дядину лошадь, цепляясь руками за хвост... Будучи еще просто младшим из
сыновей грузинского правителя Георгия Старого, Леванид приезжал в
Константинополь с дипломатической миссией. Он привез базилевсу Льву Ангелу
четыреста килограммов золота, бронзы и ценной древесины в точеных распятиях,
изящных чашах, монетах и украшениях. Леванид прожил тогда при дворе
греческого автократора два года и вернулся на родину с... небольшим куском
пергамента. Но пергамент был дороже золота и украшений. Это было послание,
написанное рукою самого царя Льва, - Базилика предлагала алыберам вечный
мир и союз против Черного Арапина и итильской Когани... С тех пор прошло
пятнадцать лет - старый царь Георгий и оба его сына не вернулись из похода
на Тигранпалтасар, пограничную крепость Арапина. Леванид взял в свои руки
отцовскую державу и затворился вместе с алыберским народом в горах - только
там, врастая городами в гранит, можно было укрыться от наступающих восточных
орд. Однако... когда-нибудь алыберам нужно вернуться с гор в долины - это
Леванид понимал. И он спрашивал у Бога, как это возможно. Он спрашивал,
откуда придет избавление от вонючего моря погани, разлившегося по Евразии.
Вскоре Леванид понял, что ему ответили. Проснувшись однажды утром, он долго
советовался с придворными мудрецами, вспоминая сегодняшний сон - странный и
пронзительно-ясный, как рассвет новорожденного дня. Через несколько дней
Леванид переоделся в купеческий халат и под чужим именем повел три тяжелых
корабля через море на север, к Корсуню, а оттуда к Тмуторокани в устье
коганой реки Итиль. Караван купца Саула поднимался вверх по течению
несколько недель, и вскоре Итиля не стало под днищами судов - река
постепенно сделалась славянской и называлась теперь Влагою. Осталось
несколько дней - скоро драгоценный груз будет доставлен в гигантский город
Властов, населенный рослыми желтоволосыми мужчинами и широкозадыми
синеглазыми женщинами - именно отсюда начнется освобождение от Арапина.
Царь Леванид был убежден в этом - у вещего сна не могло быть иных
трактовок.
Он говорил, а я слушал, а невидимые в темноте весла постепенно сдвинули
переднюю ладью с мели, и оба уцелевших корабля с секретным военным грузом на
борту тронулись дальше, вверх по Керженцу. На каждой из лодий по шесть
катафрактов - как громоздкие башенные орудия они возвышались на носу и на
корме, сжимая в стальных рукавицах арбалеты. Параллельным курсом вдоль
берега двигалась еще дюжина всадников - во главе с Александросом Оле.
Сквозь чернильное кружево ветвей я всегда мог видеть крошечный желтый
светляк его факела. До Вышграда оставалось речным путем не более дюжины
поприщ. Уже в полдень я надеялся разгрузить корабли на пристани моей
маленькой столицы.
Леванид не торопился рассказывать свой сон в деталях. Но я узнал
главное - имя злейшего врага, с которым отныне придется биться всерьез.
Главным героем вещего сна был молодой восточный демон Чурила. Я был прав,
предчувствуя угрозу, грядущую из монгольских глубин континента: во главе
несметных армий Чурила движется из-за гор Вельей Челюсти на запад, на земли
славян. Он готовится к роли властителя славянства. Если Чурилу никто не
остановит, его торжественный вход в Престол станет первым днем нового
порядка. Тогда случится ужасное: в основание главного славянского храма
ляжет черный камень Илитор-Кабала, извлеченный из льдистых капищ Большого
Вавилона. И многочисленные племена от Буга до Керженца на тысячи лет
подчинятся холодному игу.
У Леванида были свои основания беспокоиться о судьбах славянства. Вещий
сон убеждал грузинского царя, что у Руси может быть другое, честнейшее
будущее. Если силою остановить завоевателя Чурилу, медлительная река времени
потечет иначе, по светлому пути! Тогда - именно с севера, из языческих
лесистых чащ придет спасение и мир на его родную землю. Неисповедимы пути
Господни: сегодняшние варвары, поклоняющиеся многочисленным жестоким богам,
- дикие славяне станут со временем великим народом, хранителем истинной
Церкви. Это невозможно вообразить... но это так. Только им под силу, спустя
годы, укрепить на своей земле Истинный Крест Господень, избрав основами
бескрайней своей империи Христову Веру и единодержавную государеву Мощь.
Когда-нибудь, набравшись сил, славяне поведут союз соседних племен против
Черного Арапина. И перемогут его, и Восток перестанет быть бескрайним, как
Аравийская пустыня. Поганое море отступит от подножия алыберских гор.
Тогда... подданные алыберского царя снова спустятся в долины, и овцы их
будут пить воду из Борисфена, как много лет назад.
Поэтому Леванид оставил народ свой и переоделся в позорные одежды
торговца. Единственный способ подарить своим подданным надежду - остановить
Чурилу и уберечь славян от восточного рабства, сохранив их души для будущего
крещения. Царь погрузил на корабли самое ценное - страшное оружие своих
предков, железные камнеметы. Однако многорукие катапульты - не главное.
Священный меч святого базилевса Константина Великого - вот что привез
Леванид славянам! Драгоценная реликвия грузинских царей, попавшая к ним
после разгрома Константинополя... Этот меч, оружие державного крестителя
Константина - главный аргумент в борьбе с силами зла. Неотвратимый и
последний аргумент.
- Меч? - Я отступил на полшага и осторожно поднял глаза.
- Ну да, меч! Оружие Великого Константина! - повторил царь несколько
раздраженно. Мне показалось, ноздри Леванида нервно дрогнули. - Он хранился
на передней ладье у покойного воеводы Сандро... Разве вы не находили меча -
там, на разбойничьих телегах? Разве... Я отвернулся.
...Леванид еще спал, когда новое утро просветлело над рекой Керженец, и
бледно-желтые, почти розовые змейки волнистых отсветов задрожали в парусах,
как в огромном неводе. Такая тишина стояла между берегов, что мерный скрип
кормила и потрескивание днища разбудили меня. Я оторвал голову от подушки,
невесть откуда взявшейся в изголовье скамьи на корме. Сразу увидел спину
Дормиодонта Неро - он сбросил рубаху и теперь, свесившись поверх борта,
поливал зеленоватой водой из ковша свои плечи, истертые ремнями доспеха.
Некоторое время я глядел, как Неро сдержанно пофыркивает и мотает мокрыми
волосами, свободной рукой разгоняя ледяную струю по спине... В полуметре от
Неро торчком чернела обломанная разбойничья стрела, глубоко всаженная в
обшивку - бодрящий сувенир вчерашней битвы.
Вспоминая минувшую ночь, я не удержался от кривой улыбки. Море темного
меда да бурдюк с горским вином, который Леванид вытащил из кучи опаленного
воинского тряпья под мачтой... Тугой медовый жар и легкое пламя вина
разогнали холодные мысли. А поначалу царь Леванид долго не мог прийти в
себя. Известие об утрате драгоценного меча повергло его в состояние
странного возбуждения - он метался по палубе и пытался отдавать приказания
моим катафрактам. Я повелел остановить караван и вновь обыскать место
сражения - но тщетны были поиски.
Спустя некоторое время вспышка нервозной активности закончилась -
Леванид опустился на скамью под мачтой, ссутулился и судорожно запустил
жесткие пальцы обеих рук в бороду - я заметил, что он прячет взгляд.
Временами царь что-то бормотал по-грузински и уже почти не разжимал
сомкнутых век.
- Нет смысла... - выдохнул он наконец, вновь переходя на греческий.
- Путешествие бессмысленно. Остановите корабли... Все кончено - без меча
нам не победить летающего восточного демона!
Я не пытался утешать его. Очевидно, меч Константина Великого исчез
вместе с Рогволодом. Или - с Берубоем...
Услышав имя Берубоя, царь поднял голову - как? он был здесь? Это
какая-то ошибка: Берубой должен ждать его, Леванида, во Властове! Ведь
именно Берубоем звали человека, с которым Леваниду удалось установить связь
на Руси... Этот связной не был язычником, он был один из тех немногих
крещеных славян, которые уже появились в северных лесах...
- Берубой - могущественный дворянин властовского наместника Катомы,
его правая рука. - Леванид поднял нехорошо блестевшие глаза. - Он
руководит подпольным сопротивлением крещеных славян и организует
противостояние Чуриле. Он направлял мне из Властова послания, выражая
готовность встретить наш караван на полдороге, защитить от разбойников... Он
умеет писать по-гречески, он христианин!
- У меня есть серьезные сомнения на этот счет, - сказал я, вспоминая,
как Берубой с озверевшим лицом безуспешно пытался поразить меня каким-то
волхвованием. - Подозреваю, он только притворялся христианином в надежде
заполучить железные катапульты. А заодно - и меч Константина.
- Твои подозрения напрасны, мой драгоценный Алексиос. - Старый алыбер
кратко качнул поседевшей головой. - Да будет тебе известно, что я установил
связь с Берубоем посредством золотой цепи. Это невозможно подделать. У
Берубоя была золотая цепь. Он - великий человек, надежда славянства! Он -
глава первых здешних христиан, о Алексиос! Во всем этом я убежден. Потому
что у Берубоя есть золотая цепь. Он - старец, влачитель цепи.
Я отставил чашу с вином в сторону.
- Я говорю об этом с уверенностью потому, любезный сын мой, что сам с
недавнего времени ощущаю на плечах своих скорбное бремя старчества, -
продолжал Леванид, срываясь в шепот. - После смерти отца моего я принял и
влачу цепь алыберских властителей. Теперь я тоже старец, Алексиос!
Коротким рывком длани старец раздвинул крылья жесткого плаща,
прикрывавшего плечи, - на груди поверх пестрого купеческого халата внятно
просветлел золотой полумесяц. У алыберского царя Леванида была почти такая
же цепь, как у меня самого, только звенья потолще и плоские, как чешуя
реликтового ящера.
Я вспомнил и эту легенду. Сказание о старцах, влачителях цепи - о
сорока каликах, призванных нести на себе бремя совокупного греха каждого из
крещеных народов мира.
От Ерусалима-города до самой реченьки до Смородины
Ходили мы гуляли-похаживали, белый свет поглядывали,
Белый свет поглядывали, ваши грехи отмаливали.
Молчаливые нищие скитальцы, придавленные тяготой ответственности за
прошлое и будущее своего племени... Они редко собираются вместе. Только в
самые страшные, искусительные годины сорок калик сообща отправляются в путь,
чтобы попасться на дороге очередному царю или богатырю, в чьей душе ангелы
борются с демонами и вызревает решение, от которого зависят судьбы мира.
Шли мы с Ердань-реки тридцать лет и три месяца,
Шли-похрамывали, назад не оглядывали,
На ногах-то у нас сапожки железныя, несносимыя,
На плечиках-то у нас злата цепь.
- Что с тобою, дитя мое? - Как ни расстроен был Леванид, он заметил
неладное. - Ты нездоров? Выпей этого вина, оно очистит кровь! Господи,
помоги... ты побледнел, как языческий истукан!
- Чудесное вино, - сказал я, прижимая к сцепленным зубам холодный,
округлый край чаши. В тот миг почему-то не хватило сил признаться Леваниду,
что у Алексиоса Геурона тоже есть золотая цепь.
Господи, неужели я - старец?! И призван искупить перед Богом страшные
беззакония византийского разврата - схизмы и ереси, блуд и любомудрие,
наконец, публичное самоубийство последнего базилевса и его родственников?
Боже мой... почему именно я? Я - двадцатилетний щенок, ношу на своих плечах
тяжесть рухнувшей Империи! И мне... предстоит обуть железные сапоги
скитальца Христа ради...
- Поименуй мне старцев, - из последних сил попросил я Леванида.
И не получил ответа. В глазах потемнело... алыберский царь вдруг уронил
чашу - багровые сполохи разлитого вина медленно всклубились в воздух над
столом и стали собираться в грозди черных капель - сквозь тихую,
завораживающую чехарду винных пятен я прозрел вытянутое желтое лицо алыбера
- и удивился, с какой нечеловеческой силой он сжимает мои плечи...
Последнее, что помню - гигантский, нереально мрачный фасад старого
университетского здания на Моховой - расширяющийся в стороны, стремительно,
неотвратимо охватывающий меня флигелями... И зверское, на Петра Первого
похожее лицо бронзового Ломоносова.
Леванид еще спал, когда две медлительные лодьи пересекли невидимую
границу Вышградского княжества, грузно разворачиваясь черными мокрыми тушами
к пристани деревеньки Ярицы - там, на берегу, желтые домики, резвясь в
негорячем свете утреннего солнца, как будто выбегали из лесу и стайкой
спускались к воде, к привязанным лодкам и массивной скорлупе древнего
парома-перевоза. Такая тишина стояла меж берегов, что я слышал, как где-то в
голове моей ворочаются, смеясь, корежась и позванивая, обрывки ночного
разговора - давеча я выпил слишком много алыберского вина... Дормиодонт
Неро, уткнув лицо в сероватый комок чистой рубахи, быстро вытерся, оглянулся
на спящих начальников - легко подхватил за край небольшую бадейку, швырнул
за борт, вытащил ее, наполненную, наверх, быстро перебирая веревку
загорелыми руками, - и опустил, плеснув речной водой через край, на палубу.
Высокий князь Алексиос, наверное, скоро пробудится.
А высокий князь Алексиос уже следил за Дормиодонтом Неро из-под
опущенных ресниц: высокий князь не хотел окончательно открывать глаза. С
небывалой прежде ясностью он ощутил себя на чужбине. На другой планете, в
другом времени... Он проснулся не у себя в кабинете (раньше кабинет
назывался детской комнатой) на втором этаже двухуровневой мидовской квартиры
в доме по Кутузовскому проспекту. Не на жесткой студенческой кровати в
комнате номер 702 старого университетского общежития, куда частенько
захаживал в гости к Стеньке Тешилову, к Славке Бисеру... И даже не в
плацкартном вагоне поезда на Архангельск. Кажется, все это надолго и всерьез
- полуголый катафракт, и спящий рядом кавказец с изможденным потрескавшимся
лицом испанского гранда, и даже откровенно экзотическая стрела, торчащая из
обшивки, изредка подрагивая клочьми оперения... Итак, начался второй день
приключений - там, в Москве, я обычно начинаю каждое утро с молитвы. За
кого молиться теперь - за ближних моих? За отца, которого там, в прежней
реальности 199... года вот-вот вышлют из Англии как персону нон-грата? За...
маму? Или за Дормиодонта Неро, за царя Леванида - если они, конечно, вообще
существуют в природе! - нет, об этом лучше не думать, лучше проснуться.
И я проснулся обратно в десятый век былинной Руси.
КНЯЗЮ АЛЕКСИОСУ ГЕУРОНУ ОТ ДЕСЯТНИКА БАРДЫ ГОНЧЕГО
(срочное донесение):
"Высокий князь мой! Нарочито отсылаю навстречу тебе всадника Харитона
Белоликого с важными новостями, известными к полночному часу. Твоего голубя,
пущенного с борта лодьи, мы получили. Как ты велел, Харитон будет ждать тебя
к рассвету в Ярице.
Получив голубиное послание твое в Тверятиной заимке, я увел дозорный
отряд в Вышград, где и поныне находимся. Про столкновение стожаричей из
Санды и узолов из Золистой Пахоти тут не слыхано. Встреча рассерженных
крестьянских толп ожидалась к вечеру, а посему теперь уж точно перебили друг
друга. Напиши, прикажешь ли выслать на место битвы человека учесть трупы.
Варда-десятник".
ЗАПИСКА СРОЧН. КН. ГЕУРОНУ ОТ ВАРДЫ:
"Как сообщили нам, в Вышград из Санды сегодня поздно вечером в эту
деревню вошел некий богатырь прозванием Чурила и без боя взял власть над
селянами! Сия деревня без единого охранника оставлена была твоим указанием,
поскольку десяток Александроса Оле отправлен навстречу алыберским лодьям;
мой же дозорный десяток заранее из Санды ушел к Вышграду. По злосчастному
совпадению все сознательное мужское население этой деревни также ее
покинуло, дабы крамольно воевать крестьян из Золистой Пахоти. В селе
остались жены, старики и малолетки. Вошел Чурила в Санду без боя и
немедленно учинил небывалое пиршество, повелевая устраивать промеж девок и
баб богопротивные содомские игрища с винопитием и диким скаканием вокруг
демонских кумиров. Единственный мужчина, дерзнувший противиться Чуриле, был
этим злодеем нещадно сожжен на месте заживо. Погибший вступился за одну из
девок, страдавшую от Чурилиных домогательств. Он обретался при кухне
наварщиком, имя же его было - Пуп. Варда".
Все-таки я удержался от искушения скомкать в руке жесткий, жестокий
берестяной клочок. Признаю мое поражение: чернобородый маг Куруяд, глава
Чурилиной гвардии, блестяще разыграл комбинацию. Я поймался на его удочку,
как ленивый карась. Да он просто шахматист, этот магистр в иссиня-мрачном
плаще! Все, что требовалось от Куруяда, - обеспечить беспроблемное
прохождение Чурилы через деревню Санду. То есть: вывести из села
мужчин-стожаричей, готовых активно противостоять Чуриле по религиозным
соображениям. А также... избавиться от моего греческого гарнизона. Куруяд
ставит глупенькому Геурону мат в два хода: утром нанимает дремучих мохлютов
разрушить капище божественной старухи Мокоши. К полудню закипает
национально-религиозный конфликт - все мужчины Санды, словно
загипнотизированные, выступают из деревни на битву с узолами. А князь
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг