густой, с легкой проседью шевелюре и дымчатым очкам в золотистой оправе, в
нескольких словах расспросил его о характере болезни, симптомах, что-то
лениво и неразборчиво черкнул в книжке и велел показаться через неделю.
Поблагодарив его, Сейран надел шапку и пошел было к выходу, но неожиданно,
повинуясь какому-то странному, противоречивому чувству, вернулся и положил
на стол измятый червонец. Врач поднял на него глаза.
- Это еще зачем? - спросил он спокойно.
- Так... - Сейран смешался. - Я... Мне сказали...
- Что все врачи здесь взяточники? - с легкой улыбкой осведомился врач.
Лицо его, оставаясь бесстрастным, начало слегка краснеть.
- Нет, доктор, но я...
- Что мы выжимаем из больных все соки? Что только и думаем о том, как
бы вытрясти из вас побольше денег?... Сядьте!
Сейран повиновался.
- Я сейчас вас с этим вместе, - врач брезгливо, кончиками пальцев
двинул в сторону деньги, - мог бы отправить к главному врачу. Или сдать в
милицию за попытку подкупа должностного лица на рабочем месте. Ясно?! -
почти закричал он. Затем помолчал, снял очки и внимательно поглядел в глаза
Сейрана.
- Но я этого не сделаю, - негромко продолжил он. - Потому что мне жаль
вас. Потому что таких как вы у меня сотни человек. Они ежедневно приезжают
и уезжают. И просят, просят, просят: доктор, помогите, спасите, избавьте от
боли! А что мы можем сделать за какие-то двадцать дней? Мы не гарантируем
спасения. Мы можем лишь ненадолго облегчить ваши страдания и заложить
фундамент для дальнейшего лечения. И мы бьемся, мучаемся над вами, пытаемся
разгадать ваши болезни. А вы пьянствуете и валяетесь в чужих постелях с
чужими женами! И вам наплевать на то, что нам стоит держать в сердце и в
мыслях судьбу каждого из вас! Раздевайтесь. Да все снимайте.
Врач долго осматривал его, выслушивал, мял, щупал, измерял пульс и
давление, потом в сердцах выругался и, бросив стетоскоп на кушетку, сказал:
- Обратился бы ты к нам годом раньше, осложнения можно было бы
избежать. Сможешь приезжать к нам каждые полгода?
Сейран пожал плечами.
- Не знаю. Наверное, нет. Я же работаю.
- Ты женат? Семья есть?
- Нет. Никого.
- Тогда переезжай к нам, сюда. Нам слесари позарез нужны.
- Я токарь.
- Все равно, здесь работяги на вес золота. Полный город бизнесменов и
профессоров, а гайку прикрутить некому. И вообще, земляк, главное -
здоровье. Остальное купим, - повторив этот распространенный в нынешний век
афоризм, он усмехнулся и принялся усердно писать в курортной книжке: - А
пока - ультразвук, массаж, токи, ванны и диетический стол. Следующий!
Лишь на лестнице Сейран вспомнил о червонце, оставленном на столе. Но
возвращаться было уже неудобно.
За обедом он расспросил соседей по столу, что надо брать с собой на
процедуры, и в половине третьего отправился должным образом экипированный,
прихватив с собой чистое белье, мочалку и мыло. Зайдя в корпус, он встал в
хвост длинной мужской очереди. Все были, как говорится, "в возрасте", и на
лице каждого были написаны тоска и ожидание.
А мимо пропархивали оживленные стайки девушек в белых халатах,
бродили, тяжело переваливаясь и шаркая шлепанцами, сурового вида старухи -
персонал ванного корпуса. К трем часам принесли почтовый ящик, высыпали на
стол горку медяков, и очередь бойко задвигалась. Каждый проходивший брал из
горстки медяк и бросал в ящик, отмечая свое прохождение веселым звоном.
Смысла этой системы учета Сейран так и не понял, потому что когда очередь
дошла до него, медяки уже кончились. Внутри зала были расположены двери в
кабины, возле которых также выстроились большие очереди. Обнаружив
свободную кабину, Сейран зашел и стал раздеваться возле пожилого жирного
мужчины. В предбанник заглянула смуглая старуха в засаленном переднике,
Мужчина отдал ей курортную книжку. То же сделал и Сейран. Развернув его
книжку, старуха вперилась в него сердитым взглядом.
- Слышь, - Сейран легонько толкнул в бок соседа, - чего она на меня
уставилась?
- Ты что? В первый раз?
- В первый.
- Ну, рубчик ей дай, она и отстанет.
Сейран полез в брючный карман и с неприятным удивлением обнаружил, что
забыл деньги в номере.
- Нет денег, понимаешь? Не-е-ту! - объяснил он старухе, с
требовательным видом стоящей рядом. - Дома деньги, понимаешь? Завтра
принесу.
С достоинством повернувшись, старуха вышла.
Ванна оказалась холодной. Его напарник оказался предусмотрительнее.
Поэтому он блаженствовал в теплой, тягучей жиже. Затем старуха обтерла его
скребочком и бумагой. На Сейрана же она обратила внимание только раз, когда
надо было вставать.
- Вот так и будет, - сказал сосед, моясь под душем, - никакой пользы
от твоей ванны, если она холодная. А назавтра еще хуже будет. Она тебя
вообще не пустит.
- А куда она денется? - набычился Сейран. Иногда на него находило
необъяснимое упрямство. - Вот, шиш ей, а не деньги... Этак каждая в день по
сотне заработает, а то и больше.
- А ты, сынок, в чужих карманах деньги не считай, - резонно возразил
сосед. - Ты свое здоровье считай.
"Ничего я больше никому давать не буду", - решил про себя Сейран,
выходя в предбанник, где раздевались очередные двое пациентов. Они
безропотно передали старухе деньги и прошли к ваннам с сознанием
исполненного долга.
И напрасно он пытался втолковать ИМ, что же все-таки заставляет
"человека разумного" терять разум, честь и совесть ради никчемных,
потрепанных и смятых бумажек, эквивалента еще более никчемного и грязного
металла. Напрасно он пытался представить себе, как в погоне за прибылью
человечество открывало новые страны, возносилось на вершины современной
техники и технологии, все глубже и глубже проникало в тайны Природы.
ИМ было неведомо чувство корысти.
Погруженный в свои мысли и споры, Сейран вышел в вестибюль и лицом к
лицу столкнулся с женщиной, которую давеча ушиб чемоданом. Очнулся он
только, услышав ее возмущенный возглас, и вдруг раскрыл глаза. И увидел ее.
И сказал:
- Здравствуйте.
- Здрасьте, - ответила она, смерив его возмущенным взглядом. - Вы что,
не можете не толкаться?
- Вы еще сердитесь? Я же нечаянно.
- Нечаянно? - возмутилась она. - Поглядите, какой вы мне синячище
наставили! - она подтянула подол и показала багровое пятно, проступившее на
бедре, чуть выше колена.
- Простите, - прошептал он. - Я не знал... я... Ну, пожалуйста,
простите, - на лице его отразились отчаяние и искренняя мука.
Женщина рассмеялась.
- Да ладно вам. Не переживайте. Мне совсем не больно. Это после ванн
всегда такие синяки бывают. Сосуды, говорят, от этой грязи очень хрупкими
становятся. Я на лекции слышала. Ну, пока! - сказала она, собираясь идти
дальше.
- Вы так босиком и пойдете по холоду? - спросил Сейран, заметив, что
она в одних шлепанцах на босу ногу.
- Какой вы чудной! - усмехнулась она. - Что я вам, психованная? У
подруги моей сапоги и колготки,
- Извините, - смутился он.
- Да чего уж там... пока! - и она заспешила по коридору. А он поглядел
ей вслед и подумал, что ножки у нее хоть и маленькие, но стройные и
красивые. Правда, совершенно белые. Какого-то неестественного белого цвета.
И лицо такое же - белое, чистое, словно прозрачное, с легким румянцем на
впалых щеках...
Разбудил его Вовка.
- Ты чего? Дрыхнешь? После ванны разморило? Ну-ну, давай! Этак ты все
на свете продрыхнешь...
За окнами стояла ночь. В темноте поблескивали уличные фонари, похожие
на унылые, тусклые лимоны, привязанные к палкам. Тело было каким-то чужим,
будто налившимся тяжестью маслянистой грязи. Сейран с трудом возвращался в
себя после долгого, утомительного сна, во время которого тщетно пытался
объяснить ИМ сложности взаимоотношений между сильной и прекрасной
половинами человечества. И хоть недавно ему исполнилось двадцать шесть лет,
он не был достаточно искушен в этом вопросе. Вероятно, он несколько
задержался в своем развитии. Возможно, потому, что был слишком поглощен
изучением собственного подсознания и процессов, совершающихся в нем. Порою
его посещали мысли и желания, вполне естественные для возраста, но он
стремился поскорее от них отделаться, так как стыдился незримого
наблюдателя, который постоянно присутствовал внутри его естества.
- Видел я кралю, которую ты в корпусе кадрил, - бубнил Вовка. - Ты бы
на чужой-то каравай... Зубы целее будут.
- Какой каравай? - Сейран с удивлением взглянул на соседа. - Какие
зубы?
- Да твои, твои. Шишарь один из местной шпаны ее облюбовал. Он уже
трех кавалеров ейных на моей памяти отделал, - заявил Вовка, позевывая и
хрустя пальцами. - Знатно отделал...
- Время-то сколько?
- Полвосьмого.
Резко поднявшись, Сейран принялся одеваться.
- Это ж надо, какой нетерпеливый, - усмехнулся Вовка. - Куда это ты
так засобирался? Если на ужин, то уже поздно. Ужин в полседьмого.
Неожиданно Сейран почувствовал, что очень голоден. Он давно уже не
испытывал такого здорового и приятного чувства волчьего голода.
- А что, кафе здесь нет?
- Насчет кафе не слыхал, чайные тут на каждом углу, только там не
кормят. А кабаки - те есть.
- Ну, в кабак пойду, - сказал Сейран, продолжая одеваться.
- Обдерут, - убежденно сказал Вовка. - Как липку обдерут. У них на
приезжих глаз наметанный. Особенно на тех, кто в первый день. Рублей на
сорок тебя распотрошат, а уйдешь - голодный.
- Ну, в магазин пойду.
- Окстись, браток! - иронизировал Вовка с видом старожила. - В семь
здесь все закрывается. Есть, правда, дежурная будочка на горке, да только
там ничем, кроме килек, не отоваришься... - Неожиданно его осенило: -
Слышь, Серега, - жарко зашептал он, заговорщически стреляя глазами, - а
может, в гости свалим? Тут за стеной бабцы есть. Роскошные бабочки!
Расколись на пузырь - я тебя и познакомлю, и ужин сотворю, заодно и
погреешься, - хитро подмигнул он.
- Да ладно тебе...
- Правда! - с жаром воскликнул Вовка. - Ну чего ты? В монахи
записался? Или тебе червяка жалко для дружбы и за знакомство? А может, ты
верный муж? - иронически сощурился он.
- Никакой я не муж, - сердито заявил Сейран и полез в карман за
деньгами. Увидев плотную рыжеватую пачку, Вовка чуть не повалился на
колени.
- Сержик! - взвизгнул он, ломая руки. - Так мало же одного пузыря на
четыре-то рыла. Да и закусь-то тоже какая-никакая нужна. Колись на вторую,
а?
И столько мольбы было в его голосе, столько неприкрытой тоски в
мутных, испитых глазах, что Сейран тяжко вздохнул, сунул ему в ладонь две
десятки и снова улегся в постель.
Ленинградка была худенькой и молодой, лет двадцати трех, не старше. Во
всей ее щуплой фигуре, короткой мальчишеской стрижке, в том, как она,
ссутулясь, сидела в углу кровати, не поднимая лица, в больших ее черных
глазах, во всем ее облике сквозила какая-то непередаваемая печаль, какая-то
вселенская тоска, отрешенность и черт-те что еще, что может быть на душе у
женщины, приезжающей сюда уже третий сезон лечить какую-то специфическую
болезнь. Звали ее Марина.
Подруге ее, Светке, было за сорок. Здоровая, с в три обхвата массивной
фигурой и жирным, густым голосом, она хохотала визгливым баском, слушая
Вовкины анекдоты, один-другого забористее, да и сама порой отпускала
соленое словечко.
На столе, построенном из двух составленных табуретов, лежала
подозрительного вида колбаса, прозванная зачем-то "докторской" ("врачам от
нее работы прибавляется", шутил Вовка), рассыпавшиеся комки желтой,
остро-вонючей брынзы и шматок отличного украинского сала, привезенного
Светкой с родной Херсонщины. По стаканам бодро гуляли две бутылки
"Русской". Вовка неприкрыто хвастался своими достижениями на ниве
снабжения.
- Я, братцы мои, вам хоть на северном полюсе в час ночи белогривую
сыщу, - гулко сипел он. - Главное в нашем деле - места знать и к людям
подход иметь. Меня здесь уже за своего признают. Потому что я не скуплюсь,
сколько надо - столько и даю, но не перекармливаю, не то - уважать
перестанут...
Откинувшись на кровати, упершись затылком в холодную шершавую
поверхность стены, Сейран неожиданно задремал. И в полудреме увидел самого
себя. Даже не столько себя, сколько все окружающее взглядом, исходящим
откуда-то изнутри него и в то же время со стороны. Будто кто-то,
затаившийся в его голове, тихо, точно и скрупулезно фиксировал все, что
попало в поле его зрения. Сейран увидел себя как звено одной непрерывной
цепи. В начале ее располагались оптические сигналы, которые улавливали
тончайшие нервные окончания, расположенные на дне его глаз. Они
трансформировались в биоэлектрические импульсы, которые по нервным волокнам
поступали в кору головного мозга. А небольшой участок в мозжечке испускал
незримые волны, которые неслись в Никуда, проносились сквозь Необозримое и
улавливались ИМИ.
Неожиданно Сейран почувствовал себя чем-то ИНЫМ, чем он был доселе. ОН
был безмерно грандиозен, но не более, чем прочие. ЕГО породили сложнейшие
сочетания взаимоперекрещивающихся гравитационных и магнитных полей. ОН
видел и понимал мир, как одно из подобных сочетаний, и для НЕГО не
существовало ни длины, ни ширины, ни времени, ни пространства, ни тени, ни
света... Вернее даже будет сказать, что свет существовал для НЕГО как нечто
изначальное, как первооснова его бытия, ибо родился ОН в потоке квантов,
устремлявшихся в исполински-бездонную ТОЧКУ, которая втягивая в себя свет и
материю этого мира, выбрасывала ЭТО в мир иной. На стыке этих состояний и
появился ОН, вначале в единственном числе, затем размножившийся, но и в
этом состоянии не нашедший удовлетворения своим попыткам осмыслить
собственное существование. И тогда ОН начал искать, и протянул свои чуткие
и тонкие, неосязаемые ощущала сквозь миры, времена и пространства. Сейчас
же ОН (ОНИ) пристально вглядывался в накуренный полумрак тесной комнатушки,
силясь постичь пьяную болтовню четырех непонятных ему особей другой
Вселенной.
Сейран открыл глаза. Время шло к полуночи. Вовка травил анекдоты и
"правдивые истории" из своей бурной жизни. Включили сетевое радио. Но
вечером, как и утром, и днем, оно передавало только заунывные восточные
мелодии. Светка с Вовкой еще некоторое время мололи языками, потом затихли.
Он обнял ее за место, которое трудно было назвать талией, и что-то гундел
под ухо. Она хихикала и отмахивалась. Потом шутливо двинула его плечом.
Вовка, ерничая, повалился на пол, едва не своротив табуретки с остатками
закусок, вскочил и потащил ее из комнаты. Светка притворно упиралась,
визгливо постанывала, а Вовка, раззадорясь, хватал ее за бока и подталкивал
к двери.
Сейран и Марина остались одни. Она курила, глубоко, по-мужски
затягиваясь, и думала о чем-то. Потом скучающим взглядом посмотрела на
него.
Он взял ее за руку. Ладонь девушки была влажной и холодной.
- Ну? Как выспались? - спросила она с едва уловимой иронией.
- Ничего, спасибо, - улыбнулся он.
- Тогда... скажите что-нибудь.
- Что?
- Ну... - она сделала неопределенный жест руками, - что я красивая.
Что у вас плохая жена. Что вас никто не понимает. И что вы оч-чень одиноки.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг