Да что я говорю: познакомиться. Хотя бы рассмотреть меня. Не червяка,
не букашку несчастную, не мерзкую рептилию - меня, самое разумное существо
во всей Вселенной, как пишет в своих статьях Тимчик. Я была для них как
камень, как струйка дождя, как колючка шипиги - без-раз-лич-на!
- И вы мне безразличны, угольные скафандры, - шепотом сказала я. - Мне
все равно, как вы оказались со своим кристаллом в скале. Мне все равно,
обитаете вы внутри Земли, как кроты, или пожаловали к нам из небесной
преисподней. Можете туда и убираться, я вас не держу.
Меня одолевал волчий аппетит. Я растянула палатку, вскрыла тушенку,
честно отмерила полбанки и проглотила с хлебом, почти не жуя. А запила
водою из лужицы возле рюкзака.
Все так же сеялся дождь, брели по ущелью тучи, ревела внизу
раздувающаяся, подпертая рухнувшей скалой река, и все так же кувыркались
возле своей граммофонной трубы скафандрики - так я решила их окрестить.
Иногда они появлялись, держа в лапах то несколько спиралей, то серебристые
трезубцы с рукоятками в виде цифры 8, то связку шаров, внутри которых
плавали другие шары, тоже заполненные шарами, в шарах-то вообще бог весть
что, - преимущественно черного цвета.
Так наступил вечер. Стемнело. Я промокла до нитки, но палатка изнутри
оказалась сухой, спальный мешок тоже. Я доела тушенку, сняла мокрую
одежду, но уснуть никак не могла. Хотела бы я посмотреть на того, кто смог
бы уснуть в моей ситуации!
Допустим, вы инопланетяне, рассуждала я. Допустим, у вас сверхважная
работа, например, попали в катастрофу и теперь спешно ремонтируете свой
корабль, если кристалл и есть ваш корабль. Но ведь корабль могут соорудить
лишь высокоразумные существа. Так отчего же вы, братья по разуму, не
поможете попавшему в беду представителю рода человеческого? К тому же
женщине, притом молодой. Чего вам стоит перенести ее на другую сторону
ущелья? Вам, свободным от уз тяготения земного? Опасаетесь последствий
контакта? Или, как в рассказе Рэя Брэдбери (которого, к сожалению,
недолюбливает Тимчик за то, что тот якобы мистик), мы с вами из
несовместимых миров, и наши руки пройдут одна сквозь другую, как две живые
тени? Но ведь я трогала ваш кристалл, я чувствовала его упругость, если не
его самого, то хотя бы преграды, его стерегущей...
Разбудило меня сияние солнца, сопровождаемое раскатами грома. Было
жарко, как в полдень на пляже. Часы показывали половину третьего. Быть не
может, чтобы я проспала чуть ли не целые сутки, подумала я, выглядывая из
палатки.
Я ошиблась. Стояла глубокая ночь. Но над их кристаллом, над моим
карнизом переливался великаний купол, как бы сотканный из солнечных лучей.
Я даже видела, как бисеринки дождя соскальзывают по краям золотого сияния,
но сквозь купол они не проникали.
Над ночным Тянь-Шанем плескались потоки дождя, молнии перепахивали
небо, бормотал гром, а у слияния ручья с Белокаменной взошло маленькое
солнце и быстро высушило досуха палатку, штормовку и даже ботинки той, что
случайно оказалась под его лучами.
Мой кристалл переменил свой цвет. Теперь он стал
фосфоресцирующе-серебристым, а плавно изгибающийся торец был вообще
прозрачный, и там, внутри, сквозь радужную перегородку просматривались
ветви, листья, лепестки, бутоны неведомых мне растений. Они переплелись
так тесно, что казались единым цветущим организмом. Не было верха и низа,
не было отдельно пола, стен, потолков - по всем стенам клубились волны
многоцветных крон. Странность состояла в том, что по мере удаления в глубь
кристалла они становились все выше, все круче, как бы предвещая просторы
без края и конца...
Я чуть не вскрикнула от удивления: это был мой волшебный сад, но в
чем-то (или чем-то) неузнаваемо преображенный.
Три моих скафандрика (они тоже стали серебристыми) летали над
соцветьями, манипулируя своими шарами в шарах, трезубцами и спиралями.
Таясь, как зверек, обдирая лицо, коленки, руки о колючки шипиги, я
подползла поближе. Они что-то делали со своим сладостно дремлющим садом,
но что именно, понять мне было, видимо, не дано.
Там, где в космических глубинах кристалла смыкались буйные кроны,
мерцал сумеречный овал. "Как кружащиеся по своду земному созвездья
охраняют покой Полярной звезды, так и кроны стерегут подобие зеркала", -
подумала я и сама удивилась прихотливости моей, но и как бы не моей мысли.
В зеркале проглядывались сгустки туманностей, завихрения диковинных миров,
двойные, тройные звезды, роящиеся планеты, спиральные рукава. Среди этих
песчинок вселенского хаоса плавно перемещались серебряные вихри, чем-то
похожие на те, что восстают в пустыне Бек-Пакдала (где мы были на
практике), предвещая смертоносный самум...
"Чудесный этот сад - двигатель корабля-вихря, - как в озаренье,
подумала я.-Почему-то он у них разладился, и они его чинят. Жаль, что я
ничем не смогу им помочь".
До сих пор для меня загадка, как мне приходили в голову все те странные
мысли, когда я, залитая среди ночи лучами солнца, пряталась в траве, хотя
прятаться было не от кого.
Помню, вслед за догадкой о саде-двигателе я начала размышлять, зачем к
осени уплотняется среда земной биомассы, перед тем как смениться зимней
пустотой. Зачем наливаются соком яблоки, тучнеют нивы, тяжелеют плоды? А
что, если эта ежегодная пульсация растительных веществ - залог движения
земного времени? - подумалось мне.
И сразу Земля представилась живым зерном в роднике вселенского бытия.
Я думала о высоте небесной, глубине земной, широте и беспредельности
мирозданья.
И мирозданье раскрылось мне вдруг, как цветок, колышущийся среди
солнечных дуновений.
И как в теле человеческом, во Вселенной все было связано со всем, все
отражалось в другом, и другое в себе отражало все предметы, явления,
вещества, времена...
И небеса были частью меня, и я - небесами.
Кристалл был посланец непредставимо красивого мира, но почему-то сама
мысль о соприкосновении наших двух миров показалась мне таинственно
страшной и непостижимой...
Не помню, сколько я пролежала в шипиге, но это были лучшие мгновения в
моей жизни.
Пока снопы солнца не погасли и не хлынул вслед за тем дождь.
Я проснулась поздно. Ломило голову, особенно в висках. Дождь барабанил
по стенам палатки. Я ощупала рюкзак, штормовку, ботинки. Все сухо. Значит,
то ночное солнечное видение было наяву.
В черном кристалле глазок открывался и закрывался: садовники работали.
После обеда, не дождавшись верительных грамот, я уже твердо решила:
если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. В конце концов
откуда скафандрикам знать, что я существо разумное. Я должна им это
доказать.
Я улучила момент, когда глазок начал расширяться, и с бьющимся сердцем
подбежала к торцу.
- Приветствую вас, звездные братья! - завопила я вылетевшему
скафандрику и поманила его к себе рукой: - Спасите меня, пожалуйста!
Никакого внимания. Он прошествовал, покачиваясь, по воздуху и
растворился в скале как привидение.
"Ну нет, просто так я не отступлю, господа-товарищи звездные садоводы.
Я вам не птичка с подбитым крылом, - вдруг озлобилась я. - Мои предки
написали "Слово о полку Игореве", "Тараса Бульбу", "Тихий Дон", "Мастера и
Маргариту". Они живой плотиною встали на пути кочевых разбойничьих орд с
Востока и некочевых монстров с Запада. Мои предки не истребляли народы,
продвигаясь к Великой Воде, как это делали ваши Писарро и Кортесы в Южной
Америке. Мои предки знали истинную цену дружественным контактам, о чем
можно судить хотя бы по их древней пословице:
"Неправдою весь свет пройдешь, да назад не вернешься".
Я вернулась в палатку, вырвала из блокнота несколько листков и
нацарапала карандашом: на одном - модель солнечной системы, жаль, что не
все планеты вспомнила; на другом - теорему Пифагора - треугольник с тремя
квадратами на сторонах, как учили в школе, и модель атомного ядра (я
перерисовала по памяти ее изображение с транспаранта над воротами
республиканской выставки достижений народного хозяйства); на третьем -
ракету и в ней маленького человечка (поразмышляв, точно такую же ракету я
изобразила на первом листке - летящей с Земли на Луну).
На четвертом листке еле улеглись два земных полушария. Материки я
нарисовала приблизительно, только Австралия и Африка получились сносно. Но
зато уж я не пожалела дефицитной импортной пасты для подкрашивания век и
всю планету испещрила голубыми огоньками. "Получайте обратно ваш
насильственный сон на тему атомных бомб! Попробуйте только не понять, что
к чему, - бормотала я. - Разнесу альпенштоком в клочья и расчудесный ваш
сад, и вас самих заодно, бесчувственные истуканы!"
Оставшийся листок целиком вместил русскую пословицу, написанную мною
латинскими буквами (боюсь, что с ошибками):
NEPRAVDOJ VES SVET PROJDOSH DA NAZAD NE VERNESHSJA!
Захотят - поймут!
Вот так, с альпенштоком и кипою листов, грязная, голодная, но полная
решимости наладить проклятый контакт, я предстала перед торцом. Первого же
скафандрика, поскольку он, конечно же, не соизволил удостоить меня
вниманием, я больно тюкнула по ножище.
И ведь подействовало! Он перевернулся вверх тормашками, приспустился на
уровень моей головы, застыл в воздухе, чуть раскачиваясь. Было
страшновато, но я приложила листки прямо к черной его головище, поскольку
рука его плавала метрах в двух надо мною.
Странное явление: листки точно провалились в его шлем.
Их просто не стало. Он сразу скрылся в глазке, и около часа скафандрики
не появлялись вообще.
Наконец один показался, не знаю уж, который из них, подплыл к палатке,
где я ждала результатов смелого своего опыта. В лапе у него была зажата
лопатка вроде тех, чем пирожное подают, размером, понятное дело, метра
три, не меньше. Лопаткой этой начал он осторожно подталкивать меня в
сторону кристалла.
- Нечего меня пихать своей железякой, красавец скафандр, - сказала я
ему. - Сама пойду к месту переговоров. А коли умела б, как ваша милость,
бултыхаться в воздухе, то и полетела б хоть на метле.
Но, как выяснилось, толкал он меня не к кристаллу, а к краю пропасти...
- Думай что ты творишь, звездный зверюга! - кричала я. - Я не могу
порхать, как ты! Разобьюсь! А тебе за меня отомстят!
Все же я сумела увильнуть, рванула дикими прыжками по шипиге и
спряталась в палатку.
Но это меня не спасло. Видно, они единогласно вознамерились меня
погубить, не знаю уж за какие грехи.
Палатка оказалась в воздухе вместе с колышками.
Скафандр опять погнал меня, как скотину безмозглую, к краю карниза. Я
попробовала объяснить жестами, что, в общем-то, я не против оказаться на
той стороне, но что пропасть для меня неодолима, что нужен канат, мост,
все, что угодно, иначе тело мое найдут на острых каменьях внизу,
растерзанное хищниками.
Пока я на пальцах пыталась что-то объяснить, он ловко поддел меня своей
черной лопатой, приподнял над карнизом, пронес над боярышником и метрах в
трех от края пропасти - в воздухе над пропастью! - начал наклонять лопату
все круче. И вот я с лопаты соскальзываю...
- Будьте вы прокляты, мрачные пришельцы! - успела прокричать я перед
смертью. - Будьте трижды прокляты!
Но в пропасть я не упала. Я соскользнула на что-то упругое, невидимое,
чуть дрожащее подо мною.
Помню странное ощущение, нет, не страха. То было сознание собственного
унижения, как если бы я внезапно оказалась обнаженной на ученом совете,
среди ласково улыбающихся старцев и пунцовых от негодования дам.
Я примерилась было вцепиться хотя бы в ту же гнусную лопату, но изувер
отплыл от меня и спокойно наслаждался моим несмываемым позором.
Стыдно признаваться даже самой себе, но тут я опустилась на четвереньки
и, как собачонка, да, как затравленная собачонка, поползла, поковыляла, но
не туда, к спасению, а сюда, обратно, ведь карниз-то был вот он, рядом.
Одной рукой я нащупывала эту подрагивающую подо мною штуку, а сама
старалась не смотреть вниз, где шевелился туман.
Но он вернул меня. Лопата, как черная стена, встала передо мной и
отодвинула меня от карниза. Я повернулась, заплакала и поползла.
- Ползи, карабкайся, говорящая собачонка, - бормотала я.-Сейчас они
выключат это, чтобы позабавиться, как ты рухнешь в пропасть, вон туда, где
ревет и перехлестывает через запруду Тас-Аксу. Пусть ревет и
перехлестывает. Она сметет завал и сразу вниз, в долину, покатится грозный
сель, - грязь, смешанная с камнями и стволами деревьев. Ну и ладно. Пусть
тело мое поглотит грозный сель. Чтоб и костей не осталось.
То, по чему я ползла подобно букашке, было на ощупь чуть шершавым, как
плексиглас. И немного вогнутым с боков, как если бы я находилась в
невидимой большой трубе. Чудилось, что от него исходит розоватое сиянье.
До противоположного склона ущелья ползти оставалось еще порядочно.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг