Геурон, этот иноземный щенок, очертя голову бросается прочь из Санды
предотвращать бойню... Браво! Деревня готова встречать Чурилу - тихое стадо
женщин, сотни длинноволосых бабьих головок склоняются под ярмо восточного
полубога...
Впрочем, даже межплеменной резни не удалось предотвратить мятущемуся
князю Геурону - на полпути он встречает странника по имени Берубой и...
передумывает разнимать воюющие племена, устремляется на помощь алыберским
купцам... Плоды моей гениальной политики - сотни трупов крестьян, две
христианские могилки убиенных катафрактов, заживо спаленный наварщик Пуп
(бедняга... успел хоть княжьего меда поесть перед смертью). Деревня Санда
потеряна. Волшебный меч князя Константина потерян. Усобица племен
продолжается. Ни одного плюса!
Однако я улыбнулся, вспомнив, что плюсы все же есть. Два огромных,
железных, многоруких плюса в трюмах этих лодий - приземистые страшные пауки
алыберских катапульт! Я все-таки отбил их у разбойничьего князька Рогволода.
Ха!
Я поднял голову. Ха-ха! Спокойно, любезный враг мой Куруяд. Глупый
щенок Геурон наносит ответный удар. Ваше слово, господа камнеметы!
Словно черный ледокол в обрывках обгорелого паруса, посверкивая
бликующими дисками византийских щитов на бортах (ага, караван-то под охраной
Лисея Грецкого!), передовая ладья раскатилась по наклонной волне к берегу...
Кажется - грудью пропорет нагромождения бревенчатых мостков пристани,
вылетит мокрым брюхом на песок, как в гангстерском фильме чудовищный "Бьюик"
врезается в витрину роскошного супермага и, гордый, замирает в облаке
разлетевшейся зеркальной пыли, среди битого хрусталя и медленно провисающих
рождественских гирлянд... Но-я уперся в борт руками - весла легли на воду,
нехотя погрузились... судно, передернувшись набок, красиво и даже мягко
подвалило к свежерубленой пристани. Тяжело колыхнуло, гулко ткнулось
бортом... и рыбари у берега уже восхищенно покачивают головами, а дюжий
старик-перевозчик, жмурясь против солнца, скептически наблюдает, как
соскользнувший с борта Неро легко прыгает по настилам пристани, разматывая
бечеву и затягивая на столбах бревенчатого пирса замысловатые морские узлы.
Отправив утомленных катафрактов в деревню за провиантом, я остался
вдвоем с десятником Александросом Оле сторожить ладьи. Старый воин
вскарабкался на судно по неширокой сходне, привычно оглядел палубу...
заметив спящего алыбера на лавке, приподнял грозную полководческую бровь:
- Этот купец, должно быть, царский родственник. Уж больно похож на
царя Леванида, даже подозрительно.
- Чутье не обманывает тебя, добрый Оле, - сказал я. - Этой ночью мы
спасли жизнь самому государю Леваниду...
Выслушав мой рассказ о подвижническом походе алыберского царя в
северные края славян, мрачный Александрос только поморщился слегка:
- Это меня не касается. По мне, будь этот горец хоть Римским Папою -
теперь он твой пленник, княже Геурон. Не торопись отдавать ему катапульты...
- И тут же, привычно вытянувшись, добавил совсем уж бесцветным голосом
подчиненного: - Там, на пристани, тебя дожидает вестовой из Вышграда с
ворохом записок от десятника Варды.
Выслушивая нестерпимо красочный рассказ катафракта Харитона Белоликого
о Чурилиных ночных бесчинствах в Санде, я старался не глядеть на него. И все
же заметил: смуглый темноглазый всадник улыбается украдкой и даже почти
презрительно поджимает нижнюю губу. Перебирая в пальцах ненавистные
берестяные свитки с дурными новостями, я смотрел в сторону - совсем
неподалеку на светлой волне у пристани неловко пошатывался корявый плот с
перильцами. От плота куда-то в воду провисал и уходил в направлении другого
берега старый размочаленный канат - это был знаменитый перевоз (или,
по-местному, "брод") через Керженец на границе Вышградского и Опорьевского
княжеств.
На "броде" уже собирались первые утренние пассажиры - здоровый рыжий
детина (очевидно, пастух) привел сразу троих лошадей - я невольно
загляделся на широкореброго кирпично-гнедого мерина, нетерпеливо
похрапывавшего и бешено косившего глазом на незнакомцев. Рослый полуголый
пастух едва справлялся - постоянно одергивал то одну, то другую лошадь и
явно нервничал. Оно и понятно: такой конь и в Византии стоил бы не дешевле
первоклассного годовалого фаря из конюшни базилевса. Что там врут историки,
будто у славян не было добрых лошадей?
Харитон Белоликий был неплохой, но навязчивый рассказчик. Стараясь не
слушать его, я наблюдал, как на плоту становилось все теснее. Молодая
девушка в долгой нечистой юбке, стыдливо кутаясь в платок, привела,
поддерживая за локоть, старика-отца - согбенного и дрожащего, также
завернутого в невообразимое рванье. И что этому старожилу понадобилось на
той стороне Керженца? Его лица я не видел вовсе - а вот девушка, напротив,
то и дело крутила головой по сторонам: я видел длинный нос и торчавшую
из-под платка смятую светлую прядь.
Очень медленно эта пара приближалась к узким мостам - чтобы попасть на
перевоз, им придется пройти шагов десять по скользким доскам... Первый
неуверенный шаг стайка - Слава Богу, пока не оступился. Я поймал себя на
сопереживании: как назло, старику попалась не слишком ловкая проводница -
то и дело промахивается крупной, почти мужской ступней мимо сходни, скользит
по мосткам... Кажется, уже рослый горбатый старец поддерживает девушку, а не
наоборот.
Слепо ткнувшись ногой мимо бревнышка, девка всплеснула руками и -
зашаталась, подхватила рукой длинный подол, обнажая по колено сильные
загорелые ноги... Я прищурился: ножки у нее были... покрыты густыми темными
волосами, как у мужчины. Десятник Оле перехватил мой удивленный взгляд - и
через миг был уже на берегу: на ходу выскваживая из ножен короткий рабочий
меч, косолапо запрыгал о мосткам, нагоняя старика с девушкой.
Александрос Оле допустил только одну ошибку. Он не успел надеть шлем.
Когда до неловкой девки оставалось несколько шагов, крупный старик в грязном
плаще замер, резко дернув головой в капюшоне... бурое рванье горбом вздулось
на спине, лохматые крылья приподнялись, и - нестерпимо вспыхнула под плащом
зеркальная чешуя боевой кольчуги, сотней колючих осколков взыграла на
солнце, и плеснуло льдистым серебром по лицу старого катафракта! Черной
волной расплескались волосы, хищно оскалились зубы из-под тонких щегольских
усов... это был княжич Рогволод в одежде старика.
И княжич Рогволод отомстил десятнику Оле за своих изрубленных
разбойников. Мой добрый Александрос не уронил меча - левой рукой зажал
растрескавшееся, отекающее кровью старое лицо. А красивое княжье тело
Рогволода, окончательно избавившись от стариковского рванья, отшатнулось
назад - правая рука взлетела ввысь, и от руки в небо мелькнуло тонкой иглой
лезвие заносимого меча. Да и неуклюжая девка рядом тоже неотвратимо
превращалась в мужика - разметался платок, отлетела прочь скомканная
попона, затянутая на бедрах вместо юбки... Молодой разбойник в темно-зеленой
тунике - длинные светлые волосы метнулись на ветру - вскочил на паром, и в
руке у него топор. Осталось перерубить канат, и плотик сорвется вниз по
течению, за остров, и прочь, прочь к тому берегу, за границу княжества
Вышградского!
Отпрыгнув от борта, я бросился туда, где торчит за лавкой хищная лука
арбалета. Кажется, я разбудил Леванида - тот быстро спросил что-то
спросонья, но я уже возле борта - жесткие зубчики прицела впиваются в кожу
скулы. А на перевозе ничего не разберешь! Куда там стрелять? Из-за
лошадиного крупа блестит разом взмокшая веснушчатая спина рыжего пастуха,
гладкий полудиск разбойничьего топора разом отщелкивает в сторону кусок
каната, а кольчатый княжич, сверкая в солнечной игре бликов, с усилием
извлекает острое полотно меча откуда-то из шеи старого Александроса Оле...
Пальцы стискивают ложу арбалета, и сама собой отослана тяжелая стрела в это
мельтешение тел на плоту... Деревянная ложа в уголках кованого серебра туго
уходит вбок, увиливая от горячего вектора выстрела, и в полуста метрах
впереди, где-то сильно сбоку от точки прицеливания крупным темным пятном
плюхает в потный зад роскошной мышастой кобылы. Мелькает багровое злое лицо
рыжего пастуха - он прыгает к раненой лошади, рассекая невидимым ножом
ремни под седлом...
И совсем рядом в поле зрения врывается выброшенная вперед рука царя
Леванида, я слышу: он возбужденно кричит что-то по-грузински. Оборачиваюсь
за второй стрелой и вижу его посеревшее лицо - теперь короткая фраза на
греческом бьет мне в лицо:
- Там! У пастуха на перевозе! Меч Константина!
Пока тело десятника Оле медленно сползает с мостков в реку, я снова
оборачиваюсь и вижу, как нестерпимо желтеет, выглядывая из грязного
седельного мешка огненное перекрестие рукояти. Рыжий пастух хватается за
оперенный конец моей стрелы, увязшей в лошадином мясе, - скатываются мышцы
на голой спине, рядом снова мелькает зеленая рубаха длинноволосого парня,
притворявшегося девушкой, - а я смотрю, как из седельной сумки торчит
рукоять драгоценного меча.
И отбрасываю арбалет куда-то вбок: прогремев по доскам, он ускальзывает
к другому борту. Напрасно ты озираешься на меня, разбойник Посвист, княжич
Опорьевский и Жиробрегский. Напрасно косишь темным глазом, карабкаясь через
перила на брод. Я не буду стрелять. Я буду воевать тебя.
АЛЕКСИОС ГЕУРОН ДОРМИОДОНТУ НЕРО:
"1. С рассвета сего дня передаю тебе командование десятком покойного
Оле. Если исправно послужишь три дня, увеличу жалованье до гривны в день!
Советую постараться.
2. С рассвета же мы находимся в состоянии войны с язычниками из
соседнего княжества Опорьевского. Доведи cue до всадников, разъяснив
необходимость непрестанной борьбы против нехристей. Сообщи также, что князь
Геурон поклялся лично отомстить беззаконному княжичу Рогволоду-Посвисту за
смерть десятника Александроса Оле.
3. Военные действия открываются занятием пограничной деревни Межа на
противоположном берегу реки Керженец. Вражеского гарнизона в Меже нет,
поэтому полный сбор объявлять ненадобно, достаточно просто перевезти
катафрактов вместе с лошадьми на лодьях через реку.
4. По занятии Межи немедленно приступаем к сборке алыберских
метательных орудий. Для синтеза катапульт привлекай местное население Межи,
оплачивая каждый час работы ногатой из тех запасов, что найдены на
алыберских лодьях. Также задействуй всех алыберских воинов, оставшихся в
живых, - пусть руководят работой. (Это не означает, что им нужно вернуть
оружие.) Даю тебе два часа, чтобы полностью тончить сборку.
5. У местных жителей нужно купить тягловых лошадей по цене, которую
сами назначат (деньги возьмешь там же). Если не ошибаюсь, требуется не менее
четырех здоровых лошадей на каждую катапульту, не считая свежей пары для
ротации.
6. По завершении сборки катапульт дружину распусти на отдых, выдав по
куне на седло. К полудню собери всадников на главной площади Межи в походном
доспехе. Туда же следует согнать алыберских воинов, всех здоровых гребцов с
обеих лодий, а также человек полета славян мужеского полу, да помоложе.
Ровно в полдень выступаем в направлении города Опорье, находящегося примерно
в двух часах пешей ходьбы по дороге на запад".
Чтобы отомстить за любимого десятника, катафракты готовы были напасть
на кого угодно. Особенно теперь - сытые и отдохнувшие, вдоволь набегавшись
за деревенскими девками, они взлезли на посвежевших лошадей, спрятав в
седельные сумки тяжелый доспех и подставляя смуглые плечи ласковому
северному солнцу. Хоп-хоп! Пошевеливайся, толпа славян с топориками и
рогатинами - выдвигайся вперед по дороге на Опорье! Щелк-щелк! - ожили под
кнутом сонные приземистые тяжеловозы - и неловкие, колченогие башни
камнеметов сейчас дернутся, тронутся... Вокруг снуют молчаливые злые алыберы
в своих красных халатах - хрипло ругаются на непонятливых возниц. Два часа
эти горцы собирали свои адские машины - что за страсти, право слово! -
похоже на сухопутных василисков: плоские, многоколесные железные скорпионы
ожили! Затрещали и будто лапами шевельнули - ох! аж шарахнулась прочь
крестьянская толпа! Сухо полязгивая сочленениями, страшновато подминая
дорогу под занозистое брюхо, под толстые колеса - поползли, звери... Что
там сумрачно холодеет сквозь вороненые ребра, под шипастым панцирем -
какие-то зловонные внутренности... А сверху, туго притянуты книзу, едва
удерживаются на цепях скорпионьи хвосты, камнеметные рычаги с когтистыми
лапами. Ух, проклятые алыберы - напридумывали всякой дряни убийственной, а
еще христиане! Слава Богу, эти железные чудовища сейчас на нашей стороне!
Стоит ли говорить, как легко население Межи приняло новую власть князя
Лисея! Такого заморского ужаса тут еще не видывали - волей-неволей
подчинишься. А потом, по слухам, молодой Рогволод не больно-то ловко сходил
накануне в разбитву. Говорит, он ранен... А даже если жив - разве одолеть
ему греков?
Нет, не одолеть - в этом не сомневался и сам князь Лисей. Двадцать два
отдохнувших супермена-катафракта, шестеро алыберов (перед битвой выдам им
арбалеты), заслон славянского ополчения... Плюс камнеметы - если с такими
силами я не возьму несчастное Опорье, постригусь в монахи, и пусть в
Вышграде процветает купеческая республика.
Посвист сам подарил мне долгожданный casus belli.
84 Как удачно пересеклись наши пути с тремя переодетыми
разбойниками, возвращавшимися домой после неудачного дела! Теперь не надо
объяснять царю Леваниду, почему я обращаю его катапульты не против Чурилы, а
против Рогволода. Необходимо заполучить назад волшебный меч Константина! Без
меча не остановить Чурилу, а потому наша дорога пока лежит на восток, к
Опорью. И дело тут не в моих эгоистических интересах: разумеется, я нападаю
на соседнее княжество вовсе не потому, что хочу новых земель... Вперед, моя
маленькая армия! Ползите веселей, тупые железные пауки! - сегодня для вас
найдется работа.
Дормиодонт Неро оказался чудесным десятником - едва дружина вышла за
околицу, вышмыгнул на легконогой темной кобылке вперед, зубасто улыбнулся:
хороша кавалерия! Тряхнул рукой ближнему катафракту: песню! Походную песню
- Испола-а, испола-а-а, ангеле василеуса! Хоп-хоп! и вы подтягивайте,
славянские пешцы, - учите песни великой Империи... Что за чудное, легкое
солнце в этих краях - нежно греет, бережет мою конницу! И царь Леванид
повеселел, поскакивая на белой лошади покойного десятника Оле. Щурится на
солнце и уже почти улыбается. Не грусти, добрый царь Леванид: вернем твой
меч. Так и будем вместе бить поганых - с Богом на восток выступим... И
далеко пойдем - вот увидишь.
Не так далеко и прошли - с поприще всего, а дорога уж тала пыльно
ворочаться меж холмов: потекла шире, медлительнее, ровней. Свисток
новоиспеченного десятника Неро: объявлен привал, и катафракты, спешившись,
нагружают тело боевым доспехом, ремнями стягивая пластинчатые панцири...
славяне поят лошадей, Леванид, согнувшись в седле и поглядывая на камнеметы,
что-то говорит своим горцам: те стоят взбодрившись, тиская в руках арбалеты.
Позади войска - хвост крестьянских телег: там, в обозе вольнонаемные пешцы
из Ярицы охраняют связанного раненого парня с разбитой головой - того, что
вечор спрыгнул на меня с дерева. Я допрашивал его поутру: едва вернувшись в
сознание, несчастный не мог, кажется, припомнить ничего, кроме своего имени:
Травень.
Катафрактам разливали алыберское вино. Я направил лошадь мимо телег -
в движении было не так жарко. Вот и тело израненного Травеня - ему
развязали руки, и теперь он, будто радуясь, разбросал их по сену.
- Не проспался? - по-русски спросил я охранника-славянина, тощего
парня в шапке соломенных волос над маленькими насмешливыми глазами. -
Испить не просил?
- Кто? Этот? - Соломенный парень ничуть не удивился, что князь
говорит по-славянски. - Нее-е... Знай себе кличет Мстиславку Лыковича,
разбойничка-то из Стожаровой Хаты. О! Обратно лопочет, только непонятное...
Словно по заказу, сонный Травень мотнул головой и быстро забормотал. Я
поспешно свесился в седле, прислушиваясь. И вздрогнул. Раненый, болезненно
гримасничая, сказал что-то про... неаполитанского короля. Я сплюнул и,
тряхнув головой, дал коню шпоры. С ума сойдешь с этими язычниками -
почудится же такое! Эй, десятник Неро! - труби поход: довольно
прохлаждаться!
Совсем скоро дорога схлынула с очередного холма в низинку - и вдалеке
мы увидели вражеский город. Пронизанный солнцем, выбеленный и горячий, он
возвышался на крутом пригорке - грязная суета крестьянских домишек, чуть
выше - четкий полукруг земляного вала, блескучая стеклянная вода в
нешироком рву и совсем выше: каменные стены, а на угловых бастиончиках -
темненькие фишки дозорных... Да, это вам не Санда и даже не мой столичный
Вышград, где с грехом пополам строится бревенчатый частокол детинца...
Настоящая крепость! Оставалось надеяться, что византийским солдатам
приходилось крошить орешки и покрепче.
Нет, мы не стали с гиканьем врываться в посад, терроризируя селян и
стремясь проскочить в крепость прежде, чем затворят ворота. Мы не кочевники,
но цивилизация. К тому же я не заинтересован в прямом столкновении с
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг