Вспомнились родные горы ТяньШаня, найденная и потерянная Снежнолицая, дед,
ведущий беседы с деревьями и цветами, как с детьми...
- Понравились вам картины в домике? - вывел меня из задумчивости голос
Зденека. Он тяжело дышал, и пот лил с него градом. - Не представляю, как
сюда поднимались в тяжелых доспехах.
- Картины приятные. Жаль, что репродукции, а не оригиналы, - протянул
я. В конце концов никто не приглашал его на башню, можно было подождать и
внизу.
Последовавший быстрый ответ на мою реплику убедил меня, как тонко он
чувствует любую ситуацию:
- Башня очень крепкая, Олег, - сказал он. - Она не рухнет под тяжестью
двоих... По дороге мы говорили о Сигоне. Вот она, слева под нами. В
древности город лежал на пяти холмах. На самом высоком был храм Юпитера.
Самый низкий холм занимало довольно жалкое кладбище - для нищих, рабов,
бродяг. Отсюда его плохо видно, мешает западная башня.
- Где же стена из колючей проволоки?
- Проволоку с такого расстояния не заметно, нужно зрение орла. Но можно
различить бетонные столбики.
Увы, ни одного столбика я не разглядел.
- Зденек, там, за Сигоной, большая гора, - указал я пальцем. - Тоже
древняя крепость?
- Гору называют Поющей. Это вулкан. Последний раз он пробуждался в
восьмом веке. На вершине Поющей были причудливые скалы. Из туфа и
песчаника.
При сильном ветре с моря гора пела.
Я с интересом начал всматриваться в размытые полуденной дымкой
очертания горы. Потом сказал:
- Что значит: "гора пела", "скалы были"? Почему в прошедшем времени?
Кроме того, мне мерещатся на ней какие-то сооружения. Или это мираж?
- Ракетная база. Американская. Они разровняли скалы, которые пели. Уже
лет пятнадцать прошло, - жестко отвечал Плугарж. И, видимо, прочтя на моем
лице удивление, продолжил: - О, янки здесь не церемонятся. Возможно, нас
сейчас разглядывает в перископ капитан их подводной лодки. Атомной. Или
над нами летит их бомбардировщик. Или покажется на горизонте американский
авианосец. Карманы их парней раздуты от долларов. Они разгуливают по
злачным местам и в одиночку и компаниями.
- Да, янки народец компанейский, - сказал я. - Жалею, что наши отцы
встретились с ними на Эльбе, а не на Сицилии. Теперь Европа не стонала бы
от заокеанских громил.
- Увидим Европу еще и без этих громил, - сказал Зденек.
Мы помолчали, слушая шум моря. Только теперь я понял, что Чивита была
неприступной в полном смысле слова: стена, обращенная к морю, висела над
пропастью.
Я сказал о своем открытии Плугаржу. Вместо ответа он поглядел на меня
не без угрюмости.
- Ну а все же, Зденек, не с дирижаблей же сюда сбрасывали десант, к
примеру, при Ганнибале?..
- Зачем дирижабль? Во все времена в любом народе находился подлец,
предатель, иуда. Готовый за лишнее колечко для шлюхи, за лишний кусок сала
подставить своих сородичей под топор. Стариков. Девушек.
Младенцев. Так пало подавляющее большинство крепостей. Повсеместно.
- К сожалению, вы правы, - сказал я. - Для меня эти подлецы - главная
загадка мировой истории.
Все остальное более или менее объяснимо.
- Слишком печальная загадка, пап Преображенский. Одни подлецы продают
сородичей. Другие продают просторы морей для атомных церберов. Третьи -
горы для ракетных баз. Откуда у них такая прыть, такой размах в
купле-продаже?
Я сказал:
- Размах и прыть вот откуда. От отсутствия воображения. От слепоты
душевной. От ненасытимой жадности. Не видят, что ради наживы, сиюминутной
выгоды губят красоту. Красоту людей. Живой природы. Да и неживой тоже
достается.
- Я думал об этом не раз, - вздохнул Зденек. - Как-то спросил хозяина
нашей скромной гостиницы:
"Синьор Рубини, вот вы так красочно рассказываете о своей мечте:
роскошной вилле с подземным гаражом и бассейном. Представьте себе, вы
можете хоть сегодня стать ее хозяином. Только взамен в солнечной системе
не станет, извините, Луны. Согласны на такое?" - "Бог с нею, с Луною, -
бойко отвечает синьор Рубини. - Я над виллой фонарь на пинию повешу, в
форме полумесяца..."
Зденек начал спускаться, пригласив меня отобедать в красной палатке
минут через десять.
...Как распутать фантасмагорию вчерашнего вечера и сегодняшнего дня?
Как развязать узлы на бесконечной веревке, протянутой над Сигоной
неизвестно кем в неизвестно каких целях? Надо поделиться с Учителем
некоторыми соображениями, прежде всего о ракетной базе.
Но пока еще все слишком неопределенно. Да и база как база. Мало ли их
понатыкано по всему глобусу...
Мне снился городок у моря в долине между Чивитой и лишенной голоса
Поющей горою. На пяти холмах Сигоны в неестественно тусклом, как бывает
лишь в Заполярье, свете луны чернели развалины античных строений с
величавым храмом Юпитера. Других развалин я не видел. Но зато из круглого
огромного окна, будто сквозь диковинный прибор ночного всевидения,
позволяющий взору проникать сквозь стены, я увидел вдруг всех жителей
Сигоны. Они словно покоились в глубинах мерцающих вод: вольно
разметавшиеся во сне девушки, скрюченные подагрой старики, влюбленные,
вдовы, подростки. И беззвучно кричащие младенцы со склоненными над их
колыбелями встревоженными матерями. И старца слепого, запрокинувшего возле
причала голову ввысь, как бы впервые увидевшего небо. И священника,
спящего в часовне Сан Джузеппе и знамением крестным осенившего себя в
беспокойном сне. И бодрствующего художника с длинной спутанной бородой: он
клал на картину мазок за мазком, но кисти я не замечал, и оттого
представлялось, что- длиннобородый дирижирует сном сограждан или
пересчитывает звезды на странно приблизившемся к городку небосводе. Земная
красота для спящих не существовала. Они были там, где мертвые и
нерожденные: в небытии.
Внезапно - опять-таки в моем сне - над Сигоной обнаружилось нечто
парящее в воздухе. Оно смахивало на великанью шляпу. Из шляпы, как из
машины для выдувания мыльных пузырей (такую машину я видел в английском
фильме "Повелитель облаков"), стали вылупляться полутораметровые воздушные
шары, оседая наземь. Там, где они оседали, виденье спящих людей гасло.
Шары роились в потоках ночного ветра, как пузырьки в стакане газировки. На
городишко сползла темнота, еле одолеваемая ущербной луной. Шляпа исчезла.
И сразу вокруг Сигоны, точно сказочный змий, поползла и замкнулась стена
колючей проволоки.
В миг, когда голова и хвост змия сомкнулись, от храма Юпитера к вершине
Поющей горы вознеслась молния.
Она опять высветила в небе лицо Снежнолицей...
Я очнулся. Неумолчно свиристели цикады. Дозорная башня поскрипывала и
покачивалась, как будто я спал в дупле старого дуба. К берегу шествовали
рафинаднобелые шеренги волн, подгоняемые луной. В мертвой Сигоне ни огня,
только смутные шевелящиеся лунные тени.
Со стороны моря донесся ровный гул, словно пылесос включился. Гул
постепенно нарастал. Пепельное облачко заслонило серп луны, и когда опять
просветлело, я увидел это. Оно висело над кипарисами, окаймлявшими причал
в Сигоне. До той поры я не очень-то верил вдохновенным повествованиям о
неопознанных летающих объектах, а тут и сам стал свидетелем явления
необъяснимого.
Она, казалось, выпорхнула из моего сна, эта великанья шляпа, только
вместо вылупляющихся шаров выпустила тончайший фиолетовый луч. Он пробежал
по причалу, уперся в чернеющее строение, скорее всего будку, куда обычно
на зиму складывают пляжные зонты, лежаки и прочую дребедень, и вскоре
угас. Я вцепился в каменные перила башни и не дышал. Как только луч угас,
шляпа двинулась восвояси - в сторону моря, правее луны, на юг.
Я уже потерял шляпу из виду, когда будка загорелась. Языки огня
выхватывали из темноты железные переплетения пляжных навесов и белые
стрелы волноломов.
Что это все значит? В моем сне смешались и рассказ Иллуминато Кеведо, и
эвакуация Сигоны, и лицо Снежнолицей из вчерашнего ночного виденья с
балкона над заливом в Палермо. Предположим. Но при чем здесь сон, если я
воочию вижу горящую будку, подожженную вовсе не молнией, черт побери!
Стало быть, газетные сообщения не бред? Эти огненные языки, эти снопы
искр, роящиеся и тающие в небе, - это что, галлюцинация, продолжение сна?
Я спустился с башни. На моих часах было половина второго. Зденек ничего
не понял и нехотя стал одеваться. Когда я попросил его не зажигать фонарик
и разговаривать шепотом, чтобы не встревожить экспедицию, он начал
чертыхаться. Наконец он нашарил очки и пошел за мною к пролому в западной
стене.
- Скорее, пан Плугарж, - подгонял я его. - Не то все сгорит и ничего не
увидите.
Будка на причале догорала.
- В честь кого такой фейерверк? - спросил Зденек и зевнул.
- По случаю моего приезда. Вы способны наконец прийти в себя? -
разозлился я.
- О, ночью вы еще учтивей, чем днем, пан Преображенский, - отвечал он.
Пришлось извиниться. Потом я сказал:
- Зденек, я только что своими глазами видел "летающую тарелку".
Надеюсь, вы мне верите?
- Археологи - самый правдивый народ, - сказал он. - Только, умоляю вас,
в другой раз будите меня до прилета летающих, как выразились, тарелок, а
не после. Чтобы у меня была возможность спокойно натянуть штаны.
Я снова извинился, и он ушел досматривать сон.
Что ж, его скептицизм объясним. Я сам, помню, поднял как-то насмех
полярного летчика, который утверждал, будто над морем Лаптевых его самолет
чуть ли не полчаса был сопровождаем-ярко-желтым сплющенным шаром с
несколькими отверстиями, причем сплющенный менял направление с легкостью
солнечного зайчика.
Да, скептицизм объясним... Но эти тлеющие огоньки на причале? Как
поступить дальше?
Я давно убедился, что ощутимых результатов добиваешься только тогда,
когда поступаешь непредвиденно для окружающих, а порою и для себя самого.
Руководствуясь лишь интуицией - и ничем более.
И я решил спуститься к мертвой Сигоне.
7. Неназначенное свидание
- ЗОНА, КАК ВЫГЛЯДЕЛ БЫ Я, БУДУЧИ РАЗУМНЫМ ПОТОМКОМ ДИНОЗАВРА?
- ТЫ БЫЛ БЫ ВЫШЕ НА ДВЕ ГОЛОВЫ. НАМНОГО СИЛЬНЕЙ. КОЖА У ТЕБЯ БЫЛА БЫ
СПЛОШЬ ЗЕЛЕНАЯ. ИСКРЯЩИЕСЯ КРАСНЫЕ ГЛАЗА РАЗМЕРОМ С КУРИНОЕ ЯЙЦО. ЗРАЧКИ
КАК У КОШКИ - ПРОДОЛГОВАТЫЕ. АБСОЛЮТНО ГОЛЫЙ ОГРОМНЫЙ ЧЕРЕП БЕЗ УШЕЙ. РУКИ
И НОГИ - ТРЕХПАЛЫЕ.
- И ТЫ НЕ УЖАСНУЛАСЬ БЫ МОЕМУ ВИДУ? БУДЬ Я ДАЖЕ БЕГЕМОТООБРАЗНЫМ?
СТРЕКОЗОПОДОБНЫМ? ТРИТОНОВИДНЫМ?
- ИЛИ ЖИВЫМ СГУСТКОМ ВИХРЕЙ. СПИРАЛЬЮ СВЕТА, ВЗЫВАЮЩЕЙ К СОБРАТЬЯМ ИЗ
ДРУГИХ МИРОВ. РАЗУМНОЙ СУБСТАНЦИЕЙ, СВОБОДНО ПРОНИКАЮЩЕЙ СКВОЗЬ ВОЛОКНА
ПРОСТРАНСТВА И ВРЕМЕНИ.
- ОТВЕЧАЙ: НЕ УЖАСНУЛАСЬ БЫ?
- ЗЕМНАЯ ЛИ, ГАЛАКТИЧЕСКАЯ, ВСЕЛЕНСКАЯ - КРАСОТА ЕДИНА. ОНА РАЗЛИТА,
РАСПЛЕСКАНА ПО МИРОЗДАНЬЮ, КАК СВЕТ. ОНА САМО МИРОЗДАНЬЕ. ЕДИНСТВО
КРАСОТЫ, ЕЕ ВЕЧНОЕ ГАРМОНИЧНОЕ ЦВЕТЕНЬЕ - НЕЗЫБЛЕМЫЙ ЗАКОН. ПОТОМУ ЛЮБАЯ
ПОПЫТКА ПОСЯГНУТЬ НА КРАСОТУ, РАСШАТАТЬ ЕЕ УСТОИ ДОЛЖ НА БЫТЬ НАКАЗУЕМА.
От моста надо рвом спуск к морю оказался не таким уж и крутым, но
длинным: мощеная дорога изгибалась плавным серпантином. Зонты пиний
отбрасывали на обочину резкие изломанные тени. Говор моря все нарастал - и
вот оно раскрылось - мерцающее^ живое, катающее в своих ладонях прибрежную
гальку. Над Поющей горой светился, как глаз циклопа, кровавый фонарь.
Я двинулся на его свет. Взлобье холма Чивиты с зубчатой стеной занимало
полнеба. Когда нависшая надо мною громада завернула к северу и обнажился
простор небес, я увидел перед собою другую стену - из колючей проволоки, с
бетонными сдвоенными столбами опор.
Ближе к морю на таких же бетонных столбах был укреплен квадратный щит.
Подойдя к щиту, я прочел светящиеся буквы:
ВНИМАНИЕ! ЗЕМЛЯ СИГОНЫ ЗАРАЖЕНА И ОПАСНА. ПРОНИКНОВЕНИЕ ЗА БАРЬЕР, А
ТАКЖЕ ВЫСАДКА С МОРЯ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕНЫ. ОСНОВАНИЕ - ЗАКОН 19/37.
Луна вспыхивала на колючих остриях проволочного барьера. Тысячелетия
равнодушная Диана обращает свой загадочный взор и на резвящихся в море
дельфинов, и на сжигаемые захватчиками древние города, и на языческие
купальские игрища, и на заграждения концентрационных лагерей.
Стена оказалась двойная: стальные ряды разделяло около метра.
Невероятно, но мне почудилась там, за барьером, согбенная фигура.
Человеческая. Казалось, неизвестный смельчак или безумец что-то потерял,
ну, скажем, мелочь из кошелька, и теперь шарит взглядом в траве,
наклоняется к каждому камешку, сверкнувшему под луною.
До рези в глазах вглядывался я сквозь проволочное сплетение, туда, где
медленно приближающаяся фигура обретала черты женщины.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг