Спустя еще минуту или две он встал. Повинуясь негромко сказанному
слову, вспыхнул свет. Комната снова заполнилась предметами. Медленно
ступая по мохнатому, искусно сшитому ковру из шкур гру, обитателя холодных
степей донкалата Мероз, он подошел к стоявшему особняком невысокому - чуть
выше человеческого роста - двухстворчатому шкафу. Помедлив, распахнул
дверцы.
В шкафу стояла человеческая фигура, с высокой степенью правдоподобия
изготовленный муляж в натуральную величину. Фигура была одета в такую же
мантию, что и человек на портрете; мало того - черты лица обладали
несомненным сходством с портретом. Скорее всего, это был один и тот же
человек, но если на полотне он был запечатлен в лучшую пору своей жизни,
то муляж изображал его уже вплотную подступившим к пределу этой жизни.
Открывший шкаф человек помешкал еще с минуту. Потом осторожно вынул
муляж из вместилища и, сделав несколько шагов, положил фигуру на широкий,
низкий диван. Отодвинул подальше от края и сел рядом. Вытянул перед собой,
ладонями вверх, руки с длинными, сильными пальцами. Несколько секунд
смотрел на них. Усмехнулся одной половиной рта. Медленно поднес руки к
открытому горлу фигуры. Лицо муляжа засветилось молочно-белым светом.
Человек положил ладони на подставленное горло. Медленно стал сжимать
пальцы. На молочном фоне возникла и запульсировала зеленая точка. Пальцы
сжимались. Рядом с зеленой вспыхнула синяя. Человек продолжал. Белый цвет
лица стал темнеть, проступили фиолетовые пятна, затем лиловым стало и все
оно. Точки погасли. Раздался слабый звук - словно кто-то случайно задел
струну.
- Вот и все, - проговорил человек негромко. Отняв руки, опять посмотрел
на пальцы; повернул ладони вниз и посмотрел еще. Пальцы не дрожали. Он
потер ладони одну о другую. Упругим движением встал. Громко позвал:
- Эфат!
Тотчас же распахнулась одна из трех имевшихся в комнате - в зале,
вернее сказать, - дверей, и в проеме остановился пожилой человек в красной
отблескивавшей ливрее. На лице его не было выражения, как не бывает его на
плитке кафеля.
- Можно убрать, - сказал человек, движением головы указав на диван.
- Да, Рубин Власти.
Подняв легкий муляж на руки, он направился к шкафу.
- Нет, Эфат, не туда. Унеси совсем. Пусть побудет где-нибудь. До
завтра.
- Разумеется, Рубин Власти. До завтра.
- И возвращайся. Мне пора одеваться.
Оставшись в одиночестве, человек, названный Рубином Власти, медленно
прошелся вдоль стены с холодным оружием. Не доходя до середины,
остановился, снова обретя неподвижность. В дальнем углу низко загудели,
потом гулко, колокольно ударили стоявшие там часы, созданные в виде
крепостной башни. Десять ударов. При каждом из них уголок рта Рубина
Власти чуть заметно дергался. С последним ударом возвратился Эфат.
- Рубин Власти прикажет подать ритуальное?
- Все, что полагается для малого преклонения перед Бриллиантом Власти.
(Оба они отлично знали, что сейчас следует надеть; но и вопрос и ответ
тоже давно уже стали частью ритуала, и вопрос должен был быть задан, и
ответ должен был быть дан.)
- Прошу Рубина Власти проследовать в гардеробную...
Прошло около получаса, прежде чем Рубин Власти вновь появился в зале.
Вместо легкого летнего костюма, в котором он был раньше, он надел узкий,
на шнурках, камзол рубинового цвета, такие же по цвету штаны с манжетами
под коленом, высокие красные сапоги для верховой езды. Красные перчатки
грубой кожи он держал в руках. Эфат следовал за ним.
- Шпагу, Рубин Власти?
Он отрицательно качнул головой:
- Дай два тарменарских кинжала. Те, что под круглым щитом.
Он пристегнул кинжалы к поясу.
- Эфат, машину пусть поставят на улице Мостовщиков, напротив калитки
для угольщиков и трубочистов.
- Да, Рубин Власти. Троггер?
- Турбер. И пусть там будет все, что может понадобиться даме в... в
предстоящей ситуации.
- Рубин Власти поведет сам?
- На всякий случай шофер пусть ждет. Не знаю. - Он едва уловимо
вздохнул и повторил уже как бы самому себе, чуть слышно: - Не знаю...
Эфат кашлянул.
- Рубин Власти не возьмет больше ничего?
- А что... А, да. Возьми там, в левом ящике. Диктат-девятку. И запасную
обойму. - Не без труда задрав полу камзола, он засунул пистолет за пояс. -
Великая Рыба, до чего неудобно. И выпирает... Да, тогдашние моды не были
рассчитаны на современное оружие. Пожалуй, я его оставлю все-таки. А?
- Изар... - тихо проговорил слуга совсем не по ритуалу. - Не оставляй,
возьми. Неспокойно, Изар.
- Отец говорил мне. - Похоже, Рубин Власти не обиделся на фамильярное к
нему обращение. - И Советник тоже. Но мне кажется, это у них уже от
бремени лет.
- Я тоже не молод, Изар. И так же прошу: возьми.
- Ну хорошо. Теперь, кажется, все? Эфат, плащ!
- Не все, Рубин Власти.
- Да, ты прав. Перчатки... Те. - Он запнулся.
- Да, Рубин Власти, - сказал Эфат. Вынул из особого ящичка тончайшие,
из синтетика. С поклоном подал. Затем по его губам прошла тень улыбки.
- Звонили с телевидения, Изар. Интересовались, как вы будете одеты.
- Невежды, - сказал Изар. - Это им давно следовало знать из истории.
Чему их учили?
- Телевидение, Рубин Власти. - Эфат пожал плечами.
- Да, ты прав. Ну, что же - мне пора. Не волнуйся. Отдыхай. Смотри
телевизор.
- Я буду смотреть телевизор, Изар. Весь мир будет.
- Конечно, - согласился Изар. - Сегодня весь мир без исключения будет
смотреть телевизор.
Он кивнул камердинеру и вышел. Спустился по лестнице, пересек пустой
вестибюль. Швейцар поклонился, нажал кнопку - тяжелая дверь отъехала.
- Удачи, Рубин Власти, - проговорил он вдогонку.
Изар, не оборачиваясь, кивнул. Дверь за его спиной затворилась,
басовито рокоча. Четверо стражей - сегодня то были Уидонские гвардейцы -
отсалютовали и вновь окаменели. Конюший и два прислужника внизу, у
крыльца, склонились, лошадь, которую конюший держал под уздцы, тоже
опустила длинную, породистую голову.
- Я приказал оседлать "Огонь милосердия". Рубин Власти.
- Да, - сказал Изар. - Прекрасная лошадь, благодарю вас, Топаз. Но
велите расседлать. Я пойду пешком. Прекрасный вечер.
Он повернулся и пошел. Не так уж далеко было до Жилища Власти, и лучше
было пройти это расстояние пешком, глубоко и спокойно дыша, ни на что не
обращая внимания и ни о чем не думая; ни о незримой охране, ни о столь же
незаметном телевидении, и меньше всего - о том, что предстояло. Все было
продумано заранее. Задолго до его рождения. И не раз испытано на практике.
Не раз, подумал Изар. А сколько же? Он принялся считать. Арифметика
помогала идти, ни о чем другом не думая.
Странно: здесь ничего не изменилось за столько лет. Хотя - тут годы как
раз не проходят. Да и чему меняться? Все тот же дом, и та же веранда,
залитая исходящим отовсюду золотистым светом; и поросший яркой муравой
луг, пересеченный медленно струящейся речкой, окаймленной невысокими
кустами; и кромка леса вдали - у высокого горизонта. Я стоял и смотрел; но
если много лет назад, глядя на все это впервые и еще совершенно не
понимая, где я оказался и что это такое, - если тогда я старался как бы
вобрать все, доступное взгляду, в себя, то сейчас мне не на шутку
захотелось вдруг самому раствориться во всем окружающем, и уже никогда,
никогда больше не уходить отсюда; потому, быть может, что мне было
известно: только здесь - и нигде больше я смогу в будущем находиться с
нею. Только здесь - когда там, дома, мои дни истекут, и останется один
только вечный, непреходящий день здесь... Впрочем, - тут же подумал я, -
Мастер и тогда не даст подолгу засиживаться без работы. Не тот у него
характер. А, да пускай гоняет - все равно, каждый раз мы - и она, и я -
будем возвращаться сюда, если не в этот двухэтажный дом с высокой крышей,
то во всяком случае в его окрестности - и пребудем, пока существуют миры,
а также те, кто следит, чтобы эти миры продолжали существовать. Станем
постоянными жителями Фермы - как иеромонах Никодим, например...
Мысли мои прервались от звука шагов. Занятно: я не разучился узнавать
шаги, и сейчас, едва услышав, уже знал, кто приближается: высокий,
сильный, чуть насмешливый человек вечно среднего возраста.
Мастер подошел и, как встарь, положил мне руку на плечо, как бы
обнимая.
- С приездом, Ульдемир, - сказал он таким голосом, будто мы не виделись
- ну, от силы каких-нибудь три дня. Словно мы вернулись в те времена,
когда все были молоды и - ну да, наверное же мы были тогда счастливы, хотя
и не понимали этого; подлинное счастье всегда остается в прошлом, оно
всегда уже ушло, и его видишь только со спины, потому что никак нельзя
обогнать его, чтобы снова встретиться лицом к лицу, чтобы воскликнуть: "Я
знаю тебя! Твое имя - Счастье!" - и в ответ увидеть ту улыбку, которой
улыбается только Счастье - но тогда тебе казалось, что всего лишь
улыбнулась женщина...
- Здравствуй, Мастер, - сказал я и вздохнул невольно. - Тепла тебе.
- Ты рад снова оказаться здесь, капитан?
Серьезный ответ занял бы слишком много времени. И я предпочел увести
разговор в сторону:
- Я давно уже перестал быть капитаном. Мастер.
- Нет, - откликнулся он серьезно. - Однажды возникнув, это не проходит.
Дремлет, может быть. И когда нужно - просыпается.
- Если экипаж отлично обходится без того, кто возглавлял его, значит...
- И я развел руками.
- Ну, не вижу в этом ничего плохого: и капитану нужен отдых - когда все
благополучно и корабль идет в фордевинд.
Что-то в его голосе заставило меня насторожиться: кажется, то была не
свойственная Мастеру тревога.
- Что-то случилось. Мастер? Ветер зашел, и приходится идти острым
курсом?
- Похоже, что твой экипаж в беде, - сказал он невесело. - Вот почему
пришлось нарушить твои планы.
Я мотнул головой.
- Нельзя нарушить то, чего нет. Говори, Мастер. Что случилось?
- Может быть, и ничего страшного, - проговорил он как бы с сомнением. -
И все же я обеспокоен. Пойдем, прогуляемся по травке? Движение задает
разговору свой ритм...
Мастер снова заговорил, когда мы прошли уже чуть не полдороги к ручью.
- Собственно, все начиналось весьма заурядно. В нашей повседневной
работе мне понадобилось ознакомиться с обстановкой в одном из шаровых
звездных скоплений. Я покажу его тебе, когда вернемся в дом. Семнадцать
звезд этого скопления обладают планетами, населенными людьми. Уровень
цивилизации - в чем-то, может быть, выше твоей, а в чем-то и нет.
- Уровень везде один и тот же?
- Есть, видимо, определенный разброс - было бы странно, если бы его не
оказалось, но в целом, насколько нам известно, они развиваются
параллельно. Как ты знаешь, расстояния между звездами в шаровых
скоплениях, - а следовательно, и между планетами - намного меньше, чем,
например, в твоих краях. Поэтому населенные планеты издавна находились в
более тесной связи, чем будут находиться у вас - когда вы обнаружите своих
ближайших соседей или они обнаружат вас.
- Ну да, - сказал я. - С планеты на планету там добирались в долбленых
челноках...
- Во всяком случае, между ними установилось достаточно регулярное
сообщение еще до перехода к сопространственным полетам; а что касается
резонансного переноса, которым пользуемся, в частности мы, то до него им
еще далеко. Сколько, я сказал, там обитаемых планет?
- Семнадцать.
- Ну вот, - усмехнулся он, - я невольно оговорился. На самом деле их
восемнадцать. Или, еще точнее, - семнадцать и еще одна. Восемнадцатая
планета - или первая, возможен и такой отсчет. Ее имя - Ассарт.
- Чем же она так отличается от других?
- Посидим тут, на берегу, - предложил Мастер. - Может быть, смешно - но
мне редко удается посидеть вот так близ журчащей воды, посидеть и
поразмыслить спокойно. Нас ведь мало, а мир велик...
- Вас - таких, как ты и Фермер?
- Даже если считать со всеми нашими эмиссарами, все равно, нас -
горстка. А на уровне сил моих и Фермера - вообще единицы. Когда-то нас
было несколько больше. Но, как и везде, где существует жизнь, разум, -
расходятся мысли, мнения, оценки, желания. И люди расходятся. В таких
случаях испытываешь облегчение от того, что мир велик и пути в нем могут
не пересекаться.
- А если бы пересеклись?
- Н-ну... Мир велик, да; но он не слишком устойчив. Ваш уровень знания
позволяет догадываться об этом, мы же знаем наверняка.
- Объясни, если это не трудно.
- Объясню с удовольствием - но не сейчас. Это разговор для спокойного,
свободного времяпрепровождения, разговор, доставляющий радость - но для
радости всегда не хватает минут. Поэтому вернемся к нашей теме.
- Я внимательно слушаю, Мастер.
- Ты спросил, чем отличается Ассарт.
- Да, - сказал я. - Может быть, интуиция подводит меня, но мне кажется,
что для меня это будет не просто названием. Я прав?
- Да. Поэтому я и делюсь с тобой тем немногим, что мне ведомо. Видишь
ли, поскольку эти планеты развивались параллельно, должен был неизбежно
наступить миг, когда параллельные эти пересекутся. Это произошло
достаточно давно. Возникла империя с центром именно в Ассарте. Почему?
Планета большая, достаточно густо населенная; объединение населявших ее
племен закончилось раньше, чем на других планетах - объединение,
разумеется, не всегда мирное и бескровное, скорее, наоборот; и когда оно
завершилось, инерция экспансии сохранилась. И когда технический уровень
позволил - она устремилась вовне... Во всяком случае, так мы представляем.
- Понятно.
- Но, поскольку все проходит, миновал и отведенный империи срок, и
семнадцать планет - одни раньше, другие позже - начали уходить из-под
единой власти. Эти семнадцать уходов, или освобождений, означали для
Ассарта семнадцать тяжелых поражений. И в этом человечестве что-то
сломалось, видимо. Развитие замедлилось, кое в чем пошло даже вспять. Но
похоже, что эти сведения... - Он умолк.
- Что же, - сказал я, - картина знакомая.
- Да, это не редкость в населенных мирах, и именно поэтому мы не стали
обращать на тамошние процессы особого внимания: Мирозданию они ничем не
грозили. - Он хотел сказать еще что-то, но смолчал.
- Что же изменилось? Вы решили вмешаться в планетарные процессы? Мне
кажется, вы этого избегаете. Во всяком случае, на то, что происходит на
моей планете вы, похоже, не обращаете особого внимания.
- Обращаем ровно столько, сколько вы заслуживаете. Ваша планета, да и
весь ваш регион Галактики еще не так скоро начнут играть сколько-нибудь
заметную роль в развитии Мироздания...
Ему была свойственна этакая округлая, академическая манера выражаться,
если даже речь шла о вещах, требовавших вроде бы более приземленного, что
ли, отношения. Я подозреваю, что ему нравилось слышать самого себя -
черта, свойственная многим. Так я подумал, но вслух сказал другое:
- Ладно, значит, развитие планеты замедлилось. Что же она - так важна
для бытия миров?
(Это было в пику ему: не один он умеет выражаться округло!)
- Я сказал уже: повседневные дела, не более.
- Хотелось бы услышать подробнее.
Хотя я и перебил его, он не обиделся: знал, что сейчас у меня есть
такое право.
- Разумеется. Вернемся в дом - воспринимать объяснения легче, когда
видишь все своими глазами.
Пока мы возвращались, неторопливо ступая по легко пружинившей траве, я
попробовал заговорить о том, что, если быть откровенным, сейчас волновало
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг