейно поклонялась сызмальства, что
считала справедливым, истинным и незыблемым.
Должен сознаться, что при жизни я мало баловал ее вниманием. Увы,
таковы многие из нас. Но в эту скорбную минуту постарался исполнить свой
последний сыновний долг надлежащим образом. Принял на себя все хлопоты,
справил поминки, заказал памятник и, естественно, все оплатил...
Оставалось устроить судьбу сестры Людмилы и ее сынишки Толика, моего
племянника, о котором вы еще услышите, и в весьма необычном контексте.
Людмила по-прежнему была одинока. Что-то не заладилось в ее личной
жизни. Вообще, с ней приключилась какая-то странная метаморфоза. Я помнил ее
восторженной девчонкой, страстной любительницей сентиментальных фильмов и
мороженого пломбир. Затем эта непонятная беременность... Замкнутость...
Теперь передо мной была законченная мужененавистница, этакая
современная амазонка, недовольная даже тем, что у нее сын, а не дочь.
Притом, как выяснилось, она внимательно следила за политическими
событиями (вот уж чего ожидал от нее меньше всего!) и имела свое
безапеляционное суждение по всем вопросам.
В отличие от матушки, которая само слово "Государство" произносила со
священным трепетом, Людмила выговаривала "это государство" с таким
презрением, словно речь шла о чем-то низком и недостойном. Все было плохо,
все требовалось разрушить и перекроить.
Я только диву давался, когда же она успела превратиться в антипод нашей
доброй мамы, откуда эта злоба и ненависть во вчерашней благонравной
девчонке.
Но перевоспитывать ее я не собирался, а лишь спросил, какие у нее планы
на будущее. Она ответила, что хотела бы вместе с подругами открыть кафе, но
не имеет средств на вступительный пай, поскольку при прежней власти в "этом
государстве" уделом народа была нищета. Последнюю половину фразы она
произнесла с клокочущим гневом, а вот упоминание о подругах содержало
столько ласки, что я поневоле подумал, а не стала ли моя милая сестричка
лесбияночкой. Впрочем, это ее личные проблемы.
Я дал ей денег. Сверх того, что она просила. И обещал дать еще, как
только потребуется. Она кивнула с натянутой улыбкой, показавшей мне, как
сильно мы отдалились друг от друга.
Зато Толик рос молодцом. Не по годам развитый и смышленый, он твердо
заявил, что хочет быть банкиром и намерен поступать после школы в
финансовый. Но еще не выбрал в какой.
-- Замечательная идея, -- поддержал его я. -- Приезжай ко мне летом
погостить. И вообще, навещай почаще. А поступить можно в нашем городе. Жить
будешь у меня. Помогу, чем только сумею.
-- Спасибо, дядя Вадик, -- серьезно ответил он.
На том и порешили.
Домой я вернулся в тоскливом, даже смятенном настроении. Что ни говори,
смерть матушки означала некую черту, которую я незримо переступил. Тяжесть
давила на сердце, не хватало воздуха. Оставаться в комнате было невозможно.
Я оделся и вышел на улицу.
Погода стояла отвратительная. Нудный дождь, колючий ветер, рваные
облака, несущиеся через лунный диск... Напиться, что ли? А толку? Водкой
этот камень не размоешь. Почему же мне так скверно?
Я медленно брел по темному бульвару. Ни одного прохожего. Редкие машины
шуршали по мокрому асфальту. Далеко впереди светились огни гостиницы "Мир" и
ресторана "Волна".
Рядом остановилось такси.
Из него выпорхнула влюбленная парочка. Молодой человек склонился к
окошку водителя, а девушка огляделась и решительно направилась ко мне, держа
что-то на вытянутой ладони.
-- Простите, вы не могли бы разменять?
Занятый своими мыслями, я не сразу понял ее просьбу.
-- У водителя нет сдачи, -- пояснила она нежным голоском.
Девушка была тонкая, стройная, с короткой стрижкой.
Я кивнул и полез в карман за кошельком.
В тот момент, когда я опустил голову, какое-то едкое облачко брызнуло
мне в лицо. Гостиница "Мир" почему-то стала заваливаться набок. Это
последнее, что я запомнил.
* * *
Пробуждение было тягостным. Страшно раскалывалась голова. Я лежал на
чем-то жестком, мои руки и ноги были разведены в стороны и привязаны по
отдельности. Вот, значит, как! Я снова пленник. Кто же меня вычислил? Где я
дал пенку? Надо же быть таким олухом, чтобы попасться на дешевенький
приемчик! Ловко меня провела эта смазливая малышка!
Однако нечто подобное со мной уже случалось... Ну да ладно, не впервой
выпутываться из критической ситуации.
Сбоку послышался кашляющий смех. Я повернул голову и... не поверил
собственным глазам, увидев торжествующего Кителя.
В первую секунду я его даже не узнал -- не потому, что он состарился и
обрюзг, просто я давно вычеркнул его из своей памяти. Оказалось -- рано.
Но самое удивительное заключалось в том, что Китель тоже был пленником:
наручники приковывали его к металлическому кольцу в бетонной стене.
Похоже, однако, что собственное положение его не расстраивало. На его
землистом лице блуждало выражение злорадной мстительности.
А напрасно Саныч утверждал, что Китель больше не опасен. Судя по
безумному блеску его поросячьих глазок, он еще способен натворить немало
бед.
Не без содрогания узнал я и место действия: да, это был тот самый
подвал на Лесной Даче, ставший кошмаром моей жизни! Сомнений никаких!
Смутное предчувствие кольнуло меня: с этого подвала начались мои
злоключения, здесь же они и завершатся. Это -- рок.
Однако же не будем забывать о главном правиле: никогда не терять
головы.
Китель резко оборвал смех.
-- Посмотри на меня, гипнотизер! -- прохрипел он. -- Хорошо выгляжу? Как
на картинке, а? Это по твоей милости я провел лучшие годы за колючей
проволокой. Из-за тебя терпел унижения и потерял здоровье. Потерял все, что
имел: свободу, имущество, жену... Ты раздавил меня как дождевого червяка, но
торжествуешь рано. У меня остается последнее счастье в жизни: увидеть, как
ты подыхаешь, и, клянусь памятью жены, я увижу это! -- Его глаза все сильнее
разгорались нездоровым демоническим огнем. Передо мной был сумасшедший.
Он помнит! -- вдруг осенило меня. Он помнит обо мне все! Но ведь это
невозможно! Блокиратор начисто стер из его памяти все, что касалось меня.
Каким образом к нему вернулись давние воспоминания? Что-то здесь было не
так...
А он продолжал, то и дело захлебываясь кашлем и звеня наручниками:
-- Да, мне осталась месть. Ух, как я истомился в зоне! Но зато сегодня
утешусь досыта. А ловко я все устроил, а, гипнотизер? Последнюю копейку
пустил в дело и не прогадал. Ты здесь, на Лесной Даче... Тепленький,
смирный... Ха-ха! Ну, пробуй свое хваленое биополе, пробуй! Хрен тебе в
глотку! Я специально велел приковать себя к стене, чтобы не поддаться на
твои чары, когда ты пустишь их в ход. Я знаю, что надолго тебя не хватит.
Знаю! Я увижу, как ты мучаешься, а мне этого очень хочется, приятель! Да, ты
хитер и изворотлив, но на этот раз тебе не выкрутиться. Впрочем, рискни,
вдруг получится. -- Он опять надрывно рассмеялся.
Ответить я не успел.
Раздалось отвратительное визжание, заставившее меня насторожиться.
Я приподнял, насколько мог, затылок, упершись подбородком в грудь, и
увидел кошмарное зрелище.
В пространстве между моими щиколотками бешено вращалась циркулярная
пила. Я же был накрепко привязан к некоему верстаку, медленно наезжавшему на
чудовищный диск с зубьями. Линия разреза должна была пройти от моего паха до
темечка.
-- Понял?! -- в экстазе заорал Китель. -- Дошло?! Ха-ха! Я велел
отрегулировать ее на самый малый ход! Хочу, чтобы ты помучился подольше,
гнусный гипнотизер!
-- Постой, Константин Петрович! -- взмолился я, изо всех сил пытаясь
сохранить самообладание. -- Раз уж я в твоей власти, то куда спешить? Давай
поговорим по-мужски. Вдруг выяснится, что не я главный виновник твоих бед?
-- Ты! Ты! -- исступленно заорал он. -- Ты заслужил более лютую казнь, да
есть опаска, что выскользнешь. Сделаем просто, но надежно. Я сам развезу
твои останки по разным местам. Уж тогда сам дьявол тебя не воскресит.
Зубья, сливавшиеся в светлую полоску, приближались, достигнув уже
уровня моих колен.
Китель приплясывал как каннибал, готовившийся освежевать жертву.
Но самое страшное заключалось в том, что я отчетливо понимал: на сей
раз биополе меня не выручит. Китель и впрямь все предусмотрел, вновь
использовав оправдавший себя вариант с "железным" человеком. Станком
управлял кто-то находящийся наверху, вне подвала и зоны моего влияния. Кто
же это может быть?
В приступе отчаяния я послал наверх мысленную команду. Никакой реакции.
Пила приближалась. Мне оставалось одно: переключиться на Кителя, который
находился рядом.
Тот тотчас прекратил свой ритуальный танец и плачуще заголосил,
порываясь к выходу:
-- Инночка! Алексей! Хватит! Довольно! Остановите пилу! Я не могу на это
смотреть!
Пила наползала -- острозубый хищник.
Крики Кителя остались без ответа. Это и понятно. Он, несомненно,
предупредил, чтобы на них не обращали внимания.
-- О, я подлец! О, негодяй! -- выл Китель. Крупные слезы стекали по его
бугристым щекам. -- Друг мой! -- Он подался ко мне, насколько это позволяли
оковы. -- Как мне спасти вас?! Как избавить от жестокой смерти?!
А пила приближалась. Из положения лежа трудно было судить, сколь велик
зазор между ней и моей плотью. Но, несомненно, счет уже шел на миллиметры.
Что мне оставалось? Лишь обратить свое биополе на собственные нервные
клетки, чтобы, по крайней мере, не страдать от боли.
Едва я сделал это, как Китель вновь злобно завопил:
-- Месть! Месть! Ты подохнешь, как вонючий шакал!
Да, он увидит мою смерть...
Но зачем эти неприличные вопли?
Я закрыл глаза.
И тут что-то произошло.
Сверху послышался шум, кто-то ураганом ворвался в затхлый подвал.
Короткий звук, похожий на резкий удар, и -- тишина.
Я открыл глаза.
В подвале воцарился мрак, пила умолкла.
Затем по моему лицу скользнул луч фонарика, и такой знакомый голос
ласково выговорил:
-- Федорыч, ну что же ты?
-- Саныч?!
-- Я... -- Он принялся ловко разрезать ремни лезвием топора.
Наконец я смог подняться.
-- Почему темно?
-- Пришлось перерубить кабель топором. Не то опоздал бы.
-- А топор откуда?
-- Прихватил на всякий пожарный.
-- Запасливый ты человек, Саныч.
-- Стараюсь.
-- Я этого не забуду.
-- Так ведь долг платежом красен.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг