Внутренний египетский дворик архитектор выполнил так, что в любую
погоду в нем ощущалось солнце Египта: умело замаскированные источники
света посылали лучи через верхние отверстия, расположенные над бассейном.
Однако это не уменьшало чувства придавленности. Его не рассеивала ни
пестрая роспись золотом, синью, ярко-красной краской, столь же загадочная,
как иероглифы, и заполнявшая все стены, колонны, карнизы; ни зелень пальм,
столпившихся у бассейна; ни голубизна прохладной воды.
Египетская часть Анфилады всегда навевала тоску на Ритама.
"Искусство мертвое, искусство для мертвых, - часто думал он,
рассматривая застывшие изображения барельефной живописи, - искусство,
созданное страхом перед превратностями загробного мира, созданное для
потусторонней жизни, призванное умилостивить богов небытия. Отсюда и
поиски форм абсолютного покоя, отсюда таинственность, мрачность".
Ритам всегда старался пройти египетский дворик поскорее, спеша в залы
одухотворенного искусства Эллады, но его частенько задерживал
крокодильчик.
Крокодильчик, греясь на отмели глубокого бассейна, не подавал никаких
признаков жизни, часами лежал бревном, как и подобает этим милым животным,
и ничем, собственно, не обременял Ритама. Но одного только присутствия в
храме искусств этого существа было достаточно, чтобы натура художника
бунтовала. Крокодильчик был водворен в Анфиладу волей самого господина
Карта - это был его единственный "творческий" вклад в дело создания
Пропилеев, - и Поль Ритам не уставал негодовать при мысли о том, как был
бы огорчен этим Ульмаро. Неужели недостаточно передал он самый дух
глубокой древности? Неужели от каждого камня, колонны, фрески не веет
подлинным искусством Египта и требуется еще вселять сюда это мерзкое
творение? Блажь! Прихоть собственника, не умеющего ценить настоящее
искусство, большой талант. С какой силой и достоверностью переданы колорит
и рисунок, применявшиеся зодчими Древнего Египта, как поражает величавая
неподвижность в позах статуй, строгое спокойствие линий, столь характерное
для египтян, стремившихся в своем искусстве к выражению абсолютного
покоя!.. Покоя?
А может быть, все же прав Отэн Карт?
Ритам, с трудом устраивая свою металлическую ногу, наконец
присаживается у края бассейна и начинает пристально рассматривать плоскую
голову с длинным рылом, со вздутыми краями ноздрей, с характерно
изогнутым, словно улыбающимся во сне, разрезом рта. Крокодил был
мертвенно-застывшим, совершенно неподвижным, хотя чем-то неуловимым давал
понять, что он жив.
Крокодил олицетворял собой покой!
Может быть, именно поэтому египтяне поклонялись живым крокодилам и
бальзамировали мертвых?
"Неприятное животное все-таки", - неизменно заключал Ритам и спешил в
залы Эллады.
Здесь все было светлым, жизнерадостным. Ульмаро, стремясь полнее
передать сущность искусства Древней Греции, сумел удивительно тонко
примирить разнородность стилей. Все было сооружено на разных высотах без
всякого признака симметрии, и в то же время все было гармонично, как
гармонична сама весьма несимметричная природа.
Ступени, ведущие от выхода из египетского дворика, спускались к
обширной, мозаично выложенной площадке. На ней между эллинскими фигурами,
блиставшими белизной паросского мрамора, били веселые фонтанчики. К
площадке подходили небольшие здания с колоннами, кариатидами, к ней
спускались лестницы, ведущие во внутренние помещения, и все это радовало
глаз, со вкусом передавало беззаботное, праздничное миросозерцание грека,
сумевшего создать святой, чистый гимн искусству. Сооружения, выходившие на
площадку, как и у древних греческих архитекторов, были раскрашены в самые
веселые, яркие цвета: глубоким суриком, чистого тона синькой, бледной
охрой, зеленью. Позолоченные акротерии и львиные головы водостоков,
казалось, придавали улыбчивость всему ансамблю.
Ульмаро сделал все, чтобы воскресить небывалую чудесную красоту,
некогда воплощенную греками в Акрополе. Весь свой талант он отдал тому,
чтобы и теперь, спустя двадцать пять веков, люди могли воспринимать
эллинское зодчество так же свежо, ясно, как и тогдашний эллин, так же
чувствовать его поражающую прелесть.
- Достиг ли он своей цели? - размышляя о Пропилеях, частенько говорил
мне Поль Ритам. - Вряд ли. Красивый, гармоничный эллин, создавший
улыбающийся стиль, звучащий в едином аккорде с ликующей природой, улыбался
и ликовал сам, тогда как наш огромный, тучный господин Карт, обремененный
борьбой с конкурентами, улыбается редко, а ликует только одерживая крупную
победу на бирже. Вы знаете, господин Курбатов, публика никогда не
допускается в Пропилеи, и все собранное здесь, созданное нашим дорогим
Антонио, остается красиво-мертвым, застывшим, недоступным. Старый Ульмаро
видел, что его творение не пробуждает возвышенных чувств, что его детище
не согрето тысячами взглядов людей, любящих искусство. Все это очень
омрачало последние дни учителя! Ему казалось, что люди уже не способны
воспринимать красоту легко и празднично, казалось ему, что в Элладе
кончилась юность человечества. Так ли это? А что, если бы в Пропилеи вошел
народ? Я часто прислушиваюсь к тишине, царящей в Анфиладе, - продолжал
Ритам. - Прислушиваюсь и думаю: слишком еще много надо сделать, для того
чтобы в Пропилеи вошел народ. Правда?
Что я мог ответить Ритаму? Я ему рассказывал об Эрмитаже, о штурме
Зимнего, о Дворце пионеров в Москве...
...Каждый день скромный и трудолюбивый Ритам методично обходил
Анфиладу, деловито, по-хозяйски все осматривая, делая в блокноте заметки о
необходимости ремонта или о реставрации того или иного экспоната, и только
после этого отправлялся в хранилище, где до позднего вечера занимался
разбором и описанием, коллекций.
С залами Эллады Ритам всегда расставался с грустью. Пройдя римский
атриум, он спускался по лестнице, представлявшей собой полукруглую
колоннаду, проходил площадку с установленной на ней статуей Августа и
останавливался у пустыря. В самой низине участка обширное пространство
заросло бурьяном, мелким кустарником и было усеяно замшелыми валунами. По
замыслу Ульмаро, это место должно было олицетворять века, последовавшие за
падением Рима. Он велел не убирать камни, не планировать площадку, все
оставить в смутном хаосе, в котором в эти века находились эстетические
стремления, и только посреди пустыря воздвиг свое Средневековье -
павильон, в миниатюре напоминавший и мрачный рыцарский замок, и тяжелый,
угрюмый храм только что находившего себя искусства ранней эпохи
христианства.
Все, что произошло в четверг 26 апреля, Ритам помнил отлично. Как и
всегда, он совершал свой обход Пропилеев. Но на этот раз обход ему не
удалось закончить. В то время как он стоял над крокодильчиком, решая очень
важный для себя вопрос, необходимо ли это отвратительное животное в
египетском дворике, и в который раз прикидывая, как бы отнесся к этому
Антонио Ульмаро, за ним пришли от привратника. Надо было побыстрее
вернуться к воротам: подъехал автофургон и шофер требовал управляющего. Он
привез какую-то зверушку по распоряжению самого Отэна Карта.
"Неужели еще один крокодил!"
Поль Ритам поспешил к привратницкой.
У ворот виллы действительно стоял громоздкий алюминиевый автофургон из
прачечной Бартни.
- Здравствуйте, господин, управляющий.
- Здравствуйте, Вилли.
- О, как вы могли узнать, что меня зовут Вилли? - расплылся в улыбке
шофер, показывая отличные белые зубы.
- У нас в стране всех негров зовут Вилли или Том. Вильямов больше. Что
вы привезли? Кто вас прислал?
- Я привез железный ящик, в котором какая-то зверушка, кажется
черепаха.
- Черепаха? - недоуменно переспросил Ритам.
- Ну да, черепаха. Что же это еще может быть? - шофер смутился и,
стараясь скрыть, что по дороге в Пропилеи был излишне любопытен, понес
изрядную чепуху, выпаливая слова с невероятной скоростью.
- Подождите минутку. Вы говорите слишком быстро. Расскажите толком:
откуда вы, кто вас прислал и зачем эта черепаха. Почему в фургоне из
прачечной? Я ничего не могу понять. И говорите, пожалуйста, помедленнее.
Вилли понял просьбу Ритама несколько своеобразно. Он уселся на скамье у
ворот, закурил сигарету и начал довольно обстоятельно рассказывать обо
всем, что с ним случилось в то утро. Удивительный день. Еще отправляясь из
дому на работу, он понял, что день будет необычным. Всегда, когда старая
Метин - это соседка, чтоб ей пусто было, - затевает ссору с раннего
утра... Ритам несколько раз останавливал шофера, пытаясь заставить его
говорить о сути дела, но это ни к чему не привело. Этот общительный
человек всякий раз, когда его прерывали, считал своим долгом начинать
рассказ с начала. Ритам понял, что тут уж ничего не поделаешь, и запасся
терпением. Только в результате того, что Вилли говорил невероятно быстро,
Ритаму стало кое-что ясно меньше чем в полчаса.
Фургон, с которым ездил по городу словоохотливый шофер, каждый четверг
заезжал в институт Ченснеппа в Таркоре, завозил туда выстиранные халаты и
забирал тюки с грязными. В это утро Вилли, как обычно, въехал на
территорию института. Фургон разгрузили, и он преспокойно ждал, пока
погрузят все накопившееся за неделю. Всегда в эти ранние часы в институте
царила тишина, но сегодня здесь творилось нечто непонятное. В главные
ворота въезжали автомобили один за другим. Необычные машины - не то
пожарные, не то военные. Среди них были и платформы с поставленными на них
огромными шарами, из которых все время вился парок, а трубы, отходящие от
шара, были покрыты инеем. Это в апрельскую теплынь! Вскоре двор перед
главным корпусом заполнился людьми и машинами. Все пришло в движение.
Чувствовалось, что случилось нечто необычное. Сотрудники института бегали
озабоченные, внимание всех было обращено на дом, окруженный высокой
стеной. Оттуда доносились непонятный шум, мощное гудение, хлопки,
напоминавшие выстрелы, а может быть, там и стреляли. Вилли ничего не
знает. Дом за стеной всегда хорошо охраняется, а Вилли не имеет привычки
совать нос куда не следует. Он уже четыре года работает шофером в
прачечной Бартни, и еще ни разу полицейские...
Ритам вовремя догадался предложить сигарету, и рассказ снова был
направлен в нужное русло. Да, так вот, может быть, и стреляли. Неизвестно.
Машин медицинской помощи во дворе института тоже было достаточно. Они
стояли, как видно, наготове. Вилли не покидал фургона ни на минуту, он
только влез на крышу своей машины, а оттуда все было отлично видно и даже
слышно лучше. Интересно, все же посмотреть и послушать, почему это люди
вдруг забегали, как муравьи, когда их потревожишь палочкой. Внезапно шум
прекратился, и из внутреннего двора, обнесенного высокой стеной, стали
поспешно выносить массу всяких вещей. Какие-то ящики, столы, шкафы, связки
бумаг и разные приборы, блестевшие на солнце лаком, стеклом и никелем, как
хорошие автомобили. Приборы были большие и маленькие. Величиной с
электрический чайник и величиной пианино. Такие вытаскивали несколько
человек. Все это поспешно грузили в автомобили, и они один за другим
выезжали из института, направляясь по Аретскому шоссе к городу.
В общей суматохе все забыли о Вилли, но он стоя-л спокойно: он знал,
что его фургон может понадобиться людям, когда у них творится что-то
неладное. Хороший случай заработать. Не правда ли? В прачечной Бартни с
этим, правда, строго, но вот, когда в прошлом году...
Новая сигарета - и Вилли подходит к главному. Как он и ожидал, его
услуги, конечно, понадобились. Из ворот выбежал высокий худющий мужчина с
желтым лицом, в перепачканном белом халате, быстро оглядел двор и бросился
к его фургону. Он спросил, знает ли Вилли, где находится вилла господина
Отэна Карта. О, Вилли, конечно, знал. Совсем недавно он развозил белье
именно в этом районе. Правда, на виллу господина Карта он никогда не
доставлял белье, но, проезжая по направлению к Эно, где у него живет...
Быстрый человек махнул рукой - такие люди никогда не имеют терпения
выслушать Вилли до конца - и скрылся за высокой стеной. Через несколько
минут четверо крепких парней тащили небольшой железный ящик к его фургону.
Ящик вдвинули в фургон. Только один ящик, тогда как в другие машины их
грузили десятками: они, очевидно, были пустыми. Ну вот, когда ящик наконец
поставили, быстрый человек дал ему крупную кредитку. О, этого хватит
надолго. Нужно не меньше месяца ездить с фургоном, собирая тюки с бельем,
чтобы заработать столько. Как только рабочие, притащившие ящик, снова
убежали во внутренний двор, быстрый человек велел немедленно ехать на
виллу. Это не так сложно в конце концов. Он только чертовски тяжел, этот
ящик, хотя и сделан из тонкого железа. Прямо невероятно: неужели черепаха
может так много весить?
- Ладно, Вилли. Мне почти все ясно. Вернее, ясно, какой вы великолепный
рассказчик. Постарайтесь вспомнить, что еще вам сказал этот, как вы его
называете, быстрый человек?
- Он сказал, что отвезти сюда ящик велел сам господин Карт.
- Вот как? Превосходно. Давайте посмотрим черепаху.
Ритам не мог считать себя знатоком рептилий, но то, что лежало на дне
ящика, никак не походило на зеленую черепаху, столь необходимую для
торжественных обедов. Да, очевидно, господин Карт не собирался баловать
своих гостей лакомым блюдом, а имел в виду какую-то другую цель. Ну что
же, хозяин знает лучше. Черепаха так черепаха. Вот только куда ее девать?
Ритам еще раз заглянул в темноту ящика, где лежало что-то большое,
диаметром около полуметра, и действительно напоминающее черепаху. Животное
было неподвижно. Очевидно, оно втянуло в свою броню и голову, и
конечности. Черт знает что такое! К заботам о крокодильчике прибавились
заботы об этом застывшем в страхе создании.
Еще одно олицетворение покоя!
- Сгружайте ее.
- О, господин управляющий, это не так просто. Я же говорил вам, что она
слишком тяжела.
Ящик с черепахой оказался действительно неподъемным, и Ритам решил все
же впустить фургон на территорию виллы, с тем чтобы подвезти его поближе к
пустырю. Там, в средневековом гроте, пожалуй, лучше всего поместить
черепаху. В нем прохладно и сыровато. Впрочем, они, кажется, как и
крокодилы, любят выползать на отмели и греться на солнышке. Но черепахи
бывают разные. Эта вообще ни на какую не похожа. Нужно непременно сегодня
же дозвониться к господину Карту, Это, правда, не так просто, но ничего не
поделаешь.
Ритам раздражался все больше и больше: сегодня, наверное, так и не
удастся заняться делом. Обход не закончен, описание кипрских ваз не
сделано, а тут еще эта пакость. Раздражительность, однако, не мешала
Ритаму позаботиться о живом. Он был добрым человеком и прежде всего
подумал, что зверушку следует накормить. Служителю, ухаживавшему за
крокодилом, были даны в свое время подробные указания, исходившие от
специалистов, и он аккуратнейшим образом кормил "египтянина" рыбой,
птицей, доставлял ему лягушек и мелкое зверье. Что же касается черепахи,
то тут служитель ровным счетом ничего не знал. Не знал, чем нужно кормить
черепаху, и Ритам. Он смутно помнил, что черепахи могут долго обходиться
без пищи, но лучше, конечно, накормить животное. Ритам отправился в
библиотеку, раскопал там все, что только можно было вычитать о черепахах,
и это окончательно сбило его с толку. Одни виды черепах были плотоядными,
хищными, другие питались исключительно растительной пищей. К какому виду
принадлежала присланная Отэном Картом - он решительно не мог разобраться и
распорядился бросить в ящик и лягушку, и кочан капусты.
Если бы он знал, к чему это приведет!
В течение всего остатка дня он тщетно пробовал связаться с Отэном
Картом. Секретари неизменно отвечали, что шеф в отъезде. Да, Ритам
порядком надоел хозяину просьбами о средствах для поддержания Пропилеев, и
не удивительно, что он не желает с ним разговаривать. Однако как же быть с
черепахой? А может быть, Карт и в самом деле занят. Ну, ничего, завтра он
непременно свяжется с ним. Не исключено, что тот и сам пришлет
какие-нибудь инструкции, успокоил себя управляющий. Перед уходом домой он
хотел было наведаться в Средневековье, но после утомительного и
бестолкового дня не нашел в себе сил ковылять в такую даль и поздно
вечером отправился отдыхать.
На следующее утро обычной неспешной беседы с привратником о плачевном
состоянии уникальной ограды не получилось. Привратник встретил
управляющего непривычно возбужденным и, даже забыв поздороваться (этого
никогда с ним не случалось!), сразу же спросил:
- Вы слышали, что творится в городе?
- Нет, а что там творится?
- Сегодня я ночевал у сына. Мы еще спали, а к нам уже вбежала невестка
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг