Вдруг меня осенило.
-- Вспомнил древнюю традицию!-- серьезно сказал я, ковыряя в носу.--
Герои, уходя на опасное задание, оставляли боевым товарищам пробирки с
собственной кровью. Если кровь почернеет-- значит, герой сгинул. Вот!
Хотите, я тоже оставлю вам частицу самого себя? Видите, она зеленоватая--
значит, все в порядке. Если потемнеет-- сразу бегите на помощь.
-- Прекрати!-- Катома снова начал скрежетать зубами.-- Не время
шутковать, скомрах! Время дело делать!
-- Хорошо, юмор в сторону,-- сразу согласился я.-- Итак, выслушайте мои
условия...
Катома вздрогнул: ах да, конечно-конечно, условия. Я убрал с лица
улыбку, выпрямился и огладил волосы. Мой голос прозвучал твердо. Слова
прогремели как обрез трубы по черепу Баумана:
-- В качестве награды за вызволение вашей дочери из рук гадских
похитителей прошу... помиловать моего старого друга и соратника-- князя
Алексиоса Геурона, известного также под прозвищем Вещего Лисея.
Боярин удивленно дернул плечом; глянул искоса... Смолчал. Я понимаю
ваше недоумение, посадник Катома. Кто мог предположить, что грязный скоморох
Мстиславка окажется преданным другом заносчивого иноземного аристократа,
потомка базиликанских императоров. Откуда тебе знать, дикому средневековому
дядьке, сколько бутылочек портвейна мы с Вещим Старцевым употребили на двоих
в прошлой, московской жизни...
Катома задумался. Левый ус его дрожал, приподнимаемый кривой
полуулыбкой. Хитрый старый козак... боюсь, не догадался бы.
И тут Метанка, как водится, вновь решила проявить себя в самый
неподходящий момент:
-- Ы-ы-кхы! Шмыг-шмыг... У-укху-кху!-- послышалось из смежной
комнатки.-- Не хочу-у-у... Ничего не хочу-у, кхы-кхы! Жить не хочу
больше-е...
-- Гм! Так вот, любезный папаша!-- я резко возвысил голос, перекрывая
сдавленные рыдания за стенкой.-- Я вызволю деточку из чеченского плена, если
вы, в свою очередь, поможете выручить моего друга Лисея из крайне неудобного
положения, в которое...
Бух! Внезапный грохот, сухой неприятный треск-- краткий истошный
вопль-- и тишина! Только слабый звук, жутко похожий на скрип туго
натянувшейся веревки...
Кошмар. Видимо, Метанка повесилась...
Катома распахнул рот, но не успел ничего озвучить-- я уже кинулся к
дверце. Кто-то из боярских дружинников пытался вбежать следом-- ага, щаз!
Осади малость! С негаданной силой я отпихнул кольчужного дядьку плечом,
стремительно развернулся и-- захлопнул за собой дверь. Кажется, дядька
получил по гулкому шлему.
Судорожно задвинув засов, я вытаращил глаза в полумрак-- ожидая
увидеть, как остывает, медленно раскачиваясь на веревке, девичье тельце. Хе.
Не тут-то было. Метанка смирно сидела на полу и, сосредоточенно выпячивая
губы, дула на разбитую в кровь коленку. Периодически она хныкала и
страдальчески морщилась. Я заметил, что на худенькой шее болтается обрывок
тонюсенькой ветхой бечевки.
-- Зайчик мой... Хотела повеситься?-- ласково поинтересовался я,
приближаясь бочком по стенке.
-- Ну да,-- прозвучало в ответ.-- Ведь у меня... нет сердца. Ты сам
сказал!
-- Йошкин коготь!-- Убитый женской глупостью, я вяло всплеснул
руками.-- Суслик мой, ты все портишь. Я тут пытаюсь разрулить нашу свадьбу,
а ты в петлю нацелилась. Потерпи до завтра. Уже через несколько секунд мы
сделаем долгожданный сюрприз папе-боярину...
-- Не хочу сюрприз. Хочу вешаться. А ты не обращай внимания. Иди-иди,
разговаривай с Катомой. Мне твоя помощь не нужна. Я сама прекрасно повешусь,
не волнуйся, пожалуйста.
-- Ты это кинь, подруга. На хрена нам удавленная невеста?-- Я протянул
руку и осторожно похлопал по влажному плечику.-- Давай бодрись. Почему ты
мокрая, а нос красный? Возьми вон в шкафчике красивейший сарафан. Надо
сюрприз красиво обустроить, чтобы все пышно. Чай, не каждый день свадьба!
Наряжайся тщательно, не торопись-- только не шуми, умоляю. Я еще немного
поболтаю с Катомой, а потом хлопну в ладошки-- и вау! Сюрприз-суперприз!
Невесту-- в студию! Ты влетаешь, как Натаха Ростова, вся прелестная,
недотрогательно-невинная и жаждущая простого человеческого счастья, и
тогда...
"Тук-тук",-- сухо сказала дверь.
Кто-то ломится. Решительно и требовательно...
-- Эй, Мстислав? Чай, стряслось чего?-- из-за тонкой дверцы прогремел
нетерпеливый голос посадника Катомы.-- Отворяй!
-- Никак не могу, господин боярин!-- поспешно крикнул я, подскакивая и
плотнее задвигая засов.-- Жена рожает!
-- Отопри, говорю!
-- Дык... руки заняты! Как раз принимаю роды!
-- Не дури, Мстиславка!
-- Ах, боже мой!-- завизжал я идиотским голосом, налегая широкой спиной
на танцующую дверь.-- Какое счастье! Это... мальчик!!!
-- Мальчик?! Хвала Мокоше! Пусти, я хочу поглядеть! Открой живее!
-- Никак не могу, дядя боярин! Помогаю жене рожать! Перегрызаю
пуповину!
-- Я те помогу!
-- Не стоит беспокоиться! Уже перегрыз!
-- Как жинка?! Отчего не кричит? Не померла ли?!
-- Ну да, щас, помрет она. Живехонька! Пышет здоровьем!
Метанка исподлобья окатила злобной зеленью, будто серной кислотой; в
юном взгляде отчетливо читалось неприличное.
-- Не фыркай, зайчик мой,-- сдавленно прошептал я, вытирая хладный пот
с чела. (Влажной спиной чувствовал, как под напором боярского плеча
дергается дверь).-- Лучше это... поорала бы малость, а?
-- Не хочу кричать. Не хочу рожать. Хочу вешаться,-- спокойно сказала
ведьмочка и отвернулась. Добавила глухо, глядя в угол:-- Незачем все, если
сердца нету. Ты сам сказал, сам!
Девочку клинит на сердечной теме, припомнил я. Как мог, попытался
успокоить:
-- Ну подумаешь, нет сердца. Это все фигня, на карьере не сказывается.
Главное, ноги у тебя длинные! Ну просто звери!
Фр-р-р! Метанка почему-то зашипела, вскочила на ноги и-- бросилась!
Нет, не на меня-- к двери! Ага-- хоп! К счастью, я поймал ее плечом--
сграбастал в объятиях-- ловко и нежно, как гениальный вратарь Филимонов
грабастает мячик, пущенный неумелым малоросским форвардом.
-- Пусти! Я ухожу, пусти!-- Пушистая девочка вмиг превратилась в
злобный клубочек костлявых коленок, острых локотков и щелкающих зубков. Я
заскрипел челюстями: стоять, женщина! Я тебя укротю...
Уй! Кусаться нечестно!
Превозмогая боль и крюча Метанку в объятиях, я истошно мыслил.
Положение критическое: до дверцы три метра, за дверцей Катома. Ну почему мне
всегда приходится балансировать на лезвии топора?
-- Постой, киса...-- хрипел я, пытаясь придавить Метанку к ближайшему
сундуку.-- Куда ласты навострила?
-- Укушу! Гад! Пусти!-- Метанка задергалась в стальном захвате моих
рук, нанося довольно меткие удары по разнообразным болевым точкам моего
крупного тела.-- Сердца нет! Сам сказал! Не любишь меня!
Р-раз! Я дернул за тонкий локоть и развернул ее резко, рывком-- по лицу
хлестнуло мокрыми волосами... Бледное личико оскалилось прямо перед носом:
-- Все! Больше не играю!
Глаза цвета хаки-- горькие, льдистые:
-- Дура я, дура была... Думала, ты по-честному веришь, что сердце есть!
Даже казалось: взаправду стучит что-то... там, пониже шеи.. А тут-- сам
сказал, и все! И больше ничего! И так спокойно говоришь, так ужасно
спокойно!
Откуда столько крутости, мамочки мои? Неужели это-- моя глупая,
грудастая Метаночка...
-- Все, Бисеров, молчи. Отойди от двери. Отойди, я сказала!
-- Ты... красивая, когда дерешься.
-- Бесполезно, Славик. Комплименты не действуют. Я бессердечная
ведьма-- и я ухожу.
М-да. Она могла уйти, пожалуй. Такая самостоятельная и гордая фря. Но я
успел ухватить ее пальцами за ухо. Возможно, причинил боль-- во всяком
случае, она немедленно запищала противным таким голоском. Но, знаете...
очень захотелось вдруг последний раз окунуться носом в это облако золотистых
паутинок, злобно дрожавших над покрасневшим ушком. Дери меня. Как сейчас
помню, приблизил свою небритую пошлую харю-- и коснулся губами теплой кожи у
виска:
-- Я люблю тебя, дурочка. Правда люблю.
* * *
Мораль: Моя ушибленная карликовая совесть теперь будет грызть меня
вечно. Метанка осталась до утра. Посадник Катома уехал, подписав драгоценное
письмо на имя боярина Гнетича, коему предписывалось немедленно поступить в
подчинение к вышградскому князю Лисею Вещему. До рассвета оставалось три
часа. Три часа, чтобы уговорить Метанку вернуться домой.
Техника владения кривдой (Дневник
Данилы-самозванца)
С момента завершения битвы при Медовой, с того самого момента, как
дикая речная пехота растерзала в кровавые клочья последних унгуннских
рыцарей-- с того мига, когда лезвия вороненых крыл боевой птицы подсекли
ноги безумному ханскому аргамаку и уродливое тельце страшного горбуна
полетело в побуревшую траву-- с той минуты, как порядком изрубленный воевода
Гнетич, сражающийся отныне под стягами Вещего Лисея, впервые отер кровавый
пот с довольного лица,-- с того светлого мгновения, когда добрый царь
Леванид впервые посмотрел на расцветшее солнце, вновь оживляющее оптические
прицелы алыберских катапульт-- с того времени прошло три часа. Утро нового
грозного дня еще не разогрелось в непривычно розовых солнечных лучах, и
туман еще дышал, вздыхая и медля, над трупами.
Рядом со стынущими телами истерзанных коней, гигантских боевых обезьян,
раздавленных рыжих песиголовцев и безногих мутантов-угадаев молчаливые
сонные и злые победители валились на землю на расстеленные трофейные плащи и
засыпали, кряхтя и ворочаясь, устало подгребая под себя то, что каждый успел
насобирать под ногами, на бранном пепелище: драгоценные сорочинские кинжалы,
шипастые кольца восточных принцев, трофейные уши песиголовцев--
остроконечные лоскуты, покрытые слипшейся шерстью.
Кому не спится-- искры недавней битвы еще долго жгут глаза,-- вяло
собирают хворост и запаливают костры. Зачем? Понятно ведь, что пищи не
дождаться (разве конина или каменное вино угадаев... то самое, от которого
белеет трава, если плеснуть оземь)... Впрочем, нынче будет другое пламя:
костры нужны не живым, а мертвым.
В этот недобрый в общем-то час.
Через широкое лежбище отдыхающей сарыни.
По дымящим развалинам Глыбозера.
Большими тревожными шагами шел впереди свиты железный и тонкий (по
колено в тумане, а выше-- весь черно-золотой на солнце) князь Лисей по
прозвищу Вещий.
Следом, отставая на выхват меча, легко перескакивая трупы,-- десятник
Неро. Чуть позади, громыхая удлиненными овальными щитами в алых звездах,
лозах и ангелах,-- два уцелевших катафракта, живые реликты Вышградского
войска.
Впереди, у наименее пострадавшей от осады Кладезной твердыни
Глыбозерского кремлинца, их поджидали славяне. И не кто-нибудь ждал их,
посиживая на белом камушке, потирая кольчужные грязные ладони, поплевывая в
траву из-под железной вуали. Сам наследник Зверко властовский, будущий
властелин Залесья, холодный фюрер речной сарыни. А рядом и нервный маньяк
Черепашка расхаживает по осколкам рухнувшей стены, прыгает и мотает бритым
черепом, щелкает кнутом, переживая. Полуголый, коричневый от солнца атаман
Стыря тоже поблизости-- повернулся спиной, подставляя нежаркому солнышку
тугую спину в розовых хлестанных шрамах Терпеливо ждут Лисея Дело предстоит
нелегкое и опасное до безумия: допрашивать старого полуживого карлика.
Тихий, тощий, весь в железе, поводя колючими угловатыми плечами. Вещий
князь Лисей Вышградский подходит в слепящих доспехах, прикрываемый с боков
холодным блеском финифтяных звезд и ангелов Худое лицо стянуто кольчужными
бармами. И кажется это лицо фарфоровым, хрупким-- по контрасту с грубым
железом, колющим кожу на лбу, на висках, под подбородком. Щеки в
металлических искорках отрастающей щетины, а тонкие губы красны от
алыберского вина. Навсегда Алеша Старцев запомнит этот вкус победы.
-- Все ли готово к допросу?-- еще на подходе из-за княжьего плеча
выкрикивает десятник Неро. Звонко так выкрикивает, задиристо. Гордый
базиликанин. Никак не избавится от высокомерного отношения к
союзникам-варварам.
Гм Наследник Зверко поднимает желтый взгляд. Неумный вопрос. Главный
эксперт по пыткам еще не прибыл.
Впрочем-- вот и он.
Из-за угла проваленной стены выдвинулась темная медленная фигурка.
Плавно так движется вооруженный семаргл, будто на воздушной подушке. Есть в
нем что-то от легкого космического истребителя, поморщился наследник. Вот
он, совершенный агрегат для экзекуции точечных ударов судьбы: темный
запыленный костюм, пустой рукав треплется на ветру. Мигает на солнце серьга,
мотается желтый хвост по плечам-- часто вертит головой, косясь по сторонам,
загадочный почтальон Пустельга. Зачем он пытается улыбаться? Чтобы все
видели его ровные клыки под прохладной улыбкой? Был почтальон, стал--
комиссар божественных сил. Еще вчера его и снедать не посадили бы за один
стол с наследником. А ныне-- даже мошка опасается присесть на черное
залатанное плечо. Никакой не Пустельга он, но-- Великий Огненный Вук
Полызмай, старший семаргл Берубой, цепной пес божка Траяна Держателя. Говоря
короче-- палач.
-- Все ли сделано, как я просил?
"Голос-- гладкий гололед",-- отметил наследник Зверко.
-- Вы стали говорить довольно дерзко, любезный Берубой,-- перебил
другой голос, быстрый и ясный, хорошо знакомый. Это князь Лисей насмешливо
поднял острую бровь.-- Будьте почтительны. Не забывайтесь. Как простого
смерда, я не удостаиваю вас ответом. Но-- как эмиссару моего друга Степана
Тешилова могу сообщить: приняты все меры безопасности. Десятник, доложите.
-- Колдун связан, прикован цепью,-- четко произнес Неро, демонстративно
обращаясь более к своему князю, нежели к Берубою.-- Верхнюю дверь охраняет
катафракт Сергиос Псуми. В нижнюю камеру приставлен охранник из
крепкоголовых славян-- следить, чтобы пленник не наложил на себя руки.
-- Вы не сказали главного.-- Берубой склонил светлую голову.-- Я велел
затянуть ему рот куском холста, выбеленного в змеином млеке.
-- Разумеется, мы сделали это,-- пружинисто поклонился Неро.
-- Надеюсь...-- улыбнулся Берубой.-- В противном случае оба охранника
уже мертвы.
Хлесткий порыв тишины. Хлопнуло вышградское знамя-- и крикнула птица,
шарахнувшись в полете от бликующих доспехов. Десятник Неро, очевидно,
поежился, покосился на семаргла. Наследник Зверко лениво поднял
бронированное тело с белого камушка:
-- Эй, князья-государи... Поспешать надо. Кто будет проводить дознание?
Берубой ответил мгновенно:
-- Только я. Остальные ждут за дверью.
-- О! Не вздумайте мне приказывать, любезный господин экзекутор,--
усмехнулся князь Лисей, раздумчиво теребя на груди золотые гроздья тяжкой
цепи.-- Допрос живого чародея-- весьма интересная процедура. Я, пожалуй,
поприсутствую. Более того: мой десятник Доримедонт Неро будет вести записи.
-- Никак нельзя!-- Берубой едва не всплеснул руками.-- Столь ужасного
ведуна можно допрашивать только один на один! Таково строгое слово Траяна
Держателя...
-- С вашего позволения,-- вежливо поклонился Лисей,-- здесь повелеваю
я.
-- Послушай, высокий князь! Побереги себя! Для допроса придется
развязать колдуну рот. Его слова-- быстрые стрелы, начиненные ядом! Он...
стравит, рассорит нас всех!
Странные слова оцарапали слух. Зверко нахмурился, десятник Неро
вздрогнул, нервно ступил с ноги на ногу: тьфу, опять эта славянская магия...
Князь Лисей убрал с узкого небритого лица насмешливую улыбку. Склонил
золоченый шлем набок:
-- В каком смысле?
-- Любимая уловка Плескуна: две-три сотни слов-- и мы как безумные
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг