минутку, я стал размышлять. Одно из двух: либо все шатры в святилище
строились по типовому проекту, либо... либо я заблудился, как Алиса в Стране
Дураков. Куда бы я ни двигался, непременно возникал в итоге у палаточного
городка - наконец, опустившись возле шалашика на траву и устало прикрыв
глаза, я все понял.
Я не мог выйти из чтища. Я не был стожаричем. Я был москвич, жаба меня
уешь.
Тут как раз наступила полночь. И началось настоящее шоу. Представьте
себе такую предельно голливудскую тучу - сине-багровую, с прожилками молний
- она, разумеется, движется на зрителя. Представили? Гут. А теперь
вообразите не одну такую тучку, а целый грозовой фронт, трепетно-лиловый на
черном небесном фоне, оранжево распухающий изнутри - совсем как в
мультфильмах Диснея. Получилось? Нет-нет, погуще краски! Вот так. Давайте
подсветим всю эту громаду божественного гнева алыми сполохами - чуть-чуть
снизу, о'кей? Итак - разбухшие тучные груды задавливают небо - и...
обрываются вниз ливнем! Чувствуете, как это нравится зрителю! Зритель просто
тащится лицом по мокрой травке, загребая руками мусор и задыхаясь от
восторга. Не останавливайте камеру! Ничего, что герою плохо и даже как будто
дурно - зато какая сцена удалась!
Тучки врезали по пожару тугим и плотным дождем, пахнувшим
электричеством. Дистиллированная вода гремуче упала с небес, ударила по
ломким спичкам горящих сосен, расшвыряла по скользкой глине лошадей и
расплющила в песок шатры и сарайчики. Вот. А потом кино закончилось. Стало
по-ночному черно и сыро; притихло жалобное ржание, и герой, оторвав гудящий
затылок от бетонного основания каменной лавочки, философски улыбнулся.
Это вернулся Стожар. Он задавил пожар, разрушив собственное пламеневшее
святилище: на вершине холма остались только такие несгораемые явления, как
грязь, глина и мокрая трава. Теперь лысая верхушка была ровно и скупо
осыпана легкими медными бликами - и на самом верху, среди собственной ауры
и раскисшего пепла сидел кто-то маленький и горбатый - черная рахитичная
фигура на фоне блесток магии.
Несмело потянулись снизу, из остатков леса белые кони, смытые волнами
грязи, исхлестанные дождем. Тихо пошли, родимые, огибая обломки кумиров и
выгоревшие арки, на поклон к хозяину. Огромный, пожелтевший от мокрого песка
жеребец проплюхал копытами мимо моего тела - и призывно покосился: что,
дескать, разлегся, волчья сыть?
Я вздохнул и последовал за ним, вытряхивая из-под кольчуги песок и
влагу. Вокруг горбатого шефа образовалась целая тусовка: лошади; собаки и -
кто бы мог подумать! - мокрые дрожащие фигуры людей. Подданные окружили
начальника многослойным кольцом. Ритмично работая локтями, я углубился в
массы, и вдруг из толпы плеснуло знакомым неоновым фиолетом - яркие кошачьи
глазки!
- Привет нудисткам! - зычно обрадовался я, и вокруг испуганно
зашарахались лошади и старухи. - Стозваночка моя, я вернулся! Давай чай
пить!
- Спей за мною! - возбужденно и поспешно шепнула амазонка - и,
увернувшись от моего девственного поцелуя, выскользнула из толпы в темноту.
Мне сразу стало скучно среди четвероногих - толкаются, звери такие, все
копыта оттоптали.
Как известно, гоняться за неодетыми девушками по лесу - это очень
банально. Это на двойку с минусом. Пусть так: я не претендую на
оригинальность в вопросах здорового секса. Замечу лишь (в фигурных таких
скобках), что во мраке узкая подвижная спинка блестела на бегу очень даже
эротично. По мне, например, - так в самый раз. Я уже настигал свое
голубоглазое счастье, как вдруг - счастье замерло у огромного пня, высоко
черневшего во мраке - И грациозно обернулось к читателю лицом.
- Ну! Полезай на колоду! - тихо приказала нудисточка, немного
задыхаясь и забрасывая за спину распустившуюся косу. Звездная пыль мгновенно
легла на приподнявшуюся грудь, высветив невозможную кривизну юного бюста, -
я вздрогнул и всем сердцем потянулся навстречу.
- Тпр-р-ру!!! - властно прикрикнула молодая наездница, хлестко
отбиваясь и выжигая мне глаза жестким фиолетовым излучением - быстро
ухватившись пальчиками за обожженный сук, торчавший из гигантской колоды,
она легко и сладко запрыгнула наверх - и закачалась на самом краю, едва
удерживая кончик спасительной ветки.
Пень был размерный - метра два в диаметре и около полутора в высоту.
Гибкие девичьи коленки мелькнули прямо перед глазами - и я тоже прыгнул
наверх, чтобы спасти ее, такую маленькую и нестабильную, чтобы обогнуть ее
мужественной рукой, ограждая от неминуемого падения!
Глупый, глупый Мстислав. Пень был совершенно выжжен изнутри - девочка
балансировала на узких прогнивших стенках. Я влетел в ловушку головой вперед
- руки скользнули в гнилую пропасть дупла, ногти впились в трухлявое
дерево, - но девочка услужливо подтолкнула меня очаровательной ножкой -
вниз, в провал, в чью-то мрачную берлогу.
- Передай поклон батьке! - услышал я, падая, звонкий смех коварной
амазонки где-то невозвратимо наверху - отбивая конечности о стенки колодца,
обманутый герой низвергся навстречу новым приключениям.
ДНЕВНИК АПЕКСИОСА,
князя Вышградского
Глава первая.
Понедельник
Языческий лес. - О нечисти. - Экспозиция. - О нехристях. -
Я становлюсь князем. - История Геурона. - О правителях. -
Купечество как социальный союзник. - Смута. - Темный почтальон. -
Устье Сольцы. - Планета-ангел
Я проснулся в лесу, но лес был как храм. Я лежал в острой утренней
траве, рядом с проваленным деревом, ствол которого сплошь облеплен
скользкими грибами. Вверх от меня, от травы и грибов обрушивались в небо
тесные черные столбы тонко заточенных сосен - зыбкая лесная готика. Где-то
в меркнущем небе двигались их вершины, гулко касаясь друг друга - но здесь,
внизу - ночная тишина.
Это был храм незнакомого бога - его влажная магия повсюду. Она стекала
по сосновым стволам в траву, она поддерживала в стоячем воздухе грибные
споры, дымчато-пахучие пылинки. Я лежал на полу храма. Здесь все дышало
невидимым травяным кипением - и эта жизнь перетекала поверх меня, оставляя
на коже следы от нервных лапок муравья, обволакивая яростно-многоголосым
комариным писком. И только выше - где-то среди тонких фракций тумана - уже
теплились слабые обрывки рассвета, наудачу провалившиеся с востока в темноту
леса, в узкие щели промеж плотно пригнанных стволов.
А еще выше - уже совсем мертво, одинаковые колонны сосен... Только
вдруг - перечеркивая стонущие вертикали деревьев, стремительно и немыслимо,
словно прорезая себе путь во мраке, ударила слева направо серая бесшумная
птица, которой нельзя бывать в этом храме. И сосны, будто расщепленные на
уровне птичьего перелета, разом вздрогнули и сдвинулись, скрипя, обламываясь
к земле ломкими кусочками игольчатых веток, пыльной крошкой коры... Тут же,
просияв, ярче прожелтели по зеркальному воздуху солнечные блики - и уже
совсем издалека донесся запоздалый птичий крик - какое-то страшное
богохульство в адрес потревоженного лесного божества.
Белесое пятно в темной траве, - я тоже был здесь незваным гостем. Как
эта птица - помнишь, у Северянина: а жизнь - полет случайной птицы сквозь
светлый зал из ночи в ночь!
Но я не привык бояться ночных и лесных духов. Пусть они боятся меня и
маленького серебряного крестика у меня на груди. Весь ночной космос,
завороченный круто, как геркулесовая каша, на звездах, астральных
траекториях и звериных знаках, не значит ничего по сравнению с легким
серебряным перекрестьем, которое привычно касается твоей теплой кожи. В
кусочке серебра сливаются огнистые эклиптики жизни, и ты чувствуешь, что за
твоей спиной встает, раздвигая лениво полураскрытыми крыльями звездную пыль,
огромный и разбуженный во гневе ангел-хранитель. Складки его отсыревших
одежд тяжело расправляются во мраке, отбрасывая тихий и уверенный отсвет
округ, и тебе становится теплее и уютнее в этом незнакомом лесу. В правой
руке твоего ангела - пламенеющий меч, безумно тяжелый и длинный, острием
своим уходящий в смерть. И если ты лежишь спиной поверх мокрой травы и
грибной сырости, то не бойся ничего и лежи в свое удовольствие - в любой
момент ты можешь прижать к груди серебряный крестик, и ангел-хранитель
прохладной жесткой рукой вырвет тебя из уст пагубного змея, алчущего сожрати
тя и свести во ад жива.
Я вздрогнул - под пальцами, привычно двинувшимися к груди, что-то
тяжко похолодело. Крестик был на месте, но рядом с ним, широко охватывая шею
и расслабленно распластавшись грубо спаянными звеньями по груди, грузно
лежала металлическая цепь. Она была нестрашная и... знакомая. Оторвав
затылок от смятой травы и коснувшись груди подбородком, я глянул на гроздья
кованых колец, разбросанных поверх одежды.
Цепь тихо лучилась мягким золотом. Острый луч, протянувшийся сквозь
туман прохладной стеклянной нитью, случайно ударился в золотое звено - и,
испуганно разбрызгивая оранжевые горячие отблески по рубашке, ожил и замигал
по тугоплавкому металлу.
Скользнув пальцами по нагретому золоту на груди, я улыбнулся. Кажется,
колокол сработал.
День первый, условно понедельник. Около десяти утра.
Передо мной огромный дубовый стол. Темное дерево столешницы сплошь в
скрученных обрывках бересты. Грамотки собираются в трубочки, с легким
шорохом опадают по краям на выскобленный пол горницы. Прямо посреди стола -
грубый приземистый сосуд из древнего стекла, отливает землистой зеленью. В
сосуде жидкий и теплый мед - на всю комнату сладко пахнет смородиной. Я
сижу на неширокой лавке, спрятанной в мягких складках дорожного плаща и
вглядываюсь в плетение строчек на бересте. Я бессилен разобраться в этих
рукописных крючках и ломких линиях, отдаленно напоминающих неаккуратный
мазок осциллографа.
Три с половиной часа назад я проснулся где-то на самом дне глухого леса
и понял, что колокол сработал. Прежняя одежда осталась в будущем: вместо
почти новых "Дарк Валентино" - тесные штаны из плотной темной ткани с
тонкой медной цепочкой вместо пояса... Светлая холщовая рубашка навыпуск до
самых колен - совсем не похожа на ту, что изображают в учебниках
древнеславянской истории. Первое, что я увидел, - толстая золотая цепь на
груди, настолько тяжелая, что я с трудом оторвал спину от холодной земли.
Остался сидеть в траве, обхватив руками колени и слегка поводя глазами из
стороны в сторону. Темно вокруг. Отовсюду свешиваются ко мне острые травяные
лезвия в мутных камешках молочной росы, и только голова торчит наружу.
Золотая цепь - это значит, что вокруг уже совсем другая Россия. Даже
страшно: неужели пьяная затея четверых студентов передернула огромную
страну, на полном ходу развернула гигантского медного коня истории? Тысячи
имен, города и книги - все перевесил небольшой серебряный колокол... Не
может быть.
Но... цепь? И рядом со мной - нет, не знакомый рюкзак цвета хаки, не
алюминиевая банка походного примуса или планшет с топографической картой
области. Свернутый дорожный плащ и торчащий из него продолговатый и плоский
наконечник кинжальных ножен - когда я увидел его, мне стало смешно. Именно
такой показывали в Севастополе на выставке музея военной истории: две
деревянные пластинки обтянуты кожей, а между ними вставлен железный уголок
наконечника с маленьким распаявшимся кольцом сбоку. Не торопись разглядывать
растительный орнамент из переплетенных пальметок - теперь это твой кинжал,
Алексис.
Итак, судя по кинжалу и мягкому плащу коричнево-красного цвета, в новой
жизни я буду человеком обеспеченным. А эта цепь и вовсе заставляет о многом
задуматься. Странно: в XX веке я был всего лишь сыном дипломатического
работника, немного заученным "православным студентом", как ругательно сказал
бы господин Херцен. Если следовать логике всеобщего перевоплощения Руси в
формах древности, теперь я должен стать кем-то вроде молодого дьячка, а отец
мой будет, соответственно, работником посольского приказа или же вестовым
дружинником - в зависимости от того, какой сейчас век на дворе.
Кстати, это неплохо бы выяснить немедля. Я протянул руку и вытащил
кинжал из-под плаща. Рукоятка уже не плоская, а полушаровидная, усыпанная
множеством продавленных в металле ячеек... Маленькая ровная перекладина,
железные пластинки переплетены серебряной проволокой, а сбоку, в торце
крестовины - красные вкрапления меди - то есть X-XII столетие. Легко и
привычно полезло из ножен светлое полотно клинка - и я вздрогнул. Кинжал
был довольно длинный, почти меч. Поэтому с каждой стороны лезвия я ожидал
увидеть тонкие неглубокие бороздки, но... не было никаких бороздок, и лезвие
не славянское и не франкское - ровное и стройное, с туповато-округлым
концом... Византийский меч!
И рубашка на мне - я вскочил на ноги - не рубашка, а хитон! Ну
конечно. Плащ - вот он, расправились мягкие складки, отороченный золотом
подол опустился поверх травы, наклоняя ее к земле - Господи, застежка над
правым плечом! Прямоугольная блестящая бляха с едва различимым орнаментом -
два льва пожирают огромного тельца. Я устало опустил руки и медленно перевел
взгляд выше, к сосновым верхушкам. Скажи мне, кто твой враг, и я скажу, кто
ты. Азиатский телец и раздробленная империя. Византия эпохи заката. Кажется,
я - грек.
Верхушки сосен угрюмо маячили в вышине. Лес был густой и холодный, а в
воздухе отнюдь не веяло близостью Мраморного моря. Пожалуй, в Греции никогда
не бывало таких сосен: я, может быть, и грек, но Константинополь отсюда не
близко. Значит, я пришел в эти края войной. Или... очень может быть - с
дипломатической миссией. Наконец, меня могли попросту изгнать в чужие края,
сюда, под северное небо - подальше от милой родины, стонущей под копытами
азиатского тельца...
Сбоку сухо треснуло, встрепенулась из травы испуганная птица, и в ту же
секунду я заметил, что в десяти шагах от меня - тропа! Торопливо подобрав
подол плаща в тесный тяжелый сверток, сунул кинжал в ромбический разрез
ножен и - под мышку. Тропа была едва заметная, но все-таки не звериная.
Быстро двинулся в сторону - туда, где стеклянно плескался небольшой ручей,
спрятанный в мокрых корнях. Здесь на влажной земле... нормальные
человеческие следы - три или четыре аборигена прошли, аккуратно ступая след
в след. Непростые, видать, пешеходы: не хотят, чтобы я знал, сколько их
было.
...Под соснами, мимо гулких стволов, по мягкой земле. Совсем нездешний,
нетеперешний человек, а иду себе и дышу этим воздухом. Чувствую, что я не
один. Что мыслят обо мне эти... глаза, эти невидимые существа, что смотрят
тихо из-под земли, сверху сквозь переплет ветвей? Притихли и насупились,
молча глядят, как чуждый им, незнаемый, непугаемый человек в сапогах и узкой
неловкой рубахе движется на длинных ногах, вглядываясь с высоты своего роста
в пыльные следы на тропе... Я разогнул плечи и оглянулся - взгляд получился
какой-то властный - лес редеет, и пахнет большой водой. Сейчас выйдем к
реке.
Внизу, в размыве светлого берега - черная гнилая скорлупа лодки. Вот
отсюда они вылезли наверх и пошли по тропке к лесу. Скорее трое, чем
четверо: лодочка маловата. Придерживая под мышкой кинжал, я спустился к
воде. Челнок не привязан - вытащили на берег и оставили лежать кожаным
днищем на песке. Совершенно архаическое судно, не позже девятого века, ни
уключин, ни руля... отверстия для мачты, понятное дело, тоже нет. Вещички
лежат на дне, мокнут в зеленоватой лужице - какие-то тряпки и горшок,
обмотанный... боже мой, куском льняного полотна! Волокна лежат плотно,
добротная ткань... Анахронизм какой-то.
А вот и весло с обломанной истертой ручкой - зачем же такое толстое?
Это ж какая должна быть кисть? Пора мне отсюда уплывать, потому что хозяин
представляется человеком крупного телосложения. Сказано - сделано: лодочка,
по счастью, совсем легкая - скользнула в родную жидкость и заюлила кормой
по течению. Тихо-тихо, я еще не запрыгнул. Вот теперь бесшумно, без плесков
- первый гр-ребок... Я покачнулся, стоя на скользком лодочном полу -
что-то тупо стукнуло в борт, мутно пробурлив по зеленой глади горбатую
полосу пены... И сразу липкий туман холодным облаком опустился к воде - где
там берег? Что за бурление справа - удар хвостом, раз-два! Из-под воды в
глаза - золотом чешуи! Рукой в борт - ох, до чего ж неустойчива лодка...
Веслом вглубь, пальцы в воду. - нету дна! Прямо в глаза ледяные колкие
брызги - будто чье лицо мелькнуло! Человек там, что ли? Да где ж тут
берега?.. Везде, как в косяке крупной рыбы - слева, сзади - вода хлопает,
но в просветах тумана ничего, только расходятся пузыри кругами... Подводная
тень проскальзывает наискось под лодкой, с треском задевая днище!
И вдруг - из-под взболтанной волны прямо в уши тихий отчетливый шепот!
Как ясно просвистели слова - и растаяли без следа, только струйками холода
ударило по спине: "Кто ты?!" И опять - "Кто ты? Да кто ж ты?! Чужой?!".
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг