Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
   Ползти? А почему, собственно, я, Валерия Марченко, должна ползти
чьей-то потехи ради? Кто дал мне право, мне, представительнице земной
цивилизации, так унижаться неизвестно перед кем, из бог весть каких
захолустий вселенских? А может, это беглые каторжники из созвездия Гончих
Псов? Как и зачем очутились они со своей черной колымагой внутри скалы? От
кого они там прячутся? Почему не показывают своих лиц, если у них вообще
есть лица! Почему столь бесцеремонно прогнали меня, заполучив кое-какую
информацию на пяти страницах блокнота?
 
   Я поднялась и маленькими шагами, хотя и неуверенно, пошла по воздуху.
Сердце билось так сильно, что от его ударов (так мне казалось) и
содрогалась невидимая дорожка, по которой я уже шла. Да, шла! А вы уж
поступайте со мною как заблагорассудится, ползучие космические гады!
 
   Последние метры были самые тяжелые. Каждый миг я ожидала, что сейчас
вот, именно сейчас, пыточных дел мастера меня и прикончат.
 
   Но ничего не случилось. Там, где еле угадываемое розоватое марево
упиралось, как в клемму, в обнаженную скалу, я соскочила в шипигу,
бросилась бежать вверх по склону, пока не вскарабкалась на знакомую
туристскую тропу. Я упала вниз лицом на мокрую траву и нарыдалась вволю.
 
   Когда я пришла в себя и подняла голову, то увидела перед собой своего
черномазого избавителя с лопатой.
   На ней лежали палатка и все прочее. Вися наискось в воздухе (полноги
утопало в земле), он наклонил лопату - вещи соскользнули ко мне.
   Я поднялась и сказала:
 
   - От всей души благодарю вас за спасение, звездные кавалеры. Не знаю
даже, чем отблагодарить. А ведь долг платежом красен.
 
   Лопатоносец безмолвствовал.
 
   Я заметила рядом, у орехового куста, мокрый красивый цветок, у нас их
называют фазаньими хвостами.
   Я сорвала его под корень, положила на лопату. Помню, цветок притянуло
как магнитом.
 
   - Нюхайте на здоровье этот желто-красный цветок и не поминайте лихом,
загадочные садостроители, - сказала я. - Понимаю, что вы при всем желании
не смогли бы вручить мне ваших цветов - ведь любой из них размером с наше
дерево. Под него нужен не кувшин, а целая цистерна. Зато фазаний хвост
вполне уместится в вашем наперстке. И надеюсь, украсит ваш потешный сад.
До следующей встречи! Хотелось бы на прощанье услышать звездную мелодию из
вашей граммофонной трубы. Явите великую милость, сыграйте!
 
   Дождь совсем перестал. Я смотрела в сторону карниза, куда теперь летел
над пропастью награжденный цветком мой спаситель. И вдруг поняла, на что
похож тускло-черный, расширяющийся к торцу кристалл.
   На смерч. На вихрь. На столбовой ветроворот, как их называли в старые
времена. Правда, большая часть смерча - в этом я была, непонятно почему,
уверена - покоилась в скале, но, подобно тому, как по обрывку фотографии
(а мне случалось их рвать!) узнаешь любимое лицо, так и я сразу распознала
лик смерча.
 
   Как же мне хотелось пить! Я слизывала капли с блестевших ореховых
листьев, ощущая, как в меня вливается жизнь.
 
   Тут раздался грохот, как при сходе лавины. "Ничего себе мелодийка
звездная", - улыбнулась я сама себе.
   Черный смерч исчез, будто его и не было. Вместе с карнизом. На том
месте рушились глыбы. В центре скалы зазияло огромное отверстие.
 
   Когда грохот двинулся вниз по ущелью, я поняла:
   Белокаменная разорвала свои цепи.
 
   Через день я была в Городе..."
 
 
                            5. Подпирающие небо 
 
   Мы шли правым берегом Тас-Аксу. Склоны ущелья - метров на тридцать
вверх - были ободраны, искорежены, будто вспаханы мотыгами исполинов. Ни
деревьев, ни кустарника, лишь кое-где зелеными заплатами пробивалась
молодая трава да валялись изуродованные стволы елей с начисто содранной
корой. Приходилось огибать камни величиной со стог сена - их приволок
сель. Житель равнин никогда бы не поверил, что говорливая безобидная река
может натворить такое.
   Но я-то еще мальчишкой видел в краеведческом музее желтые фотокарточки
начала века, где Город был за несколько минут сметен с лица земного такой
же разбушевавшейся речушкой. Не пострадал лишь деревянный многоглавый
собор, возведенный без единого гвоздя гениальным строителем Зенковым. В
этом-то разноцветном узорчатом храме, похожем на Василия Блаженного, и
размещался музей, когда я был мальчишкой.
 
   Всю неделю после приезда раздумывал я над Леркиной красной тетрадью.
Что-то тревожило меня в этих кое-где тщательно зачеркнутых строчках,
наспех набросанных ее пляшущим почерком. До конца я так и не смог
определить свое отношение к ее сумбурной исповеди. Я слишком хорошо знал
Лерку, чтобы задаваться вопросом: верить или не верить. Даже если она
предложила игру, то одну из тех игр, что реальнее самой жизни. Беспокоило
что-то другое...
 
   "Допустим, путешественники по Пространству или по Времени сбились с
пути, - размышлял я. - Оказаться они могут где угодно, об этом размышлял
еще русский философ Федоров, учитель Циолковского. Действительно, при
пространственно-временном переходе всегда есть риск очутиться хоть в жерле
извергающегося вулкана. Они оказались в скале. Допустим, земля и воздух
для них в равной степени чужеродны, причем не существует даже границ
перехода от твердого к газообразному, поскольку их собственная среда
обитания совершенно другая. Отсюда скафандры. Далее. При всей
парадоксальности Леркиной мысли, что сад в кристалловидном корабле-вихре
представляет собою единый живой организм-двигатель, я готов был
согласиться и с этим, хотя смутно себе представлял механику подобного
движения. Но как бы они ни двигались, в какой бы среде ни обитали, почему
эти, несомненно, высокоорганизованные создания не пожелали объясниться?"
 
   Да, вот это-то меня и тревожило: почему они не захотели вступить в
контакт? Неужели мы такие уж примитивные твари...
 
   "А лунные ратники, - вспомнил я. - Разве их не считают примитивными?
Туземцы, дикари, погрязшие в суевериях, - это слова самого мэра, выходца
из их же племени. А ведь не кто другой, как мэр рассказывал, что в ветхом
дворце вождя на большой каменной стене выдолблен календарь, где помещены
все солнечные и лунные затмения за несколько прошедших тысячелетий и еще
на тысячу лет вперед. Что по этому календарю высчитывается ход всех планет
солнечной системы, включая, например, Нептун, открытый человечеством лишь
в прошлом веке. Что жрец накануне прилета Лунной Девы катает по
деревянному блюду медный шар с изображением лунных морей, в том числе и
тех, что на обратной стороне Луны. Что их кладбище охраняют с незапамятных
времен каменные идолы с глазами и пупками из магнитного железа - возможно,
тайна магнита была здесь проведана задолго до китайцев. Кому интересны их
предания о многотрудных перелетах среди звезд в крылатых сосудах,
начиненных ртутью и неведомым "жидким магнитом"? Кто заинтересуется тем,
что они вообще не болеют раком? Кто вступит, наконец, с ними в контакт? С
ними, с нашими земными братьями, не унесенными галактическими вихрями в
забвенье вечных звездных снегов? Почему они нам неинтересны?"
   В ущелье заползали сумерки.
 
   - Поднажмем, восседающие в колесницах, - сказала Лерка. - Ты, Тимчик,
смотрю, совсем из сил выбился, это тебе не статейки ловко стряпать. Но
ничего, вон за тем поворотом надо перебраться через реку, взять еще один
подъемчик - и мы у цели. Утром оттуда любоваться ущельем - ничего
сладостней не придумаешь.
 
   - Все в мире сладости уже слизнули до нас другие, - буркнул Тимчик.
 
   Подъем мы одолели около девяти. Было уже. темно.
   Мы наломали сухого хвороста, развели костер. Пока Лерка готовила ужин,
мы с Тимчиком поставили их палатку под огромной елью, а свою я разбил
метрах в тридцати, в кустах орешника.
 
   Перед тем как вернуться к костру, я все же натянул свитер: вдоль ущелья
поддувал довольно прохладный ветер. Звезды висели низко. Невидимая,
перекатывала внизу камни река.
 
   - А что, братья по разуму, спрыснем коньячком завершенье паломничества
ко святым местам, - задребезжал привычно Андрогин и уже отворачивал,
отворачивал крышку. -До дыры инопланетной отсюда небось рукой подать, а,
женушка? Ежели рука длиною метров триста с хвостиком, да?
 
   - Напрямую здесь втрое меньше. Мы по правую сторону ущелья, а карниз
был на левой. Солнце взойдет - я тебя разбужу, засоня, и сам все увидишь,
- отвечала Лерка. Я позавидовал ее спокойствию.
 
   - Покуда солнце взойдет, роса очп выест. Слыхала такое,
богиня-филологиня? Я тоже поднатаскан в пословицах, обожаю плоды народной
мудрости. И поступлю мудро, отметив себе двойную дозу пятизвездочного. Нет
возражений? Принято единогласно. Устал я сегодня зверски. Отвык
передвигаться на своих двоих. То ли дело автомобильчик!
 
   Он опрокинул почти полный стакан, начал торопливо жевать мясо, но и
жуя, не переставал балабонить. Слова вылетали из-под ег о чудовищных усов,
как пена изпод водометного катера.
 
   - В другой раз, глубокочтимый месье Таланов, пожалуйста, к нам на
"Серебристом песце". Будем по горам ездить и охотиться на круторогих
баранов. По горам, по долам ходит шуба да кафтан. Муж с женой бранятся, да
под одну шубу спать ложатся. Завтра высеку эту мудрость на скале.
Латинскими буквами.
 
   Примерно через полчаса, после третьего тоста (он пил здоровье
прекрасных дам), Тимчик был готов. Хотя и не верилось, что настолько,
чтобы ползти к палатке, приговаривая: "Кто утром на четырех, днем на двух,
вечером на трех..."
 
   Прежде чем влезть в палатку, он повернул к нам голову и проговорил
достаточно внятно:
 
   - Я усну, а вы тут немного поразвлекайтесь... гм...
   разговорами. Словопрениями, так сказать. Но глядите, не угодите в
пропасть, не то придется обоих спасать, однокласснички.
 
   Уже через минуту тишина огласилась блаженным Тимчиковым храпением.
 
   Мы молчали долго. В костре сгорали и рушились фантастические строения.
Я подбросил охапку ветвей.
 
   - Не обращай, пожалуйста, на него внимания.
   И не злись на него, - сказала наконец Лерка. - Он любит поговорить,
быть в центре любых событий.
 
   - Он много чего любит, - сказал я.
 
   - Прежде всего он любит меня. Без памяти. Как никто никогда меня не
любил. Никто и никогда, - сказала твердо она.
 
   - Никто и никогда, - согласился я. - Кроме того, он человек слова. Он
сдержит обещание, чего бы это ему ни стоило. Благоговею перед теми, кто не
нарушает обещаний.
 
   - А я жалею тех, кто, заполучив обещание, ни с того ни с сего бросает
свой дом, институт, друзей детства и, ослепленный ревностью, исчезает на
целых два года. Так что ни слуху ни духу. А потом вдруг возвращается к
своему любимому деревцу в надежде, что не сломана ни единая веточка, -
сказала она и закрыла глаза.
 
   - Таких мерзавцев нечего жалеть, - сказал я. - Завидя такого субъекта,
даже если он не один, а в окружении друзей, надо влепить ему пощечину,
вцепиться в волосы, обозвать позаковыристей и сразу же умчаться на
попутном грузовике. Кое-какие словечки полезно кричать уже из кабины
грузовика. Чтоб слышала вся округа.
 
   - Ладно, Таланов, не будем ворошить веток. Голова немного кружится.
Давай выпьем еще вот постолечку.- Она показала ноготь мизинца. - Ты
знаешь, я пью дватри раза в году.
 
   - Я тоже этой привычке не изменил, - сказал я с ударением на последние
два слова. Мы тихо содвинули стаканы. Лерка сказала:
 
   - Во всем есть сокровенный смысл, даже в горестях.
   Вот шла я сегодня и думала. Я думала: в сказке для двоих с хорошим
концом ты не увидел бы лунных ратников, а я - волшебный летучий сад. Жаль,
что ты выбросил склянку с отваром... того цветка, о котором ты
рассказывал...
 
   - Гравейроса.
 
   - С отваром гравейроса. Дело не в вещественных доказательствах, здесь
Тимчика подводит его рациональность, да, он голый рационалист, это его
недостаток.
 
   Я хотела бы глотнуть твоего снадобья, чтобы во сне увидеть Лунную Деву.
 
   Я сходил в свою палатку, принес ей сосудик из обожженной глины и
положил на протянутые ладони.
 
   - Дарю навеки, Лунная Дева, - сказал я. - Хотя ты и без гравейроса
прошла над пропастью.
 
   Она поднесла ладони к костру, долго разглядывала подарок. Вытянула
пробку, лизнула ее, зажмурилась, замотала головой.
 
   И опять мы надолго замолкли.
 
   - Пропасть... пропасть... - в задумчивости повторила Лерка. - Помнишь
то место, где они кажутся мне посланцами непредставимо красивого мира, но
мысль о соприкосновении таинственно страшна и непостижима? Той ночью у
меня в сознании выплыла не помню где читанная фраза: "Между нами и вами
утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не
могут, также и оттуда к нам не переходят..."
   Что ты думаешь о красной тетрадке? Допускаешь, что я все придумала, от
начала до конца? По неумелости не связав концы с концами?
 
   Я объяснил, как мог, все, что думал на сей счет. Кажется, ей пришлась
по душе мысль, что для них не существует наших пространственных условий.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг