Сделал приличные подарки лечащему врачу, медсестрам и нянечкам в
надежде, что они удвоят внимание к больному. Носил передачи, попросил
подыскать опытную сиделку, пообещав щедро приплачивать ей.
От идеи нанять охранника я отказался. Нет, не станет Макс нападать на
Саныча в больнице. Слишком опасно. Притом Саныч ему необходим как источник
информации. Макс затаился и терпеливо ждет выписки своего бывшего
подельника. Пусть ждет...
Словом, в эти дни Саныч стал значить для меня гораздо больше, чем
просто исполнительный помощник.
-- Саныч, расскажи что-нибудь о себе, -- попросил однажды я.
-- Что именно, хозяин?
-- Как ты дошел до жизни такой? По натуре тебе надо бы служить в
какой-нибудь солидной конторе, сочинять хитроумные отписки, подсиживать
глуповатых начальников, а по вечерам возвращаться в лоно семьи, где тебя
будут ждать покой и душевное тепло, вкусный ужин, тапочки и кресло перед
телевизором.
-- Наверное, ты прав, хозяин, -- задумчиво ответил он. -- Может, так оно и
вышло бы, но... Детство у меня было несладкое. Папаша здорово прикладывался,
поколачивал маму, да и мне доставалось на орехи. Но больше, чем пьяного
отца, я боялся Витьку Прушникова по прозвищу Пруш, заводилу местных
хулиганов. Впрочем, боялся я всех этих грубых и нахрапистых парней, потому
как был слабенький и безответный. Они же, чувствуя мой страх, издевались
надо мной с особой изощренностью. Каждое возвращение из школы -- а жили мы в
перенаселенном бараке в самой грязной и бедной части города -- было для меня
пыткой.
Помню, однажды они вываляли меня в зловонной луже. Как раз был
праздник, накануне мама всю ночь штопала и утюжила мой единственный костюм,
чтобы я выглядел понаряднее, а эти подонки все испохабили. Да еще дома отец
задал мне трепку.
Я забился в какой-то угол, дрожа от обиды и заливаясь горючими слезами.
Как же мне жить дальше, думал я. Мне всего тринадцать лет, и конца издевкам
не предвидится. Я не смогу больше терпеть. И вдруг я понял, как избавиться
от издевок. Надо оказать какую-нибудь услугу Витьке Прушу, такую важную,
чтобы он взял меня под свое покровительство. Тогда ни один из его босяков
меня и пальцем не тронет. Но что предложить? Больше всего Витьку
интересовали деньги. Его компания отбирала мелочь у пацанов, обшаривала
карманы пьяных, но на более серьезные дела пока не решалась.
А что, если...
Отец, а он работал строителем в СМУ, не раз матерился дома по поводу
того, что деньги в контору привозят двадцать восьмого числа, а зарплату дают
только после первого, чтобы, значит, в завершающие, ударные, дни месяца
никто не напивался. Держат их в задрипанном сейфе, который под силу открыть
даже младенцу. Не дай Бог, сокрушался папаша, какой-нибудь ворюга пронюхает
-- останешься без копейки.
Свое родное СМУ он обычно называл ЧМУ или ЧМО, мехколонну --
механизированную колонну, где работал до этого, -- смехколонной, наш барак --
естественно, бардаком. Мир, по его понятиям, состоял из множества ЧМУ,
смехколонн и бардаков.
Папашино СМУ находилось неподалеку от нашего жилища, в глухой и
уединенной местности. После праздников я отправился туда, вроде бы в поисках
отца, а сам внимательно осмотрел территорию, расположение комнат в конторе,
возможные подходы... Мой визит ни у кого не вызвал подозрений.
Саныч вздохнул.
-- Взяли мы эти денежки. Я, хоть и был пацан, придумал такой ловкий
план, что обошлось без последствий. Пруш меня зауважал и приблизил. Больше
меня не обижали. А колесо покатилось, пока не довезло меня до Кителя. У него
на службе я был, считай, двенадцать лет. Ну, а дальнейшее тебе, хозяин,
известно...
-- Ты был женат?
-- Нет.
-- Почему?
-- Жизнь у меня беспокойная. Не хочу, чтобы мои близкие страдали так же,
как в детстве страдал я. -- Он доверчиво посмотрел мне в глаза. -- Но с тобой,
хозяин, я впервые почувствовал себя человеком.
-- Знаешь что, Саныч... -- Я поправил его одеяло. -- Не называй меня
хозяином. Слишком уж раболепно.
-- А как же?
-- Ну, раз ты -- Саныч, то я, давай договоримся, буду Федорыч.
-- Идет. -- Он мягко улыбнулся.
В этот момент в палату вошла та самая сиделка, которую по моей просьбе
подыскали для персонального ухода за Санычем.
Это была крупная, приятной полноты женщина с приветливым лицом, чем-то
напоминающая кустодиевских красавиц.
-- Виктор Александрович, пора обедать, -- пропела она. -- А вам, Вадим
Федорович, надо уходить. И так долго пробыли. Больному нужен покой.
Я присмотрелся к ней внимательнее. Ясные, чистые глаза, плавная линия
пухлого подбородка, милая, этакая домашняя улыбка... Халатик так и трещал
под напором плоти. А не пригласить ли мне ее в Жердяевку и не посмотреть,
какова же она без халата? Но не сейчас. Сначала пусть она поставит на ноги
Саныча.
-- Как вас величают? -- спросил я.
-- Вика, -- ответила она, вдруг вспыхнув. Румянец делал ее еще краше.
-- Виктория -- значит, победа, -- улыбнулся я ей. -- Мне нравится, Вика,
как вы работаете. Оставайтесь такой. А засим -- выполняю ваше распоряжение. --
Я поднялся. -- До свидания!
-- До свидания, -- пропела она.
-- До свидания, Федорыч!
Признаться, я полагал, что пробудил в сердце пышнотелой красавицы
интерес к своей персоне. Но уже на выходе из палаты, случайно глянув в
висевшее на стене зеркало, увидел, что Виктория нежно поглаживает руку
Саныча.
Ого! Да никак здесь роман! Ай да Саныч! Ай да скромник! Ладно, уступаю
ему без боя. На мой век хватит других красоток.
Проходя по коридору, я представил себе их рядом: сухой, как спичка,
Саныч и крупная сочная ягода -- Вика-ежевика. Забавно!
* * *
Я еще не знал, что сделаю с Максом.
Но для начала решил осмотреть тылы домика на Полевой, откуда прокрался
этот мерзавец.
Впритык к забору тянулась двухпутная железная дорога с весьма
интенсивным движением. Здесь ходили не только товарняки, но и скорые, и
электрички.
Я сразу же понял, с какой легкостью Макс мог наблюдать за присутствием
Саныча. Достаточно было сесть в любую вечернюю электричку и посмотреть из
окна, горит ли в домике свет.
Метрах в трехстах находилась платформа "Полевая", чрезвычайно
оживленная днем и совершенно пустынная с наступлением сумерек. Ознакомившись
с расписанием, я убедился, что в тот злополучный вечер Макс приехал именно
на электричке. Видимо, и в дальнейшем он будет пользоваться ею.
За железной дорогой раскинулась территория мясокомбината, периодически
наводящего зловоние на всю округу. Трехметровый бетонный забор поверху
обтягивала колючая проволока. Под ним буйно разросся бурьян -- выше
человеческого роста. Идеальное место для засады, откуда отлично
просматривается освещенная рядом фонарей платформа. Да и горящие всю ночь
прожекторы "Вторчермета" и мясокомбината -- мои союзники.
В противоположной от платформы стороне железная дорога круто огибала
нефтебазу. Помнится, Саныч рассказывал как-то, что это место облюбовано
самоубийцами. Чуть не каждый месяц какой-нибудь несчастный сводил тут
последние счеты с жизнью. Были и случайные жертвы, особенно после авансов и
получек. Масса пьяного народу перетекала через рельсы именно на этом опасном
закруглении, будто не ведая, что тормозной путь у поезда, тем более скорого,
-- больше километра.
Так что же мне делать с Максом?
Но сначала надо его выманить из норы.
* * *
Я не хотел ни в малейшей степени рисковать Санычем, единственным на
сегодняшний день человеком, который хоть что-то затронул в моей душе.
Вскоре сложился план.
В нашем драматическом театре на вторых ролях служил актер по фамилии
Струйкин, обликом несколько напоминающий Саныча. Ну а полное сходство мог
придать грим.
Актер был сильно пьющий, с вечно пустым карманом, поэтому на мое
предложение согласился без раздумий. Естественно, дело я ему представил как
невинный розыгрыш.
И вот в домике на Полевой загорелся свет. (Саныча я тайно отвез в
Жердяевку.)
Моя задача сильно облегчалась тем, что после наступления темноты
проходило всего четыре электрички, и мне не было нужды подолгу торчать в
бурьяне. Я прослеживал отъезд очередного поезда, а после возвращался в
домик, коротая время за беседой с лже-Санычем, знавшим массу любопытнейших
театральных историй. Перед проходом каждой электрички он степенно расхаживал
-- в качестве приманки -- по двору, освещенному вторчерметовским прожектором.
Почему я не дожидался Макса непосредственно в доме? Терпение, скоро
узнаете.
Макс появился на третий вечер предпоследней электричкой в 23.15. К
этому моменту район Полевой прочно погрузился в дрему. Лишь собачий лай
изредка нарушал глубокую тишину.
Макс был единственным, кто сошел на платформу. Сбежав по ступенькам, он
быстро и бесшумно, как пантера, двинулся в мою сторону.
Что ж, он сам выбрал свою судьбу! Этот убийца и садист не оставил мне
иной возможности. Пора раз и навсегда оборвать цепочку злодеяний, которыми
унизан путь этого мерзавца.
Через четыре минуты должен был пройти скорый. Теперь понимаете, почему
я не мог поджидать его в доме? Я не успел бы.
Когда Макс приблизился на достаточное расстояние, я послал ему мощный
мысленный приказ.
Он с ходу остановился, будто налетел на невидимую преграду.
Оглядевшись на всякий случай, я покинул свою засаду.
-- Макс, куда топаешь?
-- Надо развязать язык одному сучонку, -- ответил он с закрытыми глазами.
-- Что ты собираешься с ним сделать? В его правой руке блеснула финка.
Очевидно, та самая. Я так и не понял, откуда она появилась.
-- За ним должок.
-- Он ведь предлагал тебе деньги?
-- Собачье дерьмо! Дешевка! Мелочью хочет откупиться. А я за него срок
мотал. Или он сведет меня с хозяином, или я вырежу его сердце. Поглядим,
зашьют ли его во второй раз.
Где-то далеко-далеко послышался перестук колес.
Продолжать беседу не имело смысла.
-- Макс, становись на шпалы, на второй путь, и топай вперед. Да
поторапливайся!
Он подчинился.
Я шел за ним сбоку по извилистой гаревой тропинке, строго контролируя
дистанцию.
Когда мы приблизились к опасному закруглению, о котором я упоминал,
скорый был совсем рядом, хотя его и закрывали цистерны нефтебазы.
Ну, пора!
Я бросился в густые заросли бурьяна, которого и здесь было
предостаточно.
Локомотив вырвался из-за поворота. Мощный прожектор, похожий на
удивленный глаз циклопа, высветил поджарую фигуру Макса, стоявшего между
рельсов. Раздался протяжный гудок.
Должно быть, я непроизвольно ослабил контроль.
Макс вдруг встрепенулся, словно выходя из транса и обретая способность
здраво рассуждать.
На миг я заколебался, пораженный чудовищностью своего замысла.
Макс рванулся было в сторону, но я, собрав волю в кулак, послал ему
последнюю команду.
В следующую секунду локомотив подмял его под себя. Надрывно завизжали
тормоза.
Пригибаясь, я бросился к забору нефтебазы, вдоль которого тянулась
тропинка, выводящая на Полевую, и через несколько минут вошел во двор Саныча
с другой стороны.
Состав стоял напротив. Он полностью прошел через то самое место.
Хлопали двери, тревожно переговаривались проводники. Несколько человек с
фонарем пробежали к хвосту.
Помнится, я где-то читал, что на счету каждого машиниста, в среднем, до
десяти человеческих жизней. Им не привыкать. Издержки профессии. Тем более
что поворот, где все произошло, давно уже пользуется у них дурной славой.
Очередной самоубийца. Только и всего.
Струйкин стоял неподалеку.
-- Что там случилось? -- кивнул он на замерший поезд.
-- Кто его знает? -- Я пожал плечами. -- Вероятно, встречного ждут.
-- А-а...
-- Знаешь, дорогой, поехали-ка в город.
-- А как же розыгрыш?
-- Не состоится. Тот человек уехал. Навсегда.
-- А мой гонорар?
-- Получишь сию минуту.
Я подвез актера до театрального общежития, где он обитал, и, покуда тот
шел к подъезду, облучил его блокиратором.
* * *
Я рассказал Санычу, что ночью кто-то опять попал под поезд на
злополучном повороте. Судя по найденной финке -- это Макс.
Саныч ничего не ответил, но его взгляд, полный трепетной благодарности,
был красноречив.
Когда мы уже ехали по Полевой, он, смущаясь, как мальчишка, признался,
что они с Викой решили расписаться. Похоже, он рассчитывал на мое
благословение. И получил его.
Я предложил ему поменять адрес. Этот домик засвечен, а кроме того, мало
подходит в качестве семейного очага. Отчего бы не купить более приличное
жилье? Например, в Жердяевке. Там тихо и зелено, ни лязга металла, ни
самосвалов со щебенкой. Да и легализоваться стоило бы основательней.
Только-только вышел закон об индивидуальном частном предпринимательстве.
Надо пораскинуть мозгами и организовать какой-нибудь кооператив для
прикрытия. Что же касается наших пиратских рейдов, то готовить их нужно
более тщательно. Чтобы комар носа не подточил. Выждем еще два-три месяца,
чтобы никому в голову не пришла мысль связать перерыв в "работе" с его
пребыванием в больнице, и продолжим наше благородное дело. Тем более
кандидатур хватает.
В скором времени Саныч стал моим соседом. Через две улицы он приобрел
коттедж -- не такой, конечно, просторный, как у меня, и не такой роскошный,
какой был у Алины, но вполне, приятный, чтобы свить в нем семейное
гнездышко.
Свадьбу сыграли в узком кругу. Кроме меня, четы Пономарцов и
трех-четырех соседей, присутствовали, в основном, родственники Вики -- такие
же милые, симпатичные и простодушные люди.
Зажила новая семейная пара душа в душу. Я поразился, каким галантным и
заботливым мужем оказался Саныч. Свою дражайшую половину он готов был носить
на руках, несмотря на некоторый избыток ее веса. Каждую свободную минуту он
что-то приколачивал, прилаживал или красил, и вскоре их дом засиял как
народная игрушка.
Нередко я захаживал к ним на чашку чая и, признаться, не раз испытывал
внезапный приступ зависти, замечая, с какой нежностью Вика обхаживает своего
благоверного. Господи, почему же в моей жизни не было ничего похожего?
Между тем раны Саныча зарубцевались, и мы решили, что пора вернуться к
доходному промыслу. (Естественно, о тайной стороне жизни своего супруга Вика
не догадывалась. Для нее он был заместителем директора кооператива "Старт",
выпускающего кожаные ремешки и мундштуки из отходов, получаемых с
мясокомбината. В общем, современные "Рога и копыта".)
Саныч разыскал своих орлов, выплатил им компенсацию за вынужденный
простой, поблагодарил, что не бросили его на Полевой, и колесо опять
завертелось.
Первым делом взяли-таки тайник на кладбище. Обошлось без мистики и
привидений. Нервы у Саныча оказались покрепче моих.
Теперь мы действовали более осторожно. Сначала вдвоем с Санычем
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг