можно только при неопытности или в крайней спешке. Недаром и воронок здесь
побольше, чем в иных местах. Противник бил по ориентирам - сиреневым
кустам.
Старый окоп сорок первого года как наглядное пособие рассказал Николаю о
своих защитниках. Об их желании драться, но неумении сделать это, об их
бесстрашии и силе врага. А танковый след рассказал о тех, кто был и
бесстрашен, как его старшие товарищи, и так же жаждал боя, но уже умел
мгновенно ориентироваться, учитывая десятки важных деталей. Это были уже
мастера своего дела.
- Да! - все так же торжественно произнес биолог. - Это она! Именно та
сирень, которую мы ищем.
К биологу пришла минута его торжества, и отказаться от нее он не мог, но,
когда почувствовал, что, кажется, переборщил, смутился и отошел в
сторонку. Грошев сложил ладони рупором и закричал:
- Ого-го-го!
С той стороны лощины стали спускаться люди из группы Радкевичиуса. Николай
сказал биологу:
- Если это единственный куст, то, кажется, начинается самое важное.
- Не знаю... Вы думаете, что есть еще один?
- Во всяком случае, проверим этот вариант. - В Грошеве все нарастало
щемяще-тревожное нетерпение. - Мне кажется, что именно здесь мы можем
найти нечто интересное.
- А что? - совсем по-мальчишески спросил биолог и остановился с
приоткрытым ртом.
Он смотрел на Николая с ожиданием и в то же время с легким испугом, как
смотрят на следственных работников очень честные, благополучно прожившие
жизнь люди. Все, что касается преступлений, кажется им невероятным, а те,
кто занимается их раскрытием, - необыкновенными.
- Не знаю... еще не знаю... - вздохнул Николай. - Но чувствую. Точнее,
логика подсказывает... Впрочем, посмотрим.
Ему удалось подавить и волнение и нетерпение, и он опять стал собранным,
чуть суховатым и зорким.
Подъехал Тихомиров и передал сделанный им из проволоки щуп, подошла группа
Радкевичиуса, и старичок-любитель сразу, еще не доходя до кустов,
определил:
- Вот это - она!
- Внимание, товарищи! Выслушайте мою легенду. Версию, - чуть повысил голос
Грошев. - Волосов что-то спрятал в этой лощине. Поскольку в его бывшей
машине мы обнаружили немалые деньги, можно быть уверенным, что это
"что-то" имеет ценность. Время, как вы видите, сглаживает следы, и чтобы
чем-то отметить свой тайник, он высадил неподалеку необычный в этих местах
куст сирени. Оговорюсь сразу - мне непонятна такая его скрупулезность.
Свой тайник, да еще такого сорта, человек, по логике вещей, должен помнить
днем и ночью. Однако найденная нами схема и ветка сирени - как образец -
показывают, что Волосов почему-то думал по-иному. Почему - разберемся
позже. Сейчас попробуем найти и вскрыть этот тайник. Александр Иванович,
как по-вашему, могут быть в этом старом окопе мины или снаряды?
- Там, где были бои, они могут быть в любом месте. Но... в свое время эту
местность тщательно обследовали саперы.
- И кроме того, здесь ползали танки, рвались снаряды. Они подорвали мины.
Наконец, здесь стояло немало подбитых танков. После войны их вывозили в
металлолом. Значит, местность опять проверяли. Мне думается, шанс попасть
на мину - ничтожный. А вот неразорвавшийся снаряд...
- Не исключено. Но я думаю о другом. Если здесь прошли саперы, может быть,
они уже нашли то, что вы ищете?
- Не думаю. Если бы это было так, Волосов не жил бы в этих местах и не
пошел бы на убийство человека, который мог разгадать его тайну. И еще.
Насколько я знаю саперов, они не такие уж непонятливые люди, чтобы
обследовать место, где прошла танковая гусеница.
- Думаете, это окоп? - быстро спросил Тихомиров.
- Скорее всего.
- Почему? Ведь бои сорок пятого года...
- Вы думаете, сорок пятого? - перебил его Грошев.
- Н-ну... может быть, и сорок четвертого. Но все равно. Это значит, что
Волосов спрятал нечто после войны. В это я слабо верю хотя бы потому, что
куст русской сирени явно моложе соседних. Во всяком случае, вначале
проверим куст.
И, пользуясь тем, что щуп был в его руках, Тихомиров быстро воткнул его в
основание куста. Щуп входил трудно, но глубоко.
- Не тратьте силы, Александр Иванович, - покачал головой Грошев. -
Посмотрите как следует окоп.
Радкевичиус сразу определил особенности окопа:
- Это окоп сорок первого года. Его правая сторона засыпана, и по засыпке
прошел танк. Очевидно, уже во время наступательных боев. Значит, в окопе
либо захоронили безвестного солдата, точнее красноармейца, в те годы
солдат еще не было, либо...
- Вот именно! Так вот это мы и проверим. Дайте щуп, Александр Иванович, -
попросил Грошев.
- Но ведь окоп - это заметно! На это сразу обратят внимание.
- Как раз наоборот. Давайте порассуждаем. Чтобы выкопать тайник, нужно
время. Окоп - готовый тайник, его нужно только зарыть. Кто из посторонних
людей обратит внимание на полузарытый окоп в местах жестоких боев?
По-моему, никто. Их слишком много вокруг, этих полузарытых окопов. Ну, а
если обратят? Решат, что здесь или захоронение, или мина, - лучше не
тревожить. И правильно решат. Возиться с обвалившимися окопами или
землянками всегда опасно. Мало ли какие взрывные сюрпризы устанавливали в
них во время боев. Саперы обеих сторон пускались на любые хитрости.
Значит, окоп наиболее подходящ для тайника. Особенно если его устроитель
спешил.
- Да, но под кустом...
- Вот. А теперь разберем этот вариант. Чтобы расположить тайник под
кустом, нужно вырыть яму, уложить то, что требуется спрятать, зарыть,
наверху посадить куст, выбросить подальше оставшуюся землю... И все-таки
полной уверенности у строителя такого тайника не будет: куст может не
прижиться. Главная отметка исчезнет. Тайник затеряется.
- Что ж... Действуйте, - нехотя согласился Тихомиров, передавая щуп
Николаю.
Грошев чуть не ответил: "Слушаюсь". Только теперь он понял, что,
рассуждая, он, в сущности, докладывал инженер-подполковнику свои
соображения. И то, что как-то так получилось, что они постепенно
поменялись ролями и Александр Иванович словно принимал решения, а Николай
их выполнял, даже не вызвало улыбки: все правильно. Солдат всегда солдат и
звание всегда звание.
Николай медленно подошел к старой, заброшенной дороге, заглянул в окоп и,
чуть помедлив, прикидывая, все ли он продумал, спрыгнул вниз. Первый же
укол щупа у стенки окопа насторожил его: щуп уперся во что-то твердое.
Николай сделал еще один укол, и щуп опять уткнулся в твердое.
Как ни старался Грошев быть спокойным и собранным, сердце у него
заколотилось, а во рту пересохло. Он выпрямился, чтобы перевести дыхание.
Биолог спросил:
- Есть?
Шершавый язык, кажется, не мог повернуться во рту, и Грошев только кивнул,
нагнулся и стал оконтуривать уколами находку. Получился довольно солидный
квадрат. Вытирая разом выступивший пот, Николай осторожно сказал:
- Похоже, нужно копать.
Силы оставили его, и он сел на смятый дождями бруствер старого окопа
Тихомиров встретился с ним взглядом и, сразу поняв его состояние, молча
повернулся и трусцой побежал к машине за лопатой. Биолог озабоченно
уточнил:
- Вы считаете, что это очень важно? То, что вы нашли?
Николай кивнул.
- Тогда, может быть, связаться с воинской частью, пусть пришлют солдат?
Старичок-любитель рассмеялся.
- Каких еще солдат нужно? Тут и так, кажется, одни солдаты. В том числе,
сколько мне известно, и вы.
- Да, конечно, - быстро согласился биолог. - Но я по военной специальности
связист, а тут явно дело саперов.
- Ну, а я артиллерист, - с гордостью сообщил старичок, - и со взрывчатыми
веществами встречался. А вы? - ткнул он пальцем в местных работников.
- Десантник, с саперным делом знаком, - отрывисто и четко ответил
Радкевичиус.
- Танкист. Технарь, - доложил старший лейтенант.
- Разведчик, - доложил Грошев, - с саперным делом знаком.
Вернулся Тихомиров и, спрыгнув в окоп, хотел было копать, но его остановил
биолог:
- Одну минутку. Поскольку саперов много, то лопату позвольте уж мне. Она
для меня привычна.
Биолога сменил Радкевичиус, и он-то и откопал окованный немецкий
ящик-сундук. В таких добротных упаковках хорошо хранить приборы и
документы. Грошев внимательно осмотрел находку, убедился, что мин нет, и
ящик вытащили на поверхность. Под ним оказался второй, точно такой же.
- Будем открывать? - спросил старичок.
- Да. Только вначале мы с Александром Ивановичем убедимся, не минированы
ли они изнутри. Такое тоже бывало, не так ли? - спросил он у Тихомирова;
тот кивнул.
Но ящики оказались безопасными. Тихомиров пошутил:
- Можно ставить табличку: "Мин нет!"
И все-таки, когда Николай приоткрыл крышку первого ящика, все чуть-чуть,
но тронулись с места, а потом, словно по команде, стали заглядывать в него
из-за грошевской спины. В ящиках лежала церковная утварь, музейные вещицы,
кольца, золотые монеты и даже серебряный самовар. Николай закрыл крышки и
устало сказал:
- Ну вот и все... Остается переписать ценности, составить акт и узнать,
как эти вещи попали к Волосову и почему он их спрятал именно здесь.
31
Во вторник, проводив Тихомирова в туристическую поездку, Николай вернулся
домой, доложил Ивонину о результатах командировки и попросил его оформить
документы для допросов Согбаева и Хромова-среднего. Следовало бы поставить
машину в гараж, но Николай так привык к ней за эти тревожные дни, что
приехал домой и оставил ее во дворе, а сам вымылся и часа два поспал.
Только к полудню он был в тюрьме и попросил прежде всего привести Согбаева.
Вадим вошел легко, весело улыбнулся и приветливо поздоровался: он,
кажется, был доволен всем. Еще не предлагая Согбаеву сесть, Николай поднял
сухую ветку сирени и показал ее Вадиму.
- Вы эту ветку искали за боковинами белых машин?
У Вадима сузились зрачки, но приветливое, веселое выражение лица не
изменилось. Николай поднял схему местности.
- И как я полагаю, вы искали еще и эту схему местности.
Согбаев молчал. Лицо у него напряглось - он жадно рассматривал сухую ветку
сирени, словно стараясь запомнить ее очертания.
- Кроме того, вы искали там еще и деньги. Мы их нашли.
Теперь Вадим смотрел на схему, и выражение его лица было таким, словно он
сравнивал ее с чем-то, хорошо ему известным. И лицо у него опять стало
веселым и приветливым.
- Напрасно вы мне дело шьете. Напрасно... Вещички, конечно, забавные. Как
в кино. Но только мне они ни к чему.
- Ладно, Согбаев. Все понятно. Ознакомьтесь с актом и, пожалуйста,
подумайте как следует.
Николай положил на стол список изъятых ценностей и акт, Вадим читал
документы долго, старательно, часто сглатывая слюну. Положив бумаги на
стол, он долго смотрел в зарешеченное окно.
- Ну и как, Согбаев, начнем отвечать?
- Прикидываю, - настороженно ответил Вадим, не отводя взгляда от
рассеченного решеткой на квадраты летнего голубого неба.
- Что?
- Что дадут.
- До главной цели преступления вы не добрались, но, учитывая сговор,
неоднократные кражи и прочее, суд может выдать и на полную катушку, а
может...
- Вот то-то и оно, - перебил Согбаев. - Тут требуется чистосердечное
признание.
- А ведь его не было.
- Это как понимать? А разве признание на первом же допросе, факт кражи
Хромовыми - не признание?
- Ну, их-то вы продали, а вот о себе ничего не сказали. А тут нужно личное
признание.
- Вот оно и подошло, - усмехнулся Согбаев. - Доставайте бланки. Я вам
продиктую.
И Вадим Согбаев стал диктовать.
"Знакомство с Волосовым состоялось в больнице, куда я попал с воспалением
легких. Старик был плох, и я помогал ему, потому и сдружились. Узнав, что
я кончаю срок, он после долгих колебаний рассказал мне свою жизнь и
историю. Не зная, что он безнадежно болен, у него был рак желудка, он
просил, чтобы я, как только выйду на свободу, помог бы ему выбраться из
заключения. Для этого я должен найти его ценности и с их помощью купить
ему нужных лекарств, нанять опытного адвоката и все такое прочее. За это
он отдаст мне половину всего им спрятанного.
Он утверждал, что Волосов его подлинная фамилия, но когда он попал в плен,
то сменил ее и попал в какой-то спецлагерь. Чтобы спастись, он оказал ряд
услуг охране и стал работать шофером - вывозил трупы и приговоренных к
расстрелу. Он понравился начальнику гебитскоманды, и тот взял Волосова
своим вторым шофером. Разъезжая со своим шефом, Волосов видел, как фашист
собирает ценности. В конце 1943 года первого, личного, шофера-немца
отправили в танковые войска, и Волосов вошел в полное доверие к шефу. Вот
почему он приказал Волосову отвезти в его имение в Восточной Пруссии
накопленные ценности. Вместе с Волосовым поехал и адъютант шефа.
По дороге они узнали, что на автомагистрали участились случаи нападения
партизан. Двигаться разрешалось только в составе больших колонн. А прежде
чем попасть в колонну, следовало указать, с каким грузом и для какой цели
следуешь. Вот почему адъютант решил пробираться второстепенными дорогами.
В районе Н. они заблудились в россыпи хуторов и путанице дорог. Адъютант
во всем обвинил Волосова и пообещал, что, как только они приедут на место,
он немедленно сдаст его в комендатуру для наказания за саботаж. Волосов
знал, что в таком случае его ждет верная смерть. В лесу он застрелил
адъютанта, выбросил его труп и, выбираясь на дорогу, забуксовал в лощине.
Он сгрузил ящики, выбрался на колею и подумал, что ценности на всякий
случай следует спрятать. Он стал закапывать их, но подумал, что если его
поймают одного в машине, то это тоже верная смерть. Поэтому он взял с
собой один из ящиков, а два других закопал в окопе у дороги.
С третьим ящиком он поехал назад, чтобы сообщить шефу о предательстве
адъютанта и его, волосовской, преданности: он все-таки сохранил и привез
один ящик. Но по дороге он увидел немало следов партизанской деятельности
и понял, что если даже шеф и поверит ему, то война оборачивается так, что
впоследствии его все равно пристукнут партизаны или войска. Тогда он
спрятал ящик в лесу, сжег машину и, побродив по лесам, прибился к
маленькой деревушке. Он считал, что немецкие документы помогут ему, если
он попадет к полицаям, а рассказы о лагере - если к своим. Ему повезло. Он
попал к своим. Его спрятали. Дважды ему удавалось откупаться от полицаев
взятыми у адъютанта марками, а когда Красная Армия начала наступление, он
ушел в леса и пристал к партизанам. Его приняли, потому что знали: жил в
деревне, от полицаев откупался. Потом вместе с партизанским отрядом влился
в армию. Его, конечно, проверяли, но ведь все, что он делал подлого, все
делалось под фамилией погибшего товарища, а сам Волосов оказался чист: был
в плену, бежал, жил в глухой деревне, потом ушел к партизанам. Но в армии,
он сам признавался, ему не понравилось.
Он достал первую, меньшую, часть своего клада, купил полдома, машину. Но
тут произошла с ним беда. Он стал бояться, что его разоблачат. Ему все
мерещилось, что откроют его деятельность в гебитскоманде, а временами
казалось, что отомстят немцы. И еще. У него стала слабеть память. Он
рассказывал, что когда его допрашивали как военнопленного, то часто били
по темечку и потому память у него ослабела. Он боялся жить в Н. и боялся
уехать от своего клада, потому что мог забыть, где он его зарыл. Вот тогда
он и посадил поблизости куст отличной от всех сирени и составил схему
местности. Но боязнь все время толкала его в эту лощину проверить, на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг